Оценить:
 Рейтинг: 0

Отдел расследований. Фрагменты политической истории 1990-2020-х годов

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Недели не проходит, чтобы из Дагестана не поступали сообщения о практически военных действиях. То выжгут танками и пулеметами квартиру, в которой скрывается очередной «эмир» очередного «джамаата», то взорвут машину с милицейским чином, то обстреляют воинскую колонну, то после выстрелов ОМОНа при разгоне митинга есть убитые и раненые. Вот список деяний одной банды – Расула Макашарипова. За два года убиты 44 ее члена, арестованы 20, еще на 18 дела уже переданы в суд, 15 объявлены в розыск. Банда обвиняется в убийстве 27 работников правоохранительных органов, 12 военнослужащих и 9 гражданских лиц, ею ранены 68 работников правоохранительной системы, 45 военнослужащих и 28 гражданских лиц. Для небольшой республики на южном фланге Северного Кавказа с населением около 2,5 миллионов человек цифры немаленькие.

И это статистика только одной банды, доказанно относящейся к исламскому экстремизму. А есть еще и криминальные разборки, маленькие, но регулярные бытовые межнациональные конфликты, есть стрельба по политикам, в том числе и оппозиционным, есть борьба за власть и наиболее жирные куски в общем-то бедной экономики Дагестана…

Десять лет назад я разговаривал с тогдашним вице-премьером российского правительства, который знал республику не понаслышке. Он видел опасность повторения Чечни в Дагестане, если федеральное правительство не возьмется за укрепление государственной структуры республики. Тогда она напоминало сложную систему сдержек и противовесов, закрепленных конституционно дозированием власти по национальным квотам. Что продолжало известную бытовую схему при любых конфликтах: «Наших бьют!» А кроме того, схема Госсовета и выборов по квотам предполагала отделение власти реальной от власти маскировочной, в конечном итоге – манипулирование законом.

Несколько месяцев назад, в феврале 2006 года в Махачкале сменился руководитель, по новой общероссийской схеме президентом избран бывший многолетний председатель парламента Муху Алиев, предложенный Кремлем (а новым председателем парламента стал сын бывшего президента Магомед-Салам Магомедов). Для этого заранее отменили норму республиканского закона, запрещавшую руководить людям пенсионного возраста. И все равно, многие нынешние махачкалинские собеседники и сегодня повторяют: «Дагестан – вторая Чечня».

Давайте говорить друг другу аргументы

Один только прокурор республики Имам Яралиев считает, что по большому счету положение в Дагестане не существенно отличается от положения в России в целом. И в русских областях стреляют каждый день, не говоря уже о Москве или Питере. Он не находит обязательной связи между разнородными конфликтами, не думает, что ваххабитское подполье, криминал и рвущиеся к власти представители могущественных кланов как-то координируют свои действия. Вспоминая слова Путина о терроризме, сказанные сразу после Беслана, считает, что против России идет война и терроризм питается из-за рубежа. А Дагестан просто находится на границе, и здесь желающим разрушить российское государство помогают национальная чересполосица и бедность дотационного региона.

– Войны кланов, повальная коррупция – это журналистские штампы, – убеждает Имам Музамединович. – За каждым терактом стоит конкретная иностранная валюта. А те российские защитники, которые больше внимания уделяют не потерпевшим, а задержанным, объективно работают на внешнего врага. Стоит арестовать террориста – на третий день из Нальчика, из резиденции Международного Красного Креста поступает запрос: а какие условия его содержания? Почему-то когда мы простых уголовников задерживаем, никто не спешит поинтересоваться, а здесь – мгновенная реакция.

Спорить не будем, прокурору, который на своем посту находится дольше всех нынешних руководителей республики и известен тем, что никогда не вмешивается в политику, виднее. Будем спрашивать. Почему при каждом задержании разгораются бои с применением техники? Ведь могут погибнуть и мирные люди, рушатся их дома, пропадает имущество?

– Это – война, я же говорю. Во время Великой Отечественной тоже много жертв было.

Ну да, «малой кровью на чужой территории…» Вот что пишет независимая дагестанская газета «Черновик», печатающаяся в Пятигорске только благодаря заступничеству полпреда Дмитрия Козака и запрещенная к продаже в Дагестане. Речь идет о недавней операции в Хасавюрте:

«В результате интенсивной стрельбы в доме начался пожар. Деревянные перекрытия и стены старого здания почти сразу объяты пламенем. У жилого дома полностью обрушилась стена. Сгорели несколько квартир и ресторан «Викинг», расположенный на первом этаже… Прошедшая спецоперация стала второй, проведенной силовыми структурами за прошедшую неделю. Результаты обеих в принципе одинаковы: много раненых со стороны милиции, двое боевиков убиты, сожжённые дома и потерянное имущество простых граждан. Правда, после первой президент Муху Алиев отчитал правоохранительный блок республики за «некачественно» проведенную спецоперацию…

Как передает газета «Коммерсант», жители уцелевших квартир говорят, что их жилища подверглись нападкам мародеров, есть информация о пропаже денег и драгоценностей в порушенном здании. В мародерстве обвиняют участвовавших в штурме дома милиционеров, а именно бойцов мобильного отряда МВД России.

Для нас же остаются открытыми несколько вопросов не только по результатам прошедшей спецоперации, но и по многим другим ей подобным. Почему нашим силовикам легче уничтожить боевика «общеопасным способом», разрушая при этом целые дома, а иногда и подъезды с имуществом граждан? Почему нельзя попытаться изловить боевиков в тот момент, когда они не готовы оказывать ожесточенное сопротивление, как и должно, в принципе, делаться? По слухам, существует некий ведомственный документ МВД, щедро оплачивающий каждый боевой час. Известна даже сумма – 18 тысяч рублей/час. Кроме того, как говорят, отдельный бонус полагается за убитых боевиков. Возможно, это и объясняет желание силовиков непременно поиграть в «маленькую войну».

Могу прибавить собственные впечатления. ОМОНовский БТР с бойцами на броне, держащими автоматы наизготовку в потоке машин на одной из узких центральных улиц. Вооруженные пистолетами работники прокуратуры, милиции, ФСБ просто так, а не на спецзадание выходящие в город. Автомат на заднем сидении личной машины. Все это не похоже на остальную Россию.

Случайный попутчик рассказывает: «У нас мирные жители нормально живут, это силовикам трудно». Бандиты после Буйнакска, после Каспийска, где они взрывали мирные дома, поняли, что население их проклинает. И перешли на формы войны, близкие традиционным абрекам, – на охоту за силовиками. Отсюда и цифры «достижений» банды Макашарипова.

«Всего боевиков было не больше 150, сейчас осталось пару десятков», – убеждают меня. Это с парой десятков воюют тысячи силовиков? Или они вооружены не только против боевиков? Конечно, люди, каждый день воюющие у себя дома, озлоблены. Делится эмоциями один из оперативников, на чьем счету немало удачных операций, в том числе – задержание обвиняемых в буйнакском взрыве:

– Присяжные их оправдали, придравшись к мелочам! Если бы я встретил Жириновского, я бы ему морду набил – зачем тогда в Думе не задушил эту Мизулину! Ведь ее Уголовно-процессуальный кодекс не защищает потерпевшего, а защищает преступника: он и на адвоката имеет право, и на отвод присяжных. Скажет на суде, что я его подвешивал за некоторые части и оторвал их – его и пожалеют, не глядя, между прочим! У нас ведь чаще всего главное – свидетели, другие доказательства при терактах почти невозможны. А свидетель приходит в суд и смотрит на обвиняемого, как жаба на змею. И все отрицает, о чем говорил на следствии.

Но ведь если убрать «предохранители» УПК, отвечаю, тогда силовики смогут по заказу решать любые проблемы, в том числе – и проблему кому жить, а кому – нет. Почему, кстати, вы не ловите боевиков, как обычных уголовников?

– Потому что в таких операциях у меня обязательно гибли люди. Слишком хорошо подготовлены эти боевики, они всегда настороже.

Не понимаю! Сотни специалистов, годами имеющие в своем распоряжении спортзалы, профессионально занимающиеся боевыми искусствами, подготовлены, оказывается, так, что не могут без подствольников и огнеметов справиться с теми, кто, по идее, пошел «в лес», как говорят на Кавказе, потому что нищенствовал.

Откуда у силовиков берутся все новые противники, может быть, станет яснее, если подробно рассказать о недавней истории у самой южной точки России. История с огнестрельным разгоном митинга в Докузпаринском районе Дагестана стала известна чуть ли не всему миру. Попробуем разобраться, что ей предшествовало.

Самурские волны

26 апреля радио передало: накануне на границе с Азербайджаном, на берегу пограничной реки Самур, разогнан ранее разрешенный митинг противников местного главы администрации, протестовавших против коррупции. Разгонял «спецназ» силой огнестрельного оружия, пятеро погибших, пятеро раненых, десятки арестованных.

Как же так, зачем стрелять в мирных людей? Попробуем отмотать пленку времени назад, а заодно вглядимся в видеокадры самого митинга и его разгона. Для этого нам придется, вы уж извините, всмотреться в подробности провинциальной жизни маленького уголка на краю России с населением всего в 14 с половиной тысяч людей. Иначе трагедию, меряя по московским лекалам, не понять. Это не местечковые страсти – это жизнь рубежа России.

Десять лет назад район, упраздненный как территориальная единица при Сталине, был восстановлен. Пять лет им правит Керимхан Абасов, сначала избранный всенародно, набравший во втором туре 72 процента голосов против тогдашнего главы администрации, а в апреле прошлого года переизбранный по новым правилам – представительным органом. С апреля по август все было тихо, а потом начались протесты. Разных людей по разным поводам.

Кто-то вспомнил, что Абасов не ему помог стать депутатом Народного собрания республики, кто-то – что он не разрешает предгорный уголок карагачового леса раздербанить на участки под фазенды состоятельных горожан, кто-то претендовал на власть в муниципалитете родного села, а у Абасова была другая кандидатура. Тут выяснилось, что в районном архиве под селевыми потоками погибла документация за несколько лет, в том числе – о выплатах из бюджета.

Район дотационный, никаких богатств, кроме гор, самых высоких в Дагестане и потому притягательных для альпинизма, в них нет. Следовательно, распределение скудных земель и выплаты бюджетникам – единственная сфера деятельности его руководства, имеющая отношения к финансам. Для тех претендентов на лидерство, которые разъезжают на популярных в республике «Мерседесах», эти деньги интереса не представляют. Могут представлять интерес 62 километра сухопутной границы, особенно перевалы, но там уже строится погранзастава. Таможенного поста нет, он у автотрассы, ведущей из Азербайджана через соседний район.

Есть самое высокогорное в Европе село Куруш – выше четырех километров, там до сих пор одних избирателей живет около полутысячи. Есть еще священная гора Шалбуздаг высотой четыре с половиной километра, три восхождения на которую приравниваются к одному хаджу. Но делать деньги на туризме, альпинизме и пилигримах, идущих к святыне, в Дагестане не научились.

То есть борьба в районе идет не за явные экономические интересы, хотя остается возможность что-нибудь «крышевать», а за власть как таковую. В Дагестане люди гордые и власть ценят.

После первых попыток внеочередной смены районные власти перешли к ответным действиям и наконец прекратили добычу песка в неоформленном карьере на берегу моря, которую вели некоторые протестанты. Дело в том, что горный район имеет свой отселенческий поселок на берегу Каспия рядом с Дербентом. Оттуда два года руководство детской турбазы писало в природоохранную межрайонную прокуратуру, что рядом с базой ведется незаконная добыча песка, прокуратура повелевала милиции проверить, участковый писал в ответ, что все тихо. А тут за дело взялась районная прокуратура. За уголовное дело – о незаконном предпринимательстве и нарушении природоохранного законодательства. Райпрокурор Фируза Лагметова получила угрозы поджечь ее машину, дело теперь ведет прокуратура межрайонная.

В результате в октябре 2005 года состоялась попытка захвата здания райадминистрации. На многих машинах из Махачкалы и Дербента прибыли желающие свергнуть Абасова вместе с сочувствующими и потребовали от него уйти в отставку. Происходило примерно так, как в остальной России захватывают предприятия. И как ворвавшиеся привыкли захватывать автостоянки и заправки на хлебных местах у границы или прокалывать шины дальнобойщикам, когда те отказывались платить дань. А тут не получилось. Не помог и тогдашний митинг, перекрывший трассу.

Для Дагестана подобный метод борьбы за муниципальную власть не в диковинку. Только за последние месяцы были попытки захвата административных зданий в поселке Дубки, в Ногайском и Кумторкалинском районах. А до этого, если вспомнить, были попытки захватить и республиканские институты власти. Очевидно, они и дали надежду Басаеву на то, что его «освободительную армию» в Дагестане примут на ура.

Следовательно, нет у населения республики привычки надеяться на то, что исполнение законов может принести пользу. А у государства нет, кроме силы, рычагов для их исполнения, пусть и выборочного. Не оказалось их и у Керимхана Абасова. Пусть даже и он, и его оппоненты будут кристально чистыми людьми, но если им пришлось вступить в прямое столкновение – это значит, что они не могли решить свои споры путем законной процедуры. А были и обращения в суды, и в прокуратуру, и обещания личной аудиенции у Муху Алиева. Поэтому после первой пробы сил, когда Абасов не поддался на угрозы, должна была наступить следующая фаза. Более опасная, с привлечением большей толпы и большего внимания.

Фермопилы у священной горы Шалбуздаг

Братья Примовы, братья Канберовы, Буньям Аскеров, основные противники Абасова, не живут в Докузпаринском районе, зато сохранили в нем интересы и родственников, поэтому именно они вели в октябре переговоры в кабинете Абасова. Самое показательное, что все они имеют отношение к правоохранительным органам – или отец сорок лет был прокурором, или брат в МВД, или сам служил в линейном отделе на железной дороге. Или, на худой конец, судим. А внутри района их линию поддерживал Назимхикмет Гайбатов, который пытался стать главой села Каладжух, но никак не мог правильно соблюсти процедуру.

Гайбатов и стал распорядителем будущего митинга, о чем и записали в уведомлении, отправленном по почте 10 апреля. Оно было получено через неделю. В Лондоне дошло бы за два часа, а бескрайние просторы села Усухчай бороздило семь дней! В уведомлении сказано, что целью митинга является «выражение общественного недоверия главе муниципального образования «Докузпаринский район» Абасову К.С.» и что предполагается участие в нем 5 тысяч человек. То есть – почти всего взрослого населения района!

На это письменно Абасов ответил, что парк в райцентре Усухчай больше 500 человек не примет, а все упомянутые в уведомлении якобы противоправные деяния администрации уже разобраны вышестоящими комиссиями. И митинг потому не соответствует требованиям закона. А на совещание в администрацию, чтобы обговорить проведение митинга, как положено, никто не пришел. Собирала инициаторов районный прокурор Фируза Лагметова, говорила, что по фактам хищений дотаций на развитие овцеводства уже заведено 7 уголовных дел, но Абасов по ним не обвиняется.

Митинг все равно был неизбежен. Не помешала ему и драка с поножовщиной на свадьбе в соседнем Хивском районе, где живут в основном табасаранцы. Тамошние лезгины 19 апреля позвали на помощь, помчались 200-250 человек во главе с братьями Примовыми, с трудом милицейские наряды из трех районов навели порядок, арестовали 11 зачинщиков с двух сторон, Багадин Канберов – один из двух «генералов песчаных карьеров» – объявлен в розыск. Что не помешало Примовым и Фахретдину Канберову через несколько дней привезти своих людей и в Усухчай.

С утра было холодно, из трех сел, что расположены по дороге выше райцентра, спустились, если верить видеосъемке, около полутора сотен людей. Постояли в «парке» – пятачке у трассы, объявили, что пойдут в соседнее село Мискинджа, там есть клуб, который защитит от дождя. Мискинджа – за семь километров, там уж подавно речи не было о разрешении митинга, но им препятствовать не стали.

Перед въездом в Мискинджу дорогу окружают с одной стороны зеленые холмы садов, а с другой – высокий берег Самура. Именно на это место протестующие и высыпали камни и гравий из двух грузовиков, пригнанных заранее. Получается, митинг пришел к подготовленной необъездной баррикаде, которая перекрыла главную районную трассу Магарамкент–Рутул. Кстати, именно на этом месте в 1837 году состоялся бой с русскими войсками. А сейчас собралось около 450 человек, большинство – приехавшие по зову земляков или привезенные Канберовым члены группировки «Новое поколение». Приезжих на пленке можно сразу отличить по более богатой одежде.

Те, кто снимал митинг, пострадали первыми. Их забрасывали камнями, и не галькой, а увесистыми булыжниками. Лагметова вместе с милиционерами приехала, требовала разблокировать дорогу: несколько десятков машин, от легковушек до грузовиков два часа сигналили, разделенные баррикадой. Прокурора за ее призывы тоже предложили отправить в отставку.

К тому времени митинг уже вышел из-под контроля, ранили в ногу выстрелом из охотничьего ружья милиционера, организаторы не могли обуздать тех, кто, согревшись изнутри под дождем, осыпал камнями подошедший махачкалинский ОМОН. Пятьдесят бойцов на узкой полоске между холмами были отличной мишенью. Как персы в битве при Фермопилах – типической битве в ущелье.

Лагметова в это время звонила Гайбатову, который ушел с митинга, чтобы он вернулся и разблокировал дорогу, звонила (звонки зафиксированы) Ниязу Примову, он находился в машине, возвращался с митинга на работу. Работает он в Магарамкентском районе руководителем центра социальной защиты населения. Тех, кого он привел на митинг, защитить не сумел. Камни бросать они не перестали после его указаний (если они были), продолжили и после выстрелов в воздух. Тогда омоновцы стали стрелять по толпе. Специальными патронами, содержащими знаменитый газ «черемуха».

Пока что следствие подтверждает, что 11 милиционеров ранены в основном камнями, а участники митинга – патронами с «черемухой». Из трупа единственного погибшего (про пять – это погорячились информаторы) махачкалинца Мурада Нагметова извлечен именно такой патрон. Перед этим Нагметов бросал в лицо омоновцу булыжник размером с детскую голову. Пять человек ранены, несколько человек задержаны. Справки о побоях, нанесенных омоновцами,появились после 3 мая, спустя 8 дней, после приезда московских правозащитников. Справки-то платные, по 100 рублей, не у всех они легко найдутся, да и на дорогу деньги нужны…

Следователи республиканской прокуратуры ведут два уголовных дела: одно по хулиганским действиям, по применению насилия в отношении сотрудников милиции и посягательству на их жизнь, а также хранению и применению огнестрельного оружия. И второе – по факту убийства Нагметова. Собрали уже четыре тома, пока не все ясно, есть противоречия в показаниях, а инициаторы митинга, которые могли бы многое прояснить, скрываются.

«Короли» и капуста

Ну и кто будет виноват, если теперь некоторые из «пострадавших за справедливость» борцов с коррупцией уйдут «в лес»? Подстрекатели? Провокаторы? Отчаявшиеся добиться своего обиженные? Не надеющиеся на закон бедняки? Или власти, которые, не желая «допустить хаос» (слова Дмитрия Козака) и сохранить «стабильность» (любимое слово региональных властей, которым они всегда шантажируют Москву) не хотят учиться диалогу с подмандатным населением?

Оперативник, который жизнь кладет на борьбу с терроризмом, на вопрос о том, как улучшить положение в республике, хмуро пробросил: «Нельзя, чтобы должности покупали!» Об этом, кстати, год назад говорил в своем интервью «Известиям» Муху Алиев. Правда, сейчас он, став президентом, говорят, отказывается, утверждает, что откровений с цифрами стоимости той или иной должности не было. Система «откупов», несмотря на то, кто о ней говорит, приносит обществу и государству, с одной стороны, неэффективное управление, а с другой – безнадежность для тех, кто не в силах заплатить. Тогда пытаются заплатить силой.

Никакого исламского радикализма на митинге не было, люди кричали «ура!» (причем держали плакат «Политику Муху Алиева одобряем!», а не «Аллах акбар!», как это было бы на севере Дагестана, ближе к Чечне). Смешно говорить о ваххабизме на основании того, что некоторые из организаторов носят бороды. Скорее уж – о похожести на Маркса и Че Гевару, ведь в Дагестане КПРФ не теряет популярности. К тому же Мискинджа – шиитское село, вряд ли ваххабиты, сторонники самого сурового суннизма, постарались именно на его пороге устроить митинг.

Обвинения в пособничестве терроризму повышают градус борьбы, придают полубытовым разборкам статус антигосударственной деятельности. Что поднимает значимость обвиненных. Как в глазах региональных властей, которые по такому яркому поводу могут попросить полномочий и денег у Москвы, так и в глазах тех, кто может дать деньги на борьбу с властями.
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8