Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2

Почему я так подробно описала Вельяминово, каким оно было в те далёкие годы?.. Недавно, моя сестрёнка – Милочка, прожившая в Вельяминово дольше меня, решилась съездить на старые места своего детства и юности.

Сойдя с электрички, она не узнала посёлка вообще. На месте деревенских домов с огородами, выросли каменные коттеджи. Всё чужое. Как ни странно, прежней остался только вокзал. Когда Милочка вошла внутрь здания, на неё со всех сторон навалились воспоминания. Ничего не изменилось…

Дойдя до бывшего перелеска, который раньше и влево и вправо перерастал в лесные заросли, она увидела лишь небольшой пустырь с редкими деревцами.

От совхоза ничего не осталось вообще. На месте его тоже выросли коттеджи. Разговорившись со случайным встречным, Милочка узнала, что совхоз давно закрыли. Бараки сломали. В центральном Вельяминово, где-то недалеко от шоссе, выстроили жилой многоквартирный дом, в который переселили всех жильцов из бараков. У Милочки больные ноги, и она не решилась идти дальше в поисках своего прошлого. Да и мало вероятного, что она отыскала бы своих бывших подружек. Их родителей, наверняка, давно нет в живых. Да и они сами все уже бабушки…

Вернувшись домой, Милочка сделала для себя вывод – прошлого не вернуть, и, вероятно, не стоит его искать. С годами плохое – не забывается, просто в памяти боль притупляется.

А всё хорошее – греет душу. Так и надо жить с этим хорошим. А встречи с состарившимся прошлым чаще всего ранят, и разочаровывают…

Поскольку папа был направлен в совхоз на «временное поселение» от самого министерства, ему выделили «квартиру в бараке». Других домов в совхозе не было, кроме дома директора. Барак был крайний с левой стороны площади. В отличие от стандартных бараков, где входили в коридор в дверь в одном конце барака, а выходили – в другом конце, этот «наш» барак имел другое расположение. С торцов был вход в большой тамбур, из которого опять же был вход в одну «квартиру» – нашу. Она состояла из двух комнат, вернее из одной большой комнаты, в которой стояла огромная русская печь. Если зайти с другой стороны печи, создавалось впечатление второй комнаты.

В первой стояла бабусина кровать, и вдоль окна – обеденный стол. Во второй – наши кровати. Боря с Милкой предпочитали спать на печи, а я и – мама с папой – на кроватях.

Из тамбура ещё одна дверь вела в огромную комнату, которая достраивалась внутри. В ней на земле были установлены столбики, на которых накиданы доски. Часть комнаты, от дальней стены уже была застелена полом. Создавалось впечатление сцены и длинных лавок. Днём там работал плотник, а вечером мы, ребятишки собирались в этой комнате, и играли в театр.

Бабуся очень любила сидеть на крылечке и подолгу смотреть в сторону леса. Она была дальнозоркой. Тем не менее, однажды я очень удивилась. Мы с бабусей сидели на крылечке, и вдруг, она встала, и, раскинув руки, не твёрдыми шагами поспешила по дороге в сторону леса. Оттуда шел мужчина. Как оказалось, к нам приехал погостить на короткое время её родной брат Витя. Это была их последняя встреча.

Как она его разглядела, и узнала, ведь, это всё-таки далеко было – до леса метров 800. Бывает…

Позже, когда мне приходилось ждать где-нибудь Витю, я, хоть и была сильно близорукая, всегда узнавала его по каким-то особым признакам: фигуре, манере двигаться и т. д.

А, может быть, телепатически чувствовала, что он появился на горизонте, или в толпе. Чувствуют же собаки родного человека, не видя его в поле зрения…

Когда достроили комнату рядом с нами, нас переселили в противоположный конец барака. А теперь уже – двухкомнатную «квартиру отдали какому-то начальнику. У нас не было второй большой комнаты, но зато был большой коридор, в который мы незамедлительно выставили всю не нужную мебель: какой-то матрац, кровать и т. д.

В этот недолгий период жилось нам не плохо. Папа каждый день ездил в Москву на работу. Мама первое время не работала. Да и подыскать работу с её специальностью – чертёжницы, было не возможно.

Весну в Вельяминово мы встретили в приподнятом настроении и томительном ожидании чего-то очень хорошего. Ожидали, когда достроят дом в Москве, и мы туда переедем жить. А пока мы просто жили, и радовались. Наконец, мы жили с отцом. Он каждый день возвращался с работы на электричке. Мы, дети бегали к перелеску его встречать, а бабуся сидела и ждала его на крылечке. Приближалась пасха и майские праздники.

Дома поставили брагу. В большой молочный бидон разводили дрожжи в воде и сахар. Позже, когда она бродила, мама подкрашивала её чаем. Самогонку не делали, но и сама брага производила нужный эффект.

Помню, как я ради любопытства, а мне было всего 12 лет, выждала момент, когда в прихожей никого не было, зачерпнула кружкой пенящуюся брагу, и отпила. На вкус она была сладкой, пилась легко и приятно. Через несколько минут мне стало весело. Я зачерпнула ещё немного. В это время к нам зашел Серёжка Морозов. Серёжка застал меня за поглощением браги. Поскольку я уже была пьяненькая, так как брага быстро бросается в голову, я рассердилась на то, что Серёжка подкрался незаметно, и обозвала его уличной дразнилкой – «Серя-засеря». Он обиделся. В знак примирения я зачерпнула и ему полную кружку браги… Когда он ушел, я вошла в комнату и легла на кровать, где моментально отключилась, пока не проспалась… Это был мой первый «опус» с употреблением алкоголя.

Пасху в советское время было не принято отмечать. Тем не менее, её отмечали в совхозе в каждой семье. Причём в «партийных» семьях это тщательно скрывали, а жены партийцев всем на показ, на пасху стирали бельё, и вывешивали его сушиться на верёвки.

В этом году мы всей семьёй сидели за настоящим пасхальным столом: были и куличи и пасха, и пироги, и, наверное, ещё что-то вкусное, хотя с продуктами было туговато.

Пасхальный стол

Бесплатная картинка с сайта – prodvigenie-blago.ru (https://prodvigenie-blago.ru/news/2019/04/24/news1_55.html)

Год был голодный. Но папа сумел достать всё необходимое, вероятно – с рынка, за деньги. Потом долгие годы, почти десять лет такого стола больше в нашей семье уже не было.

Часть 3

Школа

Поскольку мы приехали весной, и учебный год ещё не окончился, нас с Борькой сразу же отправили в школу. Естественно, школы в совхозе не было. Поэтому, мы ходили в школу в рабочий посёлок «Вельяминово» при станции. Я – в 6-й класс, Борька, кажется, в третий. Милочка пошла в школу только на следующий год.

Школа находилась в рабочем пристанционном поселке, от совхоза – за перелеском.

Весной, в разлив, когда таяли снега, и покрывали водой все поля и дороги, в школу можно было пройти только в резиновых сапожках. Дороги размывало так, что по ним и проехать-то было трудновато, а уж нам пройти и того хуже. Ходили мы группками. И с нами, совхозными часто специально пристраивались ребята, чтобы помочь. Через огромные лужи, в которых наши детские резиновые сапожки запросто захлёбывались, ребята переносили нас на закорках. Когда уже наступал пик таяния снега, в школе объявляли каникулы.

Но особенно мне запомнились в нашем хождении в школу, изумрудные дорожки от наших следов. Когда рано утром выходили из дома, особенно после дождя, дороги были размытыми, и чавкали грязью. Тогда мы шли по луговой траве. Она была матовой от дождя или росы. Мы шли по траве, и после нас, как бы проявлялись, и ярко выделялись на поле изумрудные дорожки…

А зимой мне нравилось смотреть, как искрился слежавшийся снег. Я несколько раз с Борькой ходила в поле и лес – изучать следы.

И действительно, если сойти в сторону от утоптанной тропинки, можно было найти следы зайцев, а, может быть, даже лисьи следы. Правда, я не уверена, что мы могли бы различить их…

Когда начались летние каникулы, мне так не хотелось расставаться со школой, что я продолжала бегать в неё и заниматься в ботаническом кружке. За школой был юннатский участок. Руководила кружком учительница ботаники. Мы вырастили в это лето огромные тыквы, подмосковные арбузы и ещё всякую другую овощ.

Когда осенью мы собрали урожай, к нам в школу приехали корреспонденты газеты «пионерская правда». Я помню – собранный урожай собрали кучками. Нас, юннатов, посадили в два ряда, разрезали арбуз, и раздали нам по кусочку. Прежде, чем снимать о нас фильм, нас проинструктировали. В основном, мы должны были кушать арбуз, улыбаться, но – ни в коем случае не должны были смотреть прямо в камеру. Началась съёмка. Всё шло отлично, до тех пор, пока я, увлёкшись «ролью», не выпялилась прямо в камеру. Что тут было! Оператор заорал, женщина – режиссер стала его успокаивать – «Ну, что с них возьмёшь? Это же дети!»…

Фильм не получился, а фотография в «пионерской правде» и статья о юных юннатах Подмосковья была. К сожалению, у мня не сохранилась…

Новая школа встретила меня ласково. Я быстро завела там подружек. Поселковая школа была трёхэтажная, кирпичная. Учителя – добросовестные, строгие, но человечные. Дети, в основном, из рабочих и «крестьянских» семей, и лишь за редким исключением, из семей служащих. Поэтому (да простят мне мою самоуверенность), я резко отличалась от остальных учеников.

Вскоре я стала лидером в классе, а потом и в школе. Школа была семилетка. Поэтому, я проучилась там второе полугодие 6-го класса, и затем – 7-ой. Сначала меня назначили пионервожатой в один из младших классов, затем выбрали председателем пионерской дружины. Меня никто не учил, что надо делать. Я просто играла. В школе была специальная пионерская комната. Я для начала решила, что она должна быть уютной по домашнему. У бабуси я выпросила несколько красивых салфеточек, связанных ею лично. Рукодельница она была высшего класса. Кроме салфеточек, кинула клич, и дети принесли из дома горшочки с цветами. В общем, мне так нравилось в этой пионерской комнате, что я чувствовала себя там, как дома.

А ещё мне запомнились линейки, на которых председатели отрядов отдавали мне рапорта. А я стояла рядом со старшей пионервожатой, под пионерским знаменем. Был и барабанщик и горнист. В общем, я упивалась этим «взлётом» своего положения. Это чувство первенства и лидерства, инстинктивно потом преследовало меня всю жизнь, делало меня уверенной даже в моменты проигрышных ситуаций, придавало самоуверенности, и, наверное, помогало побеждать…

Часть 4

Серёжка Морозов

Серёжка Морозов, о котором я уже вспоминала, учился в 7-ом классе, и тоже был пионервожатым. Он и по возрасту был немного старше меня. Внешностью он был довольно таки симпатичным пареньком, и я, конечно, взяла его «на мушку»…

С Серёжкой мы подружились, хотя на меня он смотрел, как на ребёнка, а был всего лишь на пару лет старше меня. Но разница в возрасте, когда тебе – 13, а ему – 15 лет, вполне допускает флирт, или первую влюблённость.

У нас не было никаких объяснений, но вокруг нас создалось определённое магнитное поле, в котором нам было комфортно.

Сергей Морозов

С Серёжкой у меня связано одно любопытное воспоминание. Когда я училась в Москве, в кожевенно-обувном техникуме, я всё-таки порой приезжала в Вельяминово, к мои родным – Милочке, Борису, маме и бабусе.

В один из таких приездов, я, встретив Серёжку Морозова, на вопрос – чем я занимаюсь в свободное время, соврала, что – хожу на каток. Соврала для бахвальства. На самом деле я на коньках никогда не стояла вообще.

Серёжка ухватился за мою фразу, и сказал, что в ближайшие выходные приедет в Москву, и мы вместе пойдём на каток. Признаваться в том, что я соврала, было поздно, да и неудобно. В общем, договорились…

Я была самонадеянной. Да, к тому же, не представляла трудностей с освоением конькобежного искусства. Решила положиться на авось…

Позвала с собой на свидание девочку из нашей группы – Тонечку. Тонечка помогла мне обрядиться подобающим образом и мы отправились на свидание. Серёжка приехал во время. Взяли коньки с ботинками на прокат. Они ловко одели коньки, помогли и мне. А затем – началось. Подхватив меня с двух сторон, они доковыляли со мной до льда. А там, как только они меня отпустили, я растянулась лягушкой на льду. Ноги дрожали от напряжения. Но никакая самоуверенность не помогла мне сразу встать твёрдо на ноги на льду. Они пробовали кататься втроём, держа меня за руки с двух сторон. Но ничего не получалось. Я вихлялась между ними, напоминая ваньку-встаньку.

Наконец, им это надоело. Они с моего согласия, посадили меня на одну из скамеек, которые стояли в некоторых местах, по краю катка. Я сидела и мёрзла, наблюдая за проносящимися мимо парами, или одинокими конькобежцами.

Периодически, мимо меня, сделав круг, мелькали, проезжая – Серёжка и Тонечка. Весёлые, разрумянившиеся, счастливые. Иногда они подъезжали ко мне, спрашивали – не замёрзла ли, и, виновато просили моего согласия на то, чтобы они проехали ещё кружочек…За свою ложь я наказала себя сама.