Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Созидание. 1960 год

Дом стоит на этом же месте. Но раньше перед домом был сквер, утопавший в деревьях душистой белой акации и высокими разросшимися тополями. Кусты акации специально закупал и собственноручно сажал зам. директора НИХТИ – Русин М. И., который жил в этом же доме в 3-м подъезде и был соседом моих папы и мамы. Нет уже Михаила Ильича в живых. Нет и кустов белой акации. Как мы видим – перед домом выросли берёзы и ель. За деревьями не видно балконов дома. Балкон моих родителей находится на 4-м этаже – второй слева. Окна комнаты на третьем этаже в коммунальной квартире, где жили мы с Виктором выходили на другую сторону дома.

И улица теперь уже не – Советская, а носит название – улица Академика Жукова.

Вот эта новая вывеска на доме с указателем номера дома, который почему-то теперь стал – 40-вым.

А в наше время, когда он стоял ещё на улице Советской, он был № 4.

На доме всё же сохранился прежний номер дома – 4

Илья Тихонов, который фотографировал для нас дом, был настолько любезен, что сделал снимки дома со всех сторон.

Это торцевая часть дома. Слева, метров через 50 находится проходная предприятия. Можно рассмотреть на снимке – там, где стоит машина – находится дверь. Не знаю – что теперь в этом помещении, но в наше время там находился медпункт НИХТИ.

Слева на доме видна вывеска с названием улицы и номера дома – 40.

А справа памятная доска о том, что в этом доме жил великий учёный, учитель и руководитель Виктора на протяжении всех лет его работы на этом предприятии – Рувим Евелевич Соркин.

Если обойти дом справа, то дальний 4-й подъезд – тот самый, в котором находилась квартира Соркина. Трёхкомнатные квартиры располагались так, что окна их выходили на обе стороны дома. С этой стороны дома в наше время находился между двумя заборами, один их которых был забором предприятия – детский садик, куда приводили днём детишек. Сам детский садик находился в соседнем доме № 2.

Наконец, мы добрались до второго подъезда, в котором жили мы с Викторм. В конце дома мы видим 4-й подъезд, где жила семья Соркина Р.Е. Зптем – 3-й подъезд, где жили мои родители с бабусей и моей сестрёнкой Милочкой – в однокомнатной квартире. Слева соседями были – Русины (зам. директор НИХТИ), а справа – семья Фоменко.

Виктор с Валентином Николаевичем Фоменко дружили и много лет делили один кабинет на двоих.

А теперь мы должны найти наше окошко…

Подъезда на снимке не видно. Но со стороны подъезда находился балкон нашей соседки по коммунальной квартире – Полины. Третий эта. Вот же – оно, наше окошко рядом с балконом. Слева окна – кондиционер. А балкон Полины теперь застеклён. В наше время ни кондиционеров, ни застеклённых балконов ещё не было.

Посмотрела я на снимки дома и, как будто побывала в нашем прошлом. Дом, конечно, поменял немного своё обличье и окружавших его деревьев. Но это всё тот – же дом. Только люди живут там другие. Возможно, из потомков прежних семей кто-то и проживает в нём, но сверстников моих родителей никого в живых давно уже нет. И не только их. Уходит уже и наше поколение – поколение шестидесятников.

Время-то как быстро пролетело!

У нас на предприятии погибали люди, не так часто, но погибали. И была традиция что ли, я даже не знаю, как это назвать – семьям погибшего выделяли без очереди жильё.

Виктор был в командировке, когда этот вопрос коснулся и нашей семьи… Поэтому мне пришлось непосредственно принять участие в решении данного вопроса.

(ДОБАВЛЯЕТ ВИКТОР: – Несколько лет спустя, я понял, что нас одурачили с выделением квартиры. Борис погиб из-за грубейшего нарушения техники безопасности в подразделении Ваваева, которого могли привлечь к ответственности, если бы мы «раздули этот случай», т. е. пожаловались хотя бы в министерство, да и руководству не поздоровилось бы.

И, чтобы откупиться, в таких случаях, руководство родственникам предлагало квартиры или ещё что-либо. Поэтому Жуков был обязан встретиться с родственниками, и, чтобы замять дело, должен был заткнуть им рот. Его сочувствие было фальшивым, а все действия были обязательными и до конца им не выполненные).

Из Саратова вернулось письмо, в связи с истечением срока хранения.

АВИО. САРАТОВ. ДОВОСТРЕБОВАНИЯ ДУДКО В. А.

2.07. 60 г.

ВИТЮЛЯ, ЗДРАВСТВУЙ!

Вот какие у нас новости. Вчера ты уехал, а сегодня утром вызывает меня Жуков. Я вхожу. Он поздоровался со мной за руку, и посадил на стул. Он рассказал, что вчера же сам собрал комиссию по распределению жилья, и решали наш вопрос.

Нам предложили после всех перебранных там вариантов – две комнаты в доме на Клубной – один из крайних домов в сторону Гремячево. Пятый этаж. В квартире три комнаты. Две предлагают нам, а в третьей живёт кто-то.

Все удобства. Комнаты, которые предлагают нам – 42 кв. м… Одна – 24 кв. м., другая – 18 кв. м. В них живут двое пожилых. Их дети все поженились и разъехались. Их переведут в красный дом в общую квартиру, в одну комнату, а нам отдают эти две комнаты.

Жуковым были сказаны несколько фраз, которые я приведу дословно:

«С жильём, вы знаете, сейчас очень трудно. Другой возможности предоставить вам две комнаты у нас не будет. Я советую вам не отказываться».

Последние слова в течение всего разговора он повторил раза четыре. Потом ещё: – «Меня интересует согласие вашего мужа, чтобы не вышло так, что по приезде – он выскажет своё недовольство».

Я говорю – «Я ему позвоню, если сумею». Он спросил тогда: – «А как вы с ним живёте, дружно?» Я говорю – «Мы живём очень дружно». – «Тогда можете смело решать без него, так как я всё-таки советую вам переехать».

Ну вот, спросил Жуков и про Милу, и про бабусю и про всех – всех. Всем передал привет.

Дома собрали совет, и решили соглашаться. Да, Жуков сказал: – «Ещё это всё удобно в том отношении, что списки утверждать нигде не надо, мы выдаём ордер на одного человека, а там – ваше дело».

Исходя из всего этого, логически рассуждая, отказываться нельзя, т. к. две комнаты на отдельную однокомнатную ты всегда поменяешь даже в своей лаборатории, т. к. я сказала Жукову, что хочу, чтобы ордер выписали на тебя.

Во-вторых, папа не теряет обещанную квартиру в Люберцах.

В – третьих, бабуся сказала, что ей тяжело было бы расстаться со мной и, что она и Мила хотят жить с нами, даже, если папа с мамой переедут жить в Люберцы. Ну, и, вообще, раз Жуков сам сказал, что больше они ничего не предложат, решили соглашаться. Переезжать можно сразу же, после твоего приезда.

Мама поехала за папой. Сейчас они приедут и пойдут смотреть квартиру. Поэтому письмо допишу позже.

Рядом с Борей вчера похоронили женщину – 35 лет – неудачная операция печени. Ей уже поставили оградку. Нашу оградку делают 2,5?2,5. Говорят, квадратная – некрасиво, но мы решили – пусть. Посадим цветы, лавочку сделаем. Проект памятника я сделала. Сегодня закажем. Мила приехала. Соглашается куда-нибудь уехать. Может быть, достанем путёвку.

P. S. Продолжаю в 3 часа дня. Приехал папа. Пообедали. Устинова не застали.

Нам дали адрес квартиры 6 дом кв. 25. Это по Валиному ряду домов – крайний к Гремячеву. Окна на Москву – реку.

Нам позвали женщину, которая жила в этой квартире. Она рассказала, что в этой квартире не три комнаты, а четыре и живут там сейчас три семьи. Нам дадут две комнаты Ильюшиных. Комнаты проходные – обе = 35 кв. метров.

Вообще-то проходные хорошо тем, что если папа выедет, у нас не заберут вторую. Соседей двое. Один мужчина – в маленькой комнате. Он работает в Москве, и дома почти не бывает. Вторые соседи – муж, жена и мальчик 14-и лет – Голубевы. Очень чистоплотные. Ванная хорошая, кухня большая, балкона нет, квартира очень сухая, стены – простая побелка.

Кто-то сказал, что Ильюшины не особенно захотят уезжать, так что вечером узнаем. Они сейчас на работе. Мы пойдём к ним в пять вечера. Я не знаю, Виктор, отказаться, конечно, наше право. Но ждать, когда ещё чего-то предложат, по репликам Жукова, – не стоит.

Витя, у нас в деревне по соседству несчастье. Помнишь, в доме на углу жило две семьи? Один нам помогал мебель таскать – Вася. Так вот, муж Васиной сестры, зять Васин, они за стеной у них жили – Иваном звали, так вот он сегодня повесился.

Только сейчас жену привезли. Она на первом заводе работала. Она в положении и двое ребятишек ещё. Оба молодые. Такая трагедия, Витя… Очень тяжело. Я уже не боюсь криков. Знаешь, я, как – будто, ждала этих причитаний, мне всё казалось, что кто-то где-то кричит. Сегодня сидим, я, как услышала и выскочила на дорогу. А вот теперь там плачут, кричат, а я уже не боюсь.

Спать одна боюсь. Сегодня со мной бабуся спала. А теперь Мила со мной будет спать.

С больничным листом ничего не вышло. Наша табельщица Тамара ходила, там, в отделе кадров посмотрели, и написали, что ещё не хватает одного месяца и девяти дней. Но я столько работать не могу. Я, знаешь, пройду немножко и задыхаюсь, а бегать совсем уже не могу. Я немножко пробежала сегодня, так у меня такие боли были. Значит, с 1-го числа я дома.

Талончики на обеды я продала. На эти деньги я иногда дома прикупаю продукты.

Папе 1200 не дали и молчат. Он уже работает. Ну, кажется, всё… Если у тебя какие-нибудь соображения есть, вызови на разговор, но я думаю, не стоит, всё и так ясно. Дарёному коню в зубы не смотрят и можно ли рассчитывать ещё на лучшее, не знаю.

Целуем все. Береги себя. Скучаю.