В дебрях Кара-Бумбы
Старик достал из стола карандаш, листок бумаги и сказал:
– А ну-ка, садись!
Я взял карандаш в кулак и нарисовал на листке забор.
– О, великолепный почерк! – обрадовался вдруг мой учитель-пенсионер и, надев на нос очки, прочитал: – Эне бене раба кунтер сунтер жаба. Правильно?
– Правильно! – ответил я и страшно удивился тому, что простой забор – это, оказывается, не забор, а наша считалочка.
Теперь я сразу решил свои успехи в чистописании использовать с толком. Я побежал к себе в комнату и стал писать заявление в детский сад.
Детский сад – это была моя мечта. Туда уже ходили мои товарищи и ели там морковные котлеты, а я дома такие вещи не едал. Но, оказывается, поступить в детский сад было не так-то легко. Мама сказала, что ей надо основательно похлопотать. И я решил ей помогать: становился лицом к стенке и бил в неё ладошами.
Вскоре мама сказала, что всё уже улажено и теперь только осталось написать заявление. И вот тут-то я понял, что ждать маму не стоит. Я нашёл красный карандаш, оторвал кусок газеты и пошёл в свой уголок. Там я помахал руками, поговорил сам с собой, как папа, а затем нарисовал на газете дом с трубой и дымом, витиеватую дорожку и себя, идущего по дорожке в детский сад.
Наутро я отправился в детский сад, который находился в нашем дворе, и дал директору прочесть моё заявление.
Так меня приняли в младшую группу.
Вечером старик Федосеич похлопал меня по плечу и ухмыльнулся:
– Молодчага, парень! Видал я твоё произведение, видал. Очень остроумное!..
С этого дня я, сидя над любым куском газеты или чистой бумаги, пытался «писать» обо всём. И как мы в детском саду играли в мяч, и как мы ходили на улицу, и как у моего приятеля Игоря на щеке вздулся флюс.
Когда мои рисованные рассказы попали к Федосеичу, он прочитал их внимательно, исправил ошибку (вместо одной закорючки поставил две), а затем сказал:
– Что же ты, пострелёнок, молчал? Говорил «продавцом буду», а сам куда метишь, а? – И он весело рассмеялся. – Только, чур, договоримся: когда вырастешь большой, обо мне первый рассказ, ладно?
…Я сдержал своё слово.
Когда я учился в четвёртом классе, дедушка умер у меня на глазах от разрыва сердца, и я, потрясённый, написал об этом. В рассказе, помнится, я предлагал, чтобы все люди вместе построили такому чудесному человеку, как дедушка, большой-большой памятник. И обязательно бы оживили дедушку. Он был очень и очень хороший человек!
Как утонул Гога
В городском пионерском лагере Гога Чулюкин всё время выхвалялся перед девочками: то спрыгнет с высокого каменного забора, то пробежит по улице в трусиках за поливальной машиной, то нарисует химическим карандашом морской якорь у себя на груди.
Над ним сначала все смеялись, а потом перестали.
Когда ребята купались в реке, Гога спас маленького Ромку Шпагина. Тот закричал: «Тону-у!» – и скрылся под волнами, а Гога вытащил его за волосы.
Про этот поступок совет отряда написал в «Пионерскую правду».
А потом Гога опять спас на реке семилетнего Димку. И все подумали: «Вот настоящий герой!»
Но вот в совет отряда пришёл маленький Вася Скворцов и сказал, что он сегодня тонуть не хочет, потому что мама ему запретила купаться. У него ухо болит.
– Как тонуть? – закричали ребята. – Для чего тонуть?
И тут они узнали, что это Гога Чулюкин подговорил его «тонуть». И Ромку он подговорил, и Димку. Вы, дескать, орите понарошку: «Тону-у!» – а я вас буду спасать. И мы будем героями.
Вот обманщик!
И ребята так постановили на совете отряда: Гоге – позор! Он – лжегерой! Нам таких пионеров не нужно!
И в «Пионерскую правду» было тут же послано опровержение.
«Счастливая» ручка
Утром перед школой Саша Чубиков бродил по дому сам не свой. Он хорошо подготовился к контрольной работе. Но вот ручка, та самая ручка, которой он всегда писал, пропала и, хоть караул кричи, никак не находилась.
Саша перевернул вверх дном всю комнату. Ему помогали в поиске и бабушка, и мама, и Стаська – младший брат, но всё было безрезультатно.
– Ясно, я сегодня засыплюсь! – жалобно говорил Саша, для чего-то заглядывая в банку с огурцами. – И это ты, Стаська, виноват будешь. Кто тебя просил моей ручкой крокодилов рисовать?
– А я знал, что она заколдованная? – хмуро отвечал Стасик. – Надо было раньше сказать.
– Не заколдованная, а счастливая! – поправил Саша. – Такую все ребята хотели бы иметь. Не успеваешь её вытащить, как она уже сама без ошибочки контрольную пишет и задачки решает.
Стасик наморщил лоб, видно собираясь о чём-то сообщить, но, передумав, только пошевелил губами.
Конечно, это он во всём был виноват. Вчера вечером прибежал к нему рыжий Петька из Сашиного класса и, чуть не плача, стал просить Сашину ручку. Ты-де, Стаська, отдай, а я тебе за это белую мышь принесу. Только ты один меня можешь спасти, а то мне сейчас хоть с моста в речку! Или в петлю! Но только ты Сашке и никому ни слова не говори об этом! Ну, будь любезен, пожалуйста, позволь…
И Стасик пожалел Петю.
Когда Саша вышел на улицу, настроение у него улучшилось. На всех перекрёстках милиционеры давали зелёный свет.
И в школе Саша писал легко и уверенно, словно шёл по «зелёной улице».
Только над словом «цыплёнок» пришлось подумать. Как писать: «цы» или «ци»?
Саша взглянул на Петьку, который сидел впереди, и заметил, что тот почему-то загораживает плечом свою работу.
А после того как учительница прочла слово «цыплёнок», Петька стал вести себя совсем странно. Он то краснел, то бледнел, то тряс над партой какой-то предмет.
И чем ближе диктант подходил к концу, тем больше Петька волновался.
Во время проверки диктанта на Сашину парту упала записка: «SOS! Как пишется «курицын сын»?»
Саша подмигнул Петьке: дескать, не могу, учительница смотрит, и вдруг увидел у приятеля свою любимую ручку.
«Ах вот он что прятал! – подумал Саша. – Ну, Стаська, погоди, заработаешь на орехи!»
Саша рассердился так, что готов был сейчас же вырвать у Петьки свою ручку. Но, проверив работу и не найдя в ней ни одной ошибки, он отдал её учительнице, снова сел за парту и на тетрадном листе крупными буквами, так, чтобы прочёл Петя, написал: «Дарю свою ручку! Спроси у неё!»
Дуб
Мы с Вовкой решили у нас во дворе посадить дерево. И стали гадать, какое посадить: ель, сосну или берёзу? А потом Вовка сказал:
– Знаешь что? Давай посадим дуб!
– А почему дуб? – спросил я.
– А потому, что дубы живут тыщу лет!
– Ну, давай! – согласился я, и мы поехали за жёлудем в лес.
На торжественную посадку Вовка созвал всех ребят, игравших во дворе, и сказал речь:
– Товарищи! Вот вы видите у меня в пальцах один маленький жёлудь. Мы его сейчас воткнём в землю, а пройдёт тыща лет, и у нас во дворе будет стоять огромный дуб, под ним будет тень, и все люди будут здесь отдыхать.
– А мне как тогда будет, холодно или жарко? – вдруг с усмешкой спросил Федя Сковородкин.
– Не знаю, как тебе тогда будет, а мне сейчас приятно! – нашёлся Вовка. – Ну, а ты будешь нам сейчас помогать?
– Нет, – сказал Сковородкин. – Зачем мне это нужно? Кто тогда об этом вспомнит?
– Ладно, не заплачем, – сказал Вовка и спросил у всех: – Ребята, а кто из вас хочет выкопать ямку?
– Я! Я! – раздались голоса.
В общем, одному мальчишке Вовка дал в руки лопату, другого послал за водой, а третьему велел принести бутылку с пробкой и самописку.
Когда бутылка и ручка были принесены, Вовка написал на бумажке:
«Дорогие будущие пионеры! Этот тенистый дуб посадили мы, ребята, жившие в этом дворе». И все расписались: Вовка, Петя, Шурка, Катя и я. А потом мы заложили это письмо в бутылку и закопали её рядом с маленьким жёлудем.
А Федьке Сковородкину мы не дали расписаться. Раз он такой, пусть о нём никто и не вспомнит через тысячу лет!
Привидение
Мы приехали в лагерь, и с первого же дня на нас напала скука. В обед в чёрном небе так полыхнула молния, будто кто-то там, наверху, нарочно устроил короткое замыкание.
Мы-то этой грозе сначала обрадовались. А потом видим – дело плохо: гроза проскочила, а дождик как зарядил, так и пошёл, пошёл неизвестно до какого дня.
Наутро на территории лагеря – лужи. Дорожки и тропинки развезло – поскользнёшься и носом в грязь. Вся одежда и ботинки влажные, даже надевать их противно. И главное, похолодало. На станцию юных техников бегать через парк нам уже не хотелось, читать не читалось, и всего-то стало у нас три радости: завтрак, обед и ужин.
Наша отрядная вожатая Клава – розовощёкая, завитая, с басовитым голосом – нам сначала запретила валяться на постелях, а потом махнула рукой: ладно, только не щёлкайте зубами от холода! И тут мы уже дали себе волю: натянули на себя разные тёплые вещи и – юрк! – под одеяла.
Мой сосед по койке, Митька Некрасов, даже кепку надел и лицо полотенцем обвязал, словно у него щека раздулась. Лежит он себе на койке и при каждом ударе грома причитает:
– Ой, сейчас молния в нашу спальню засадит! Ой, она дырку до самой Америки прошибёт!
И ещё этот Митька любил сказки после отбоя рассказывать, да такие страшные, что у меня мурашки по телу бегали. Мы даже свет в спальне при этих сказках не гасили, только бы не так уж ясно нам представлялись разные Митькины вурдалаки, лешие и покойники.
Особенно визжал от страха маленький Колька Зайцев. Белобрысый, с чёлкой на лбу, с большими, будто вечно испуганными глазами, он и впрямь был похож на зайчишку. Но ел он, правда, за троих, видно, хотел догнать в росте своего здоровенного папашу-моряка.
Мы над Колькой потешались. Чуть проиграют: «Спать, спать по палатам», так кто-нибудь и говорит:
– Митьк, а ну-ка, начинай травить. И такое, чтоб у Зайца живот схватило!
А Колька лежит и тоненьким голосом просит:
– Ребят, а может быть, сегодня не надо?
А ребята подзуживают:
– Нет, Митька, не слушай индивидуалиста!
И Митька по ночам так выдавал, что у нас поджилки тряслись.
На третий день «потопа» к нам в лагерь прикатил на мотоцикле отец Кольки Зайцева. Он, оказывается, надолго уходит к берегам Антарктиды и вот приехал проститься. Они гуляли вдвоём по мокрым дорожкам. Отец всё о чём-то говорил и говорил с Колькой.
Мы смотрели на них из окон своей спальни и смеялись: вот парочка – дядя «достань воробышка», а рядом с ним – сморчок!
Потом Колькин отец пришёл к нам в спальню. Мы думали, что он сейчас задаст нам жару за то, что мы на его сыночка нападаем, а он даже ни слова про это. Вошёл, сказал: «Здоро́во, мужики!» – а потом, угостив нас сушёным кокосовым орехом, сладким и маслянистым, сел на мотоцикл и укатил. А Колька снова забился в свой угол – тихий и грустный.
А вечером после ужина молния ударила в высоковольтную линию, и наш лагерь погрузился в темноту. Нам выдали на спальню фонарь со свечкой, и мы его подвесили на гвоздь у дверей. Огонь у свечки был таинственный, подрагивающий, и казалось, что на всей земле сейчас, как в нашей спальне, темно и сыро.
Митька лёг в постель, надел кепку, подвязался полотенцем и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Эй вы, мужики! – сказал он. – Давайте девчонок напугаем! Завернёмся в простыни и пойдём к ним под окна как привидения, а? Вот смеху будет!
Но тут… не успел Митька произнести эти слова, как свечка в фонаре почему-то погасла, а Лёшка Трюкин, заикаясь, прошептал:
– Ой, ребята, п-посмотрите в окно… привидение стоит!
Мы кинулись к подоконнику, и у меня подкосились ноги: в дождливой мгле метрах в пятидесяти от дома кто-то высокий, в белом будто протягивал к нам руки. Мы, чуть дыша, напряжённо вглядывались в забрызганные стёкла.
Наконец кто-то прошептал:
– А может, Клаву позвать?..
– Да что ты, – произнёс трясущимися губами Митька. – Она даже мышей боится.
– А если сторожа – дядю Федю? – сказал я.
– А кто за ним побежит? – прошептал Митька. – Ты побежишь, а это – белое – тебя поймает и шваркнет об землю!
Ударила молния, и мы все снова заметили призрачную, считай двухметровую фигуру. Она, покачиваясь, медленно шла к спальне.
– Видали?! – взвизгнул Лёшка Трюкин. – Сейчас она магической силой парализует нас, и м-мы все пропали! – И он бросился под кровать.
Нас словно отбросило от окна, и мы вслед за Лёшкой юркнули кто куда: под одеяла, под кровати. Сквозь открытую форточку в спальню ворвался ветер и распахнул дверь.
– Р-ребя, это дух вошёл, – раздался слабый голос Зайцева. – Я, кажется, уж – ик! – умираю!
Я набрался храбрости и выглянул из-под кровати, на цыпочках, наступая на чьи-то ноги, подошёл к окну.
– Слушайте, – сказал я, вглядевшись в темноту, – а ОНО уже, кажется, растворилось…
– Честное слово?! – раздались голоса.
– Самое честное…
– А может быть, ОНО нарочно спряталось и заманивает? – прошептал Колька Зайцев.
Но ребята всё равно уже вылезли из своих «укрытий» и еле слышно подошли к подоконнику. За стёклами было черным-черно…
Утром мы узнали, что молния угодила в трансформаторную будку, и поэтому света в лагере не будет ещё два дня. Вот уж как не повезёт, так не повезёт!
Но нам в спальне теперь было не до скуки. Мы все заядло обсуждали ночное происшествие. Во-первых, мы постановили – об этом никому! Ведь могут нашу спальню на смех поднять: XX век, пионеры, а им – ха-ха! – привидения мерещатся! А во-вторых, нам самим надо во что бы то ни стало найти научное объяснение такому таинственному случаю.
Теоретическую конференцию в нашей спальне мы начали на высоком уровне: вспоминали разные статьи, читанные то в «Юном технике», то в «Знании – силе», приплюсовывали к ним кое-какие свои соображения. И по всему выходило, что с Землёй уже творится какая-то чертовщина: кругом летают тарелки, около нас ходят совсем незаметные, маленькие, зелёные венеряне. А на какой-то далёкой звезде живут подозрительные существа и то и дело добиваются с нами связи. И учёные не знают, что лучше: устанавливать с ними связь или нет? А вдруг дашь им адресок, а они тебя сожрут!
Но вот во время дискуссии выяснилось, что спальня уже разбилась на два лагеря. Одни – «венеряне» – верят в неземных существ, а другие – «ерундисты» – говорят, что всё это ерунда. И тут Митька Некрасов как закричит: «Бей венерян!» – и ударил меня подушкой по голове. Я свалился с кровати, схватил чей-то ботинок и треснул Митьку по спине.
Наша научная дискуссия сразу приняла иной оборот. Началась драка. В воздухе замелькали подушки, тапочки, коробки с зубным порошком. Кто-то схватил вазу с цветами и плеснул водой в Кольку Зайцева. Лёшку Трюкина – «ерундиста» – проволочили за ноги по полу, и он закричал: «Горячо! Горячо!» Федька Клюшкин накинул на голову матрас и, не боясь тумаков, пошёл, как танк, на врагов. В спальне стоял грохот и раздавались крики:
– Мишка, дай венерянину веником по башке!
– Ах, летающая тарелка, ты ещё царапаться!
– На баррикады! – вопил Митька, водружая тумбочку на свою кровать.
И вдруг в спальню ворвалась наша вожатая Клава.
– Мальчики! Прекратить сейчас же!
Мы моментально распахнули окна и друг за дружкой попрыгали из спальни в сад.
Клава успела поймать за трусики только Зайцева. И тут он нас всех выдал. Рассказал о привидении. Это было ужасно, ведь мы-то договаривались молчать, а этот сморчок… Эх, да что говорить! В общем, наша Клава, загнав нас снова в спальню, как мы и ожидали, стала смеяться над нами.
– Да кто в него верит, в привидение, – ответил за всех Митька. – Никто! А вот если бы ты сама на это БЕЛОЕ посмотрела, тогда бы по-другому заговорила!
– А мне даже и смотреть нечего! – отрезала Клава. – Я вот сейчас созову совет дружины, и мы ваше поведение всем лагерем обсудим!
– Клав, – вдруг тихо сказал Колька Зайцев, наш предатель. – Не говори, пожалуйста, ребятам ничего, а? Ну поспи хоть сегодня в нашей спальне. И койка свободная есть. Ведь мы-то не врём…
У Зайца был такой загнанный вид, что Клава, посмотрев на него, смахнула с лица ироническую улыбку и вдруг сказала:
– Ладно, приду! Но вы у меня от совета дружины всё равно не отвертитесь!
Она пришла к нам сразу после отбоя. Легла на свободную койку и начала рассказывать в темноте о своей швейной фабрике, об антирелигиозной пропаганде, а потом стала бормотать что-то неясное и уснула. Умаешься, конечно, с нами за день.
Дождь в эту ночь не шёл. Воздух уже потеплел, и на лагерь пал туман.
Мы долго глядели в окно, но там никто не появлялся. И постепенно-постепенно все, успокоившись, стали засыпать.
Я уж было начал рассматривать свой первый сон, как вдруг услышал чей-то отчаянный крик:
– Полундра! Привидение!
Меня прямо подбросило с постели. Из тумана на спальню надвигалось, покачиваясь, высоченное белое существо с расплывающимися очертаниями.
И вдруг за нашими спинами послышался какой-то мягкий стук.
– Ой, Клава в обмороке… – прошептал Митька Некрасов и, взвизгнув, бросился из спальни.
Все ребята кинулись за ним. Я – тоже. В узких дверях началась давка. Ребята кто со смехом, кто со страхом ломились в коридор.
И тут я себя спросил: мужчина я или трус?
Я распахнул окно и прыгнул в сад прямо на привидение. Оно вскрикнуло, бросило на землю высокую жердь, на которой висела простыня, и… побежало прочь! Но я всё-таки поймал его.
Тут я просто не поверил своим глазам. В руках у меня был… Колька Зайцев!
– Сморчок! – закричал я. – Укокошу!
– Ну и кокошь! – вдруг спокойно ответил Колька. – А я тебя не боюсь! И вообще теперь ничего не боюсь! А вы-то все хуже девчонок! Ну и дам же я отцу радиограмму: «Твоя операция закончилась победой. Мужики бегут в панике». Ну, бей, что ж ты стоишь?
Но я уже опустил кулак. А действительно, за что же Кольку дубасить? Ведь он и сам-то перестал быть трусом, и нас хорошенько проучил. Вот что значит вовремя со своим отцом посоветоваться!
Чудо-чудеса
Однажды ко мне подошёл мальчик и спросил:
– Скажите, а можно сделать рычаг времени?
– Нет, – ответил я удивлённо. – Зачем тебе рычаг?
– А вот подойти бы к нему, – мечтательно сказал мальчик, – дёрнуть, и вдруг – раз! – вся техника будущего перед нами!
– Занятно придумано, – улыбнулся я. – А знаешь, уже и сейчас можно себе представить, какая у нас будет техника.
И я обмакнул перо в чернильницу.
ЖАРА В АНТАРКТИДЕКогда начались каникулы, Лена вынула из стола карты обоих полушарий Земли, долго разглядывала их, а потом сказала:
– Мам, а ты отпустишь меня на десять дней в Антарктиду?
– Ну вот ещё новости! Будто места на земле получше нет: холод, снега… Поезжай-ка на Тихий океан, на Гавайские острова.
– А я уже была там!
– Тогда, пожалуйста, лети на Цейлон, в Египет… Вечно ты капризничаешь!
– Мы в Египет недавно всем классом с учительницей по истории на экскурсию летали. И на Цейлоне уже были. А беспокоиться тебе нечего. Ведь в прошлом году я загорала на Диксоне? Загорала. И в Антарктиде буду загорать.
– Но ведь там ещё не зажгли новое Солнце!
– Нет, зажгли!
– А вот я сейчас узнаю, – сказала мама и сняла трубку видеотелефона, то есть телефона с телевизионным экранчиком.
На экранчике появился дядя Серёжа, мамин брат, который жил за семьсот километров от их города.
Прошлым летом Лена действительно ездила загорать на остров Диксон.
Раньше этот остров почти весь год был окружён вечными льдами. Лето здесь было короткое и холодное. Вокруг только голые скалы да бледно-голубой мох.
Но вот на Крайнем Севере советские люди зажгли искусственное Солнце. Высоко-высоко в небо были запущены две гигантские ракеты, которые не могли упасть на Землю, и между ними, словно молния, проскользнул первый термоядерный огонь. А потом он стал разгораться всё сильнее и сильнее. И теперь уже не угасал. Это загорелось новое Солнце. И оно не обжигало людей, а только грело чуть теплее обычного. А через два года весь остров покрылся цветами. Здесь посадили пальмы и лимонные деревья. И они росли не хуже, чем на Кавказе.
Лена вернулась с Диксона поздоровевшая и чёрная-чёрная, как негритянка.
– Что?! Ваша экспедиция уже улетает сегодня? – вдруг неожиданно громко сказала мама. – А Лену ты не мог бы взять с собой? У неё сейчас каникулы… Вот спасибо! Она будет готова через час!
Мама положила трубку и весело сказала:
– Ну, Леночка, тебе повезло! Дядя Серёжа летит сейчас в Антарктиду зажигать новое Солнце. И он согласился взять тебя. Только смотри не очень много купайся в море, а то простудишься.
«АНТИГРАВИТОНЫ»Саша стоял около газетной витрины и сверял номера билетов денежно-вещевой лотереи с таблицей выигрышей. Этих билетов у Саши был целый ворох: от папы и от мамы. Они отдали ему свои «счастьица» и сказали:
– Ну, брат, всё, что выиграешь, всё твоё!
Но Саша не хотел ни автомобиля «Енисей», который мог развивать скорость в пятьсот километров в час, ни мощного ионизатора, создающего самый настоящий экваториальный климат, ни байдарки с реактивным мотором…
Нет, такие вещи ему были не нужны! Он хотел только одного: ботинки. Да, ботинки со шнурками, на тонкой подошве. Но, конечно, не простые, а особые, под названием «антигравитоны».
Дело в том, что эти «антигравитоны» обладали удивительным свойством. Стоило их только надеть на ноги и нажать на особую кнопочку, находящуюся около каблука, как человек сразу отключался от силы земного притяжения, терял свой вес и как пушинка взлетал вверх!
Вот и всё, что нужно было Саше. Он хотел прийти в этих чудо-ботинках в класс и вдруг при всех учениках прямо вместе с партой вылететь в окошко. Все девочки закричат: «Ах!» – а Саша им только улыбнётся и помашет ручкой.
Он взовьётся к облакам, потом прицепится за хвост какого-нибудь самолёта, слетает до Свердловска, а затем вернётся обратно и снова в окошко – трах! Все испугаются от грохота, и учительница, может быть, скажет: «Ты почему дисциплину нарушаешь?» Она, может быть, и из класса выгонит. Но всё равно Саша будет героем дня, и все ребята будут ему завидовать.
И вдруг Саша взглянул на номер своего билета, на таблицу и замер: «Антигравитоны»!
На его номер действительно пал чудесный выигрыш! Саша быстро засунул в ранец оставшиеся билеты и кинулся в ближайший магазин, где выдавались выигрыши.
Саша был счастливейшим человеком на земле!
Продавец проверил билет, показал Саше, как надо пользоваться «антигравитонами», и завернул их в бумажку. Но вдруг он сказал:
– Да, молодой человек, здесь в инструкции написано, что выдавать эти ботинки можно только после предъявления школьного дневника. Он у вас с собой?
– Пожалуйста! – радостно воскликнул Саша.
Продавец просмотрел дневник и вдруг нахмурился:
– М-да… А знаете ли, вам сейчас не придётся получить «антигравитоны». Нельзя! В дневнике написано: «Дисциплина слабая»! А мы их выдаём только дисциплинированным ребятам, которые не будут на партах по воздуху летать или там за самолёты цепляться. Да-с… Придётся вас огорчить… Так что до свидания!
ДОЖДЬ ПО ЗАКАЗУКогда Катя ехала на мотороллере мимо правления колхоза имени 1 Мая, из окошка вдруг высунулся Иван Семёнович и закричал:
– Эй, Катя! Срочное задание! У меня тут поломался радиотелефон… В общем, ты съезди на электропогодную станцию и закажи сейчас дождь! Понятно?
– Понятно! – ответила Катя и нажала на педали.
Действительно, солнце вот уже три дня жгло посевы, и это очень хорошо, что председатель колхоза решил заказать дождь.
Катя жила в колхозном пионерлагере, и ребята трудились с утра до обеда. Кто на маленьких тракторах полол картошку, кто опрыскивал специальным составом груши и яблони, чтобы они каждый месяц давали плоды. А Катя работала на кукурузе, на дальнем участке, за пятнадцать километров от села.
Ребята там под открытым небом просто умирали от жары, и задание Ивана Семёновича было Кате по душе.
Она подъехала к одноэтажному кирпичному зданию, на крыше которого стояли металлические шары, остроконечные антенны, и, войдя в полумрак прохладной комнаты, сказала дежурному механику:
– Я из колхоза имени 1 Мая. Нам очень нужен дождь. Прямо задыхаемся!
– А какой, – спросил механик, – грибной или быструю грозу?
Катя вспомнила, о чём мечтали её друзья на кукурузном поле, и сказала:
– Давайте проливной с грозой, а потом немножко радуги…