«…….Стэллу первый раз сегодня фотографировали, проявим, тогда пришлём фотокарточку. Вы её совсем не узнаете – такая уже большая. Ведь, ей скоро пять месяцев. Стоит на ножках крепко, сидит почти сама, очень хорошая девочка. Вечерами она бывает в гостях у папы с мамой, так, если она не пойдёт к ним, то они скучают без неё. С прислугой нам очень удобно. Купаем её через день. А гуляет с ней няня через день, по 2,5 часа…………»
В сохранившемся письме в Брест упоминается о нашей няне Вале. Это надо было быть нам с Витей такими молодыми дураками, чтобы пойти на такую афёру.
С яслями было очень трудно. Меня поставили на очередь, но, сколько надо было ждать, не известно. И вот однажды…
Пришла к нам знакомая женщина из ЖКО и сказала, что знает, что у меня кончается декретный отпуск, и нам нужна няня.
Мы даже не успели подумать, откуда она это знает, как она нам навешала лапши на уши. Мы, как загипнотизированные, согласились на все условия. А условия, скажем прямо, были далеко не скромные.
Няня Валя должна была жить у нас, в нашей единственной комнате. Мы её должны были прописать временно на год. Кроме того, мы подписали трудовое соглашение, по которому она имела все права государственной служащей: выходные, отпуск, отпускное пособие, оплату по больничному и т. д. Ну, и, естественно, она питалась с нами за одним столом.
Нас предупредили, что она горбатенькая и ей тяжело самой спускать коляску на улицу. Поэтому, мы должны были прибегать с работы и выносить и вносить коляску после прогулки, что и делал каждый день Витя, поскольку у него был пропуск со свободным проходом через проходную.
Но основной шок, который мы испытали, был, когда уже на следующий день после разговоров, как оказалось, с её родственницей, няню Валю привели с вещами. Грешно говорить о ком-нибудь неуважительно, но что делать? Перед нами стояла маленькая Квазимода. Она была не просто горбатенькая. Её всё туловище было скручено в единый горб. Голова была также диспропорционально развита. Не то, чтобы нам сразу было её очень жалко, просто мы не смогли отказать, будучи по молодости неопытными и робкими.
В общем, мы перегородили комнату нашим шкафом. В той половине, которая была ближе к окну, мы поставили Вале раскладушку. И «пошло и поехало». Наша комната превратилась в тесное общежитие. Слева от двери у стены стояла наша кровать, рядом – детская кроватка, затем развёрнутый шкаф, и, наконец, раскладушка няни Вали.
В воскресенье она уходила в гости к родным, но к обеду возвращалась. По ночам к Ёлке вставали мы с Витей по очереди. И т. д.
А дальше – лучше. Няне Вале скучно было целый день одной, и она сдружилась с нашей соседкой Полиной, которая нас недолюбливала. Они перемывали нам косточки, рассматривали без нас наши фотографии, читали письма, в общем, развлекались, как могли…
Кончилось всё тем, что она заболела, и взяла – больничный. Однажды утром она просто сказала – «Я заболела, пошла к врачу». Я не смогла выйти на работу. Поскольку болезнь затянулась, а нам к тому же намекнули, что у неё могут быть больные лёгкие, мы решили с ней расстаться.
Вызвали её родственницу, объяснились и, наконец, с облегчением вздохнули, когда за ней закрылась дверь.
Позже мы поинтересовались её судьбой. Нам рассказали следующее. У нас в поликлинике работала врач Белкина. У неё было два сына. Один из них попал под электричку, остался в живых, но стал ненормальным, т. к. сильно была травмирована голова. За ним нужен был уход, как за маленьким дитём. Не знаем, как к ним попала наша няня Валя, но Белкина взяла её к себе. Так там и жила наша няня. А что было с ней потом, мы не знаем.
Иногда, когда ко мне в гости приходили мои подружки, чтобы посмотреть на дочку. Помню, пришла однажды Алла Ружанская – воспитательница в общежитии, где я жила раньше.
Я ей показала фокус, как заставить малютку смеяться. Ёлка лежала на диване. Я наклонялась к ней, и говорила по слогам: – «КУ-КУ-РУ-ЗА». Последний слог растягивала – «ЗА-ААААААААААААА». И в этот момент Ёлка растягивала в улыбке ротик, и потом начинала радостно смеяться, показывая свои беззубые дёсны.
А однажды пришла моя подруга – Дина Бастрыгина, с которой мы вместе жили в общежитии в одной комнате. Она всё крутилась передо мной, хвалясь новой юбкой, сшитой, как – колокол. Потом решилась взять Ёлку на руки. И… та обдула ей всю новую юбку от пояса и – вниз по всему широкому подолу…
Часть 14
Новоселье
Много вспоминается произошедшего в этот, 1960-ый год. Но особенно мне запомнилось наше новоселье в комнате, которую мы получили.
Когда именно это произошло, я не помню. Помню только, что комната была совершенно пустая, потому что стол стоял по левой стене прямоугольной комнаты до окна. А это был очень длинный стол. Скорее всего, кровать мы собрали, и вынесли. Шкаф и сервант расставили вдоль продольной стены. Перед ними поставили скамейки. Ёлочку отнесли к родителям. С ней была бабуся. А мама с папой помогали в устройстве праздника.
Это, после свадьбы, было наше первое большое празднование. Сколько их было ещё потом. Но это будет потом. А в тот миг это было наше первое предпринимательство. Всё-таки свадьбу сделали нам родители. А здесь мы должны были всё сделать сами.
У нас внизу, в полуподвале располагалось кафе, в помещении которого имелась кухня с большой печью. Мы с ними договорились, и взяли у них на прокат – столы и скамейки. Кроме того, договорились с ними, что на их кухне можно будет приготовить в духовке горячее.
Потом мы с Витей долго обсуждали меню. Поехали в Москву, долго ходили по магазинам. Уже тогда у нас были облюбованы в центре несколько магазинчиков, в которых можно было купить вино, или мясо.
Мясо мы присматривали в небольшом магазинчике где-то на Пушкинской.
ВИТЯ ДОПОЛНЯЕТ: – напротив книжного магазина в полуподвале за филиалом Большого, хотя мне всегда помнилось, что мы купили его в высотном здании у американского посольства.
В этот раз мы приехали в этот полуподвальный магазинчик, приценились, посмотрели на витрину, и вдруг обратили внимание, что под стеклом выложены нестандартные поросята. Они были намного больше молочных поросят, но меньше, естественно, молодых свинок. Вес их был где-то килограмм 12–15. А цена у них была меньше, чем обычная свинина.
Мы долго сомневались. Во-первых – где готовить – в какую духовку влезет эта тушка? Опыта у нас никакого не было в этом плане. Но очень хотелось всех удивить… И мы решились… Нам выбрали самого маленького, весившего приблизительно всё те же 15–18 кг.
Купили мы разные напитки, ещё какую-то закуску. Я ещё не умела делать различные салаты и т. п. вкусности. Здесь уж нам помогла мама.
Встал вопрос – кого приглашать. Мы стали составлять список. Вроде бы кого-то нужно пригласить из начальства – из месткома, из парткома, Витино руководство, родственников, друзей.
Уже тогда я перешла в клан «Дудко», отказавшись от своих подруг и разных родственников. Нами признавались родственники Виктора, его друзья, и наши общие друзья и знакомые. Поэтому, с моей стороны, кроме Милы и моих родителей не было никого. С Витиной стороны приезжали Слабковские – тётя Лия с дядей Костей. Не помню, был ли их сын. Также не помню, были ли Филины (друзья по МАИ). А остальные все были из посёлка. Но народу было много – человек 25 минимум.
Стол получился шикарным по тем временам. Были, конечно, и шпроты и сайра, которые считались дефицитом и деликатесом. Различные напитки мы закупили заранее – коньяк, водка, а главное – различные вина.
И, конечно, фурор произвел наш поросёнок – огромный, румяный. Он не помещался ни на одно большое блюдо. Под него подставили какую-то большую доску, покрытую клеёнкой.
Долго спорили – кому поручить командовать разделкой поросёнка. Выбрали Надара (он жил в общежитии в одной комнате с Виктором, мы дружили). Он вооружился огромным ножом, который с размаха всаживал в хрустящую корочку спинки порося, вырезал сочящийся кусок свининки, и клал его на очередную подставленную тарелку. Это было – «что-то!»
Из-за чего-то Надар поссорился с дядей Костей Слабковским. Их разняли, отобрали у Надара нож. В общем, всё проходило по правилам русских застолий: и ели, и пили, и ссорились. Все были довольны, а мы особенно.
Тогда мы ещё не вынесли для себя уроков – стоит ли устраивать дорогие застолья и нужно ли приглашать на них «нужных» людей, или ограничиваться только родственниками и друзьями.
Этому мы учились всю жизнь, но, наверное, так и не поняли до конца мудрости, заложенной в подобные мероприятия.
Часть 15
Письма
У меня – проблема.
Передо мной большая куча старых писем. Часть перевязана ленточкой. Это те письма, которые нашли своё место в предыдущих текстах – о нашем далёком детстве и юности.
А – эти письма – о жизни зрелой, иногда – почти что прожитой, когда вернуть назад и исправить содеянное уже поздно или невозможно совсем.
Как поступить с этими письмами?
И конверты. Странно – почему у них вид такой состарившийся? Многие выглядят, как – выгоревшие от долгого лежания на солнце, хотя они отлёживались в коробках и даже – в старых чемоданах…
От некоторых конвертов пахнет старостью. Молодежь не знает – как пахнет старость. А она – таки – пахнет… И чаще – не вкусно… Многие письма почему-то без конвертов…
Я трогаю сложенные листки этих писем, написанных разными почерками – иногда с аккуратно написанными строчками, а порой – как бы наспех, небрежно написанным – не аккуратным почерком. Кто-то писал – спешил. А почему спешил? Куда спешил?
Я беру пачку писем в руки… Сколько же в этой пачке написано? Много, а – о чём? Что скрывают в себе эти письма и хранят чьи секреты, истории и судьбы – все эти долгие годы?
Я раскладываю письма перед собой, как большую колоду карт. Но карты говорят не только о прошлом, они предсказывают и – будущее…
А старые письма хранят только – прошлое… Прошлое – людей, вещей, событий, переживания, слёзы, горе, но и счастье тоже…
Нам остаётся только заглянуть в них, чтобы узнать – какую информацию они скрывают на своих страничках…