Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)

– Тебе, старик, всегда достается все лучшее, – без конца твердил хозяин мастерской, бросая взгляды в сторону моей прекрасной незнакомки. – Посмотри, у нее лицо, как у Богородицы. А кожа! Ты посмотри на виски – китайский фарфор. Аж светится!

Я тоже пристально рассматривал «лягушку» и видел ее слишком большие глаза на слишком бледном лице и чувственный рот, который все время смеялся, ведь ей угождали все по очереди. Это действительно выглядело смешно. Я сидел в уголке и наблюдал за всем этим. Я не находил в ней ничего, кроме привлекательной естественности.

Мы пели, пили, а под утро стреляли во влажное небо из духового ружья, пока соседи не вызвали милицию. Пришлось потрясти своим удостоверением и быстренько раствориться в молочно-розовом рассвете.

– Ты не устала? – спросил я ее по дороге домой.

– Конечно, нет! – Она была возбуждена и свежа, как и днем, когда я впервые увидел ее.

– И тебе понравилось все это безобразие?

– Очень!

Я пожал ее руку:

– Тогда я действительно должен жениться…

Мы вышли из машины у ее дома.

– Когда? – серьезно спросила она.

– Хоть завтра! Готовься – пойдем подавать заявление! – выпалил я.

– Тогда – до завтра?

– До завтра!

Она уже была на пороге подъезда, когда до меня дошло, что я так и не знаю ее имени – представлял всем как «Царевну» (мысленно добавляя – «лягушка»)…

– Как тебя зовут, невеста? – крикнул ей вслед.

Она обернулась.

– Лика.

– Анжелика? – уточнил я, едва не добавив – «маркиза ангелов».

– Ни в коем случае! Просто – Лика. И никак иначе!

Елизавета Тенецкая

1

…В последнее время ей все чаще приходила на ум песня Высоцкого: «Нет, ребята, все не так!» Почему «не так», когда вот оно, счастье – признание, исполнение желаний, дом, семья? Она дождалась. Вот едет в серебристо-сером «опеле» в трехкомнатную квартиру в центре города… А когда входит в какой-нибудь зал, всегда слышит шепот за своей спиной – восторженный или завистливый, не имеет значения. Почему же все чаще преследует этот запах плесени? Он исходит от флакончиков с дорогими духами, от авторских полотен, висящих в квартире на стене, от подарков, присылаемых отовсюду… От себя самой. Она уже не знает, нужна ли кому-то на самом деле, или все дружеские связи основаны на взаимовыгодных условиях: «ты – мне, я – тебе». Она не знает, действительно ли не утратила своих способностей или же признание ее таланта – дань высокой должности ее мужа. Когда-то она решила проверить это, тайком уехала в Литву, скрытой камерой отсняла уникальные кадры штурма телецентра, взяла кучу интервью. Но делала это не ради славы. Там, в Вильнюсе, у костров, она снова была по-настоящему счастлива. Потому что здесь, дома, было что-то «не так». Она боялась себе признаться, что обманулась, что ее ожидания оказались напрасными. Еще страшнее было думать о том, что муж – не герой, а просто почти случайно попал «под горячую руку» властей…

Когда он вернется, думала она, и будет лежать один, всеми покинутый, покрытый коростой, посреди ледяной пустыни – она подойдет и ляжет рядом, отдавая ему все свое тепло. Она готова была замерзнуть рядом – молча и преданно, как собака. Но этого не понадобилось. Он вернулся, удивленным и вместе с тем равнодушным взглядом смерил дочку, свозил Лизу к своим родственникам, быстро, по-деловому «оформил отношения» и окунулся в политику. И, как подозревала Лиза, только потому, что другого пути у него не было – так же, как не было его и у комсомольских работников, которые ринулись в бизнес.

Года три-четыре он приходил домой под утро, чаще всего от него пахло алкоголем. Вначале – дешевым, потом дорогим. Он учился профессионально произносить речи. Его статьи, фотографии, биографические справки все чаще появлялись на страницах прессы. И Лиза замечала, что это доставляет ему удовольствие. Если на протяжении двух-трех недель о нем не было ни слова на телевидении или в газетах, он тускнел, как медная копейка в воде. И придумывал способы напомнить о своем существовании. Лизу удивляло и то, что он не пошел в оппозицию, а, как писали в прессе, «отличался толерантностью», которая Лизе больше напоминала приспособленчество. В юности она заслушивалась его «кухонными» речами, была уверена, что он – пассионарий, а теперь ее раздражали его репетиции перед зеркалом, походы к имиджмейкеру, охранники. Но ужаснее всего было то, что и она пользовалась всеми благами, неожиданно свалившимися с неба. Хотя теперь, когда муж мог спонсировать ее проекты, они стали ей неинтересны…

Все, что вначале вызывало восторженность и эйфорию, теперь угнетало ее. Постепенно смолкали самые честные голоса, а СИСТЕМА продолжала существовать. Она напоминала Лизе песочные часы: перевернешь – и снова сыплется, только в другую сторону… И Лиза решила плыть по течению. Теперь она хотела лишь одного – обеспечить нормальное существование своему ребенку.

Лика росла немного странной – слишком молчаливой, слишком погруженной в себя. В семь лет она нарисовала и повесила в своей комнате плакат: рисунок и подпись, сделанная смешным детским почерком: «Люди – вы свободны!», и довольный отец часто заводил в детскую своих соратников, пока девочка не сорвала плакат со стены. Она могла рисовать часами, и Лиза отдала ее в художественную школу, затем – в институт, где она сразу же стала «белой вороной»…

Слава Богу, на наркотики не подсела и по дискотекам не шаталась. Но чего от нее ждать в будущем, Лиза не знала.

2

Новость огорошила: Лика выходит замуж. Лиза была уверена, что женихов у дочери нет, и вдруг такая неожиданность! Причем, как выяснилось, она даже не знает фамилии будущего мужа – только имя и место работы. Лизе пришлось срочно сесть за телефон. Вздохнула с облегчением только тогда, когда от знакомых узнала, что Денис Владимирович Северин – человек обеспеченный, достойный, перспективный, к тому же – коллега, закончил тот же институт, что и она сама, а сейчас успешно работает в рекламном бизнесе. Значит, не охотник за деньгами или авторитетом отца невесты.

– Ты хоть понимаешь, что так не делается? – спросила Лиза.

– Ты все увидишь сама, – прошептала Лика, – ты не сможешь не понять… Я знала, что ОН будет именно таким!

– Когда же мы его увидим?

– Не знаю. Сама об этом думаю. Но мне кажется, он не захочет сразу же идти на смотрины. Он серьезный и взрослый. Я бы вообще просто ушла к нему, да и все…

– Так мы тебе надоели?

– Нет, но я не хочу никакой свадьбы. Мне это не нужно. Я даже не думала, что так может быть: раз – и все круто меняется! Мне не важно, где мы будем жить. Я готова уехать за ним куда угодно – в любую глушь.

– Я уверена, что в глушь он тебя не повезет, – улыбнулась Лиза. – Но показать его папе ты все же должна.

– Он папе не понравится…

– Почему ты так думаешь?

– А он совсем другой. Он – «барабанщик».

– То есть? Он что, играет в ансамбле?

– Нет, «барабанщик» – это тот, кому все по барабану… Он сам сказал.

– Сомневаюсь. Мне говорили, что он человек деловой…

– Ненавижу это слово! Понимаешь, можно работать и даже чего-то достичь, но при этом оставаться «барабанщиком»… Это – высший пилотаж.

– Нет, не понимаю. Значит, и ты ему – «по барабану»?

– Может быть, – совершенно спокойно согласилась Лика. – Но это только – пока. Я знаю, он будет меня любить. Долго-долго. Вот увидишь…

– Дай Бог!.. Посмотрим…

Знакомство состоялось вечером следующего дня. Утром было подано заявление в загс, а после занятий Лика позвонила и сообщила, что ведет «жениха» домой…

3

Муж задерживался, как всегда. Лиза звонила ему на мобильный телефон и всякий раз слышала одно и то же: «Я буду через десять минут».