If you get me. Книга вторая. Если ты достанешься мне

Однако через несколько дней, на почве билетов между мной и дочерью, произошла ссора в связи с поступками зятя; просчитав свою выгоду, они проигнорировали все мои пожелания и то, что касалось моего перелёта обратно через Париж и Гетеборг. Зять приобрёл мне транзитный билет на дату: девятнадцатым маем, перелётом из Рабата в Москву через Париж, отказав в моей просьбе, лететь через Швецию. То был единственный шанс, увидеть тебя… Мне сложно, выразить чувства в словах но, с первого разговора с тобой, с первых фраз, твоих признаний влюблённости, мое сердце притянулось к тебе.

Как видишь, я напрасно поделилась с дочерью нашими планами, как ты того пожелал, что верно сослужило плохую услугу, не представляешь, как же, я сожалею!

Понимаешь ли, Эрик, как выяснилось, в России у меня остался ворох проблем, начну с того факта, что когда я вылететь к дочери то, у меня была всего неделя или немногим больше, возможность покинуть страну между процедурами судебных приставов, когда с меня сняли долги за дом, который больше мне не принадлежит.

Однако по прилёту в Марокко, примерно через неделю, зайдя на сайт судебных приставов, я увидела, что ими мне выставлен очередной долг; как я написала об этом тебе, что у меня годами длились судебные споры за мой наследный дом, в связи с тем: По российским законам, счёта за аресты моего дома, стоимость услуг судебных приставов, оказываемых не мне, а другой стороне, в 340 тысяч рублей, службой приставов выставлены мне. К сожалению, до погашения, меня не пропустят через таможню России, я расстроена говоря о том, что теперь лишена единственной возможности, повидать тебя, посетить тебя в госпитале. Когда я вернусь в Россию то, снова буду не выездной до погашения этого долга. Но, я обещаю, что как я только доеду до дома, дам тебе знать».

Сквозь жалюзи пробивался солнечный свет, порой спящий ребёнок, скатывался к краю, кровати, а когда во сне, он протягивал руки, с прикосновением детской ручонки, её печальные мысли, казалось, растворялись в ярких африканских лучах, может быть в утре с отголосками с улиц, сменяясь ощущением нежности, сливаясь с минутами спокойного счастья. И вот уже тревоги её совсем отступали, исчезая в наступающем дне. Немногим позднее, Дези был на пути к леколю, в то время как за завтраком Людмила допивала в кружечке своё кофе, подоспела Люджейн.

Как ни договаривались они с Люджейн, совершить совместно прогулку, между тем, дочь по утрам не спешила вставать. Вот и сегодня, она появилась по возвращению зятя, который отвёл Дези в леколь.

Людмила, поёрзав на стуле, спросила:

– Люджейн, как ты помнишь, я должна пойти в банк – во время Рамадана банки открыты до 14 ти вечера или мне отправляться одной? (франц.).

– Энрико отвезёт нас к нужному банку, что расположен в деловом квартале, а до него далеко, иначе придётся дожидаться второго такси. «Продуманно аргументируя недомоганием свой план», сообщила:

– Всё дело в том, что у меня разболелся живот, поэтому пусть лучше он нас довезёт, я боюсь, что могу потерять сознание.

Людмила уточнила у дочери на французском, к сожалению, дочь не стремилась посещать занятия в русском центре, поэтому разговаривали в основном так:

– Voulez-vous vous habiller ? son retour?

Люджейн в ответ сообщила:

– Я иду одеваться, не волнуйся до закрытия банка остаётся часа два.

А затем, просияв, сказала:

– Сегодня нас ждёт развлекательная программа; посетим пляжные трещотки, совместим прогулку и фотосессию, а после того, ночной выход, поездка к порту, пройдёмся по улицам вблизи гавани.

Поймав удивленный взгляд, добавила:

– У Дези завтра не будет занятий.

Неумолимо приближалось время, заканчивались каникулы Людмилы в Марокко, когда в последнюю из ночей Рамадана Людмиле предстояло отправиться с родными в Сале, прогуляться в его динамичной части, в урбанизированном районе, системы Рабата.

Стемнело. За окнами автомобиля, мелькали подсвеченные фонарным освещением, кварталы, пока они заехали в полу мрачную тихую гавань, словно отгороженную незримой стеной, от шумного людского потока, шествущего, в мерцающем люминесцентном освещении улиц. Высясь над углублением тёмной замершей гавани, залитый слепящим светом «Город корсаров», основанный в X веке на месте древнеримского города Сала, праздновал заключительные дни в череде торжества Рамадана.

В подлунном свете, крикливые фонарные блики, падая с улицы в темноту вод, отражались в колыхании ряби, утопая под тенью бизань, зачаливших, двух мачтовых шхун, мелких судёнышек, шлюпок. С некогда принадлежащей берберийским пиратам, низины Сале, отчуждённой рекой Бу-Регрег открывался вид на левобережные дали Рабата, «Рибат-эль-Фатх ». Словно застыв в темноте столичные круто склоны, обволакивались, казалось, растворяясь в туманности. С противоположного берега в освещённых откосах едва виднелись очертания крепости Касба Удайи, магически исчезая в столетиях: За рекой Бу-Регрег в магрибской ночи мерещились призраки города Альмохадов. В дали крепости Касба Удайи, маяча рядами вдоль стен, воображалось, скитание воинственных духов солдат, не к ночи, будучи, помянутые в капюшонах джеллаб, скрываясь у перехода моста, казалось, овеществляясь из прошлых столетий: Возрождаясь из тёмных душ Альмоходов, в стремлении, вселиться в грешные души в толпе, откуда проскользнув до рассвета, с призывом Муэдзина к молитве, измазавшись побирашками, бродяжничать и в закоулках Сале.

Внизу, под эстакадой мостов, до восхода кипели часы празной жизнь, где вереницы людей, ходили по улицам, среди колоннад стеклобетонных построек, соседствующих с обособленностью резиденций, домами в стиле традиций. Как принято, в вековой архитектуре страны, фасады домов лишены украшений и окон, возводимые с толстыми, высокими стенами, в зависимости от района Магриба, в розовом, белом, голубом исполнении, цветами характерными экстерьеру арабской культуры, наделённой деталями, символизирующими место работы, деловые кварталы или жилые дома.

Людские потоки неустанно лились вдоль улиц, посещая то, небольшие бистро, рестораны то, скоромошество под шатрами. Перебивая друг друга мелодиями, весёлыми шоу, музыканты развлекали прохожих, собирая у себя под шатрами зевак, звучание песен с разных сторон, летало в неоне огней, городское гулянье, порхало пёстрыми крыльями, праздности жизни в квартале домов Дараль-Ислам.

Женщины в платьях свободного кроя, созвучной западноафриканскому стилю, мелькали всеми цветами в летящих нарядах, словно, разноцветные бабочки, летящие с глянца журналов Ив Сен Лоран.

Мужчины в долгополых кафтанах новомодной восточной одежды; в джеллабах с капюшон, в традиционных своих одеяниях с длинной застёжкой, с множеством маленьких пуговок, с замысловатым орнаментом с разнообразным шитьём, сопровождали женщин в двуслойных такчитах, с расшитым бисером и паетками дфинами всех цветовых гамм.

Пройдясь по улице, некоторые из семей сворачивали в переулок к небольшому кафе «Макдональдс»; Вот и ребёнку захотелось мороженного, приблизившись к стойке и указав на желаемое отцу, поспешно заняв столик, внук расположился рядом с Людмилой и пока Энрико шёл к ним, Людмила спросила:

– Люджейн, почему ты не оделась в костюм, который тебе привезла, который тебе так идёт?

– Мама, пойми, я не привыкла ходить в европейской одежде, – созналась Люджейн, да и во всём, кроме джинсов с платком, я чувствую себя неуверенно.

– Ну, ты что, Люджейн? Не надо смущаться посмотри на людей, как все одеты нарядно и теперь просто гуляют по улице. А вот, если посмотреть на твою рубашку в синюю клеточку и тёмные брючки, можно принять тебя за обслугу в кафе, как будто ты сейчас на работе. В то время, когда твои шкафы до отказа забиты одеждой, начиная от традиционных нарядов и до различных аксессуаров и украшений. Попробуй привыкнуть носить костюмы и платья, привить элегантный стиль, как настоящая леди, осваивая образ, одевайся нарядно на приёмы к гостям и с визитом в дома твоих родственников. Допустимы и исключения, выходы на базар но, в случае, когда ты в машину, тебя не затруднит обуть с высоким каблуком туфли. «Все высказанное, несомненно, но как объяснить, что женское большинство, порой одевается не для кого – то из посторонних, а для себя, своего настроения. А с другой стороны, если Энрико, как мужчина, не интересует её то, какое быть статься желание, притягивать такое внимание. А, быть может, такая блёклость в одежде и есть защитная реакция её от супруга?»

– Люджейн, ты молода и собой хороша, самое время, блистать, когда ты так изящна, стройна и красива. Только посмотри на твой стан, гладкость кожи, шелковистость тёмных волос, красоту больших чёрных глаз и выразительность пухленьких губ. Вот, что скажу я: Ты у меня просто красавица, кто бы в том сомневался, но почему ты не любишь себя?

– Хорошо, я постараюсь, скоро пришлю тебе мои фото в новом костюме.

– Я так надеюсь на это, я буду с нетерпением ждать, когда, когда, наконец, ты полюбишь себя – похвалила она и в отношениях матери и Люджейн воцарилась вновь теплота.

Она ощущала в себе силу, которая возникла под этим влиянием, магнетизма; притяжением между ними. Внутреннюю магическую связь, которая подобно приближению планет сопутствует притяжению удачи, когда судьба дарит столь редкий шанс, отворив временной коридор; открывая дорогу, когда в движении на пути к цели все обстоятельства вращаются вокруг одной идеи, устремляясь в одну точку. Людмилу переполняли эмоции; ощущая, силу вселенной, энергии, бросающей все цвета Африки; бирюзу, голубизну океана, белёсость песка и жёлтость, красность, розоватость и багряность цветов, черноту и зелень оливков и оранжевость апельсин, энергию, которая стёрла с лица её слёзы и вместе с аистами, что гнездятся семействами в гнёздах, одарив невидимыми взмахами крыльев.

Квантовая энергия, космическая сила, которая была предназначена ей, как буд – то долгие годы дремавшая на луне, где – то на одной из тёмных сторон, не различаемая глазу с земли, в какой – то момент, пробудилась, открыв канал потока вселенской магнетической силы. Когда проникая сквозь сферы космоса, словно перетекая в песочных часах, подобно частицам песка, все сферы жизни, внезапно перевернулись, казалось, фигура бесконечности не изменилась, но вдруг распахнув потаённую подсознанием дверь. Изменяя вектор мыслей, притягивая и поворачивая к её устремлению соратников, в содействии воплощения планов, освещая в пути дорогу, лучами, сердечностью согревая в ощущение путника, обретающего и взлетающего на незримых магических крыльях.

Словно ангел, вселенная вдохновением мысли, из глубины чувств открыла временный коридор, сопутствуя внутренней связи, магическому притяжению планет, соединению Людмилы с Люджейн, открывая путь в древний Магриб, прогулкам в "Удею" – везде, где по дорогам шли мать и дочь.

И ни какая разность религий, ни барьеры разницы взглядов, ни попытки влияние супруга на дочь, словно весь этот напускной блеск, мишура, меркли, сметались силой материнской любви, неоспоримо, бог един, являясь в обличьях библий, коранических книг и религий. Никто и никому не дано прервать всевышним данную связь навечно соединившую кровь.

Глава одиннадцатая

Возвращение

Сумерки последней ночи в череде торжества арабских ночей Рамодана опускались на город, погружая его кварталы и улицы в непроглядную ночь, секунды и солнце утонуло за дальним холмом и череда домов, что возвышалась через дорогу кварталом, на глазах растворялась во мгле.

С мягкого дивана гостинной сквозь прозрачный витраж дверей балкона, она смотрела на мелькание окон, глазами блуждая среди света окон, череды огней, когда одно за другими зажигались окна в домах, со склона мигая, струиясь светом, посвящая в тайную жизнь мусульман.

«Одни и те же символы, но как всё различно, говорят о разных взглядах на вещи или, смотря с какой стороны посмотреть…, то ли, как восторженному туристу заглянув снаружи, а быть может, лучше познать мусульманскую жизнь изнутри?» – созерцая мир за окном, она предавалась раздумью, приходили мысли; про глубокое различие взглядов, культур; серных и южных народностей, западных, юго-восточных, американских индейцев и северо – африканских. И вместе с тем осознавая разницу мировосприятия, приходя к осознанию, через ощущение себя, среди традиций востока, на северо-западе африканского континента. «Казалось бы, от Европы отделяет лишь ширина Гибралтара, пролив в четырнадцать километров, однако существование здесь, вступает в противоречие с духовной природой».

И тут же помыслив о том, «что главным было, увидеть Люджейн и это свершилось…, вероятно, я здесь для осознания, что мои понятия о жизни среди мусульман, мои представления были близки к иллюзиям; с родни к ощущениям праздневства. Словно блуждение среди маскарада марокканских костюмов в звуках сирен и молитв, где реальные формы, выражение лиц скрываются в торжестве Рамодана, воспринимая каждого из этих лиц под маской, тем персонажем, под которой он и принарядился: Когда под образом каждой благочестивой мусульманской одежды, под уникальным узором джелляб, белого, кремового, чёрных цвета или пёстрых кафтанов, купленных в Старой Медине, скрывается какая – то тайна и вероятно, под каждым традиционным убором под феской, красным бурнусом или тарбушем, перевёрнутым в виде горшка?»

В короткое пребывание у Люджейн, она устала от ежедневного молчаливого прессинга, а порой и давления с демонстрацией не желания, находить компромисс: «В будущем, только короткое пребывание, поездка, туристический тур, как непродолжительный отрезок времени», испытывая нетерпимость к человеку по фамилии Фаршадо, говорящей сама за себя.

Все что случилось с ними за последние дни, кординально изменило мышление, не только Люджейн но, увы, настоящее, предстало перед Людмилой другим, не той лучезарной картинкой, что рисовалась перед поездкой в Марокко три недели назад.

Ощущалась усталость от ежедневной перетяжки «канатов»: «Ну вот, хотя бы вчера»; на прогулке в парке, она заметила, желание ребёнка подвигаться и на тренажерах, расположенных под тенью деревьев мимо которых они шли к площадке паркура. А на площадке паркура над головами, солнце палило нещадно, тем временем, когда Дези объезжал вокруг сидящих родителей, катаясь на самокате по кругу. По раскалённой площадки он, не переставая ездил то, назад то, вперёд прошло значительно больше, чем полчаса, покуда терпение Людмилы иссякло, она не могла больше наблюдать, как на жаре изнуряется внук, предложив дочери увести сына с площадки пар кура в тень. Однако дочь во главе с зятем не тронулись с места, оставаясь сидеть на жаре, неподвигаясь словно пни, продолжая наблюдать за ребёнком. Невозможно было смотреть и на Люджейн в седьмом поту под широкополой шляпой, одетой поверх платка, в рубашке до кистей рук и в брюках по щиколотки, обряженной букой под солнцем.

«Что происходит, наглядная демонстрация глупости вопреки разумному мнению, тупой игнорир, пусть даже во вред, ладно бы только себе?» Когда потоки пота струились по телу,так как день особенно душен, безветрен и не колыхалась листва на деревьев, словно всё замерло, в ожиданье вечерней прохлады и она наблюдала, как в каких – то от неё тридцати метрах все другие родители играют в густой тени деревьев на спортивных площадках. Изнемогая от жары, поначалу она отошла к кустам туй, вскоре по дорожке аллеи проследовав дальше, к прохладе крон эвкалиптов, что виднелись вблизи средиземноморских дубов по соседству с растущими соснами. Немного погодя, когда Людмила уже покинула палящее пекло пар кура и, какое – то время, отдыхая в тени эвкалипта на дубовой скамейке, чуть обдуваемая ветерком, вскоре заметила Энрико с Люджейн и Дези, которые шли по направлению к ней. Внук, не теряя времени, внук подбежал к тренажёрам, где находились разумные родители с детьми, которые занимались на тренажёрах в тени. Одни из родителей, проживающие в ближайшем отеле, как выяснилось в разговоре, приезжие из России.

К заходу солнца для приготовлений еды, времени едва лишь хватало, а ребёнку хотелось побегать вдоль парка и покрутиться на тренажёрах с другими детьми. Скрепя сердцем Люджейн согласилась на ненадолго задержаться у тренажёра, дав сыну позаниматься пару минут, между тем как, Людмила помогала мальчёнке, держаться на нём, подметила, как затравленно смотрит вдаль аллеи Люджейн, провожая взглядом супруга, спешащего к парковке машин.

Конфликты Людмилы с Энрико, меняли прошлые представления об укладе жизни в мусульманской стране, теперь по-другому предстала Люджейн, как женщина, впитавшая традиции и культуру Магриба вместе с приготовлением «харир», покупкой сладких традиционных печений, от ритуальных омовений рук и ног до молитв и соблюдений постов на рассвете и в предстоящем закате.

Прежде она не замечала столь явного патриархата, от того ли, что во время визита предшествующего этому приезду в Марокко, все её визиты проходили в кругу её свёкра Абдель Кадера, он отличался толерантностью, пониманием западного менталитета, и не только, в тот период правления предшествующего монарха, исповедующего светский ислам. Но и сейчас в аристократическом кругу Абдель Кадера, тоже, что касалось и его сына Мехди, она не ощущала столь явного подобного прессинга.

Многое ли изменилось во взглядах живущих людей и не важно, что кто – то из них демонстрировал явную приверженность вере? Но, как поспорить с тем, что прописано в любой религии и в законах ислама: жить по совести главнее, важнее, чем грешащим обивать пороги мечетей, церквей, отмаливать срамные поступки.