На этот раз Шпильке удалось. Резиновый шарик травмата намного мягче каблука. Но дульная энергия, с которой он вылетает, тоже несравнима с силой, которую может развить человеческая рука. А тем более – женская.
Фантазия мгновенно нарисовала Шпильке невероятно приятную картину – вот шарик прорывает сухую серую кожу, вламывается в переплетение нитей, которыми заполнен споровый мешок, рвёт их в клочья, и уходит дальше, к позвоночнику твари. Видение оказалось настолько красочным и ярким, что Шпилька не удержалась, представила, представила ещё и перебитый позвоночник, разорванное горло, хлещущую во все стороны кровь.
Рубер захрипел и обмяк. Медленно осел на пол микроавтобуса, словно сопротивляясь неминуемому, положил голову на рваный борт. И затих.
Шпилька не поверила своим глазам. Неужели получилось?
Эйфория была недолгой, вдалеке вновь раздалось урчание. Шпилька – откуда только силы взялись? – подорвалась с места. На ощупь отыскала мачете, мимолётно порадовавшись, что клинок не сломался из-за неудачного удара. С сожалением посмотрела на труп рубера – нет времени вскрыть споровый мешок, а ведь добыча обещает быть богатой, эта тварь явно поразвитей топтуна.
Но жизнь всё равно дороже.
Шпилька выбралась из микроавтобуса, подхватила рюкзак, карабин и дробовик, пошатнулась под их весом, но бросать не решилась. Без оружия в Улье ничего не останется делать, кроме как лечь и ждать смерти. Без еды и живчика – тем более. Придётся тащить.
– Лайма, – шёпотом позвала Шпилька. – Пойдём. Попробуем спрятаться и зализать раны.
Она рассчитывала вернуться к частным домам, вломиться в первый же, порубить заражённых, если они там будут – как-как, как-нибудь! – и пережить ночь хотя бы в относительной безопасности. Это в теории. О практике Шпилька старалась не думать.
Как ни странно, всё получилось. И даже с домом повезло – ближайший оказался мало того, что открыт, так ещё и пуст. То ли хозяева покинули его в самом начале перезагрузки лондонского кластера, пока ещё были людьми, то ли, уже превратившись в заражённых, оказались достаточно сообразительны, чтоб надавить на дверную ручку.
«Скорее, второе», – подумала Шпилька, вспоминая свой подъезд и распахнутые настежь двери квартир.
Тогда, ничего ещё не зная про Улей, она подумала на эвакуацию, которую она спьяну проспала. А теперь понимала – ей невероятно повезло не только оказаться иммунной, но и проспать тот кошмар, что начался в Москве после того, как туман рассеялся.
Дверь Шпилька, разумеется, заперла. Проверила окна – все ли закрыты. И забаррикадировалась в небольшой комнате на втором этаже, с чистой на вид кроватью и окном, выходящим на улицу, по которой шла днём.
На ощупь распотрошила рюкзак, выставив на пол бутылку коньяка. Колу открыла сразу и присосалась так, что за секунды выпила сразу полбутылки. Поставила рядом с коньяком. Потянулась к карману, в котором должна была быть вода – и обнаружила только разрезанную на две половинки ткань.
– Твою!
От обиды Шпилька едва не расплакалась.
– Ну вот как мы теперь, а? – спросила она у молчаливо разлёгшейся на кровати Лаймы.
Споровое голодание не беспокоило Шпильку весь день. Но затягивать с приёмом местной «живой воды» не стоило – так, по крайней мере, объяснял ей Жив. Целебное пойло, состоящее из спиртного, воды и спорана, употреблять следовало понемногу, но регулярно. А уж если ты ранен или истощён…
Шпилька достала из кармана куртки споран и горошину, покатала в ладонях. С сомнением покосилась на початую бутылку колы. Была не была, деваться некуда. Растворять всё равно в коньяке, для того и прихватила бутылку. А разводить… Колой и разведём, раз ничего больше нет под рукой.
Процесс приготовления прошёл, как по маслу. Спорам, опущенный в коньяк, растворился довольно быстро. Шпилька обмотала горлышко бутылки запасёнными тряпками, чтоб отцедить ядовитый осадок, и перелила получившийся раствор в наполовину опустошённую бутылку колы. Завернув крышку, осторожно взболтнула.
Открыла, принюхалась. Вроде даже и терпимо пахнет.
Овчарка жалобно заскулила.
– Тебе тоже это пойло нужно? – удивилась Шпилька и сама себе ответила. – Наверное, да. Животные ведь тоже перерождаются, а ты всё ещё нормальная. Значит, тоже иммунная. Ладно, давай на мне сначала опробуем, а потом тебе тоже налью.
Задержав дыхание, Шпилька приложила горлышко бутылки к губам и сделала крохотный глоток.
И впрямь ничего. Нет, не коктейль вроде пина-колады, понятное дело, но по сравнению с тем, чем поили её Танк и Жив – точно амброзия. Хоть и пованивает грязными носками.
Жажда отступила сразу. И, кажется, чуть-чуть добавилось сил.
– Сейчас, сейчас…
Сделав ещё два глотка, Шпилька принялась искать, во что можно налить живчик для Лаймы. В качестве импровизированной миски в итоге применила осколок от разбитой вазы, и, пока овчарка с упоением лакала угощение, вытащила банку консервов и пакет с собачьим кормом.
Желудок призывно заурчал.
Шпилька не заметила, как слопала всю банку, едва не облизав остатки со стенок. Взялась за вторую – аппетит был просто зверский. Представительница того самого «зверского» мира свой корм тоже уминала с удвоенным рвением. Да ещё искоса поглядывала жадным глазом на хозяйку.
– Нет уж, – возмутилась Шпилька. – У тебя вон, целый пакет корма, его и ешь.
В той, прежней жизни, Анна особым аппетитом не отличалась. Временами садилась на диету, пробовала разные методы здорового питания – словом, занималась всей той ерундой, которая свойственна жителям мегаполисов. Да ещё и двигалась непростительно мало – дом, работа, дом, работа. Дойти до автобусной остановки, доехать до метро, пройти сто метров. А вечером – обратно.
Шпильке, в отличие от Анны, двигаться приходилось много – по-другому в Улье не выжить. Да и нервотрёпка тут оказалась знатная. К тому же, предыдущий приём пищи был вчера, ещё дома.
Лайма, умяв двух с половиной килограммовый пакет корма, без зазрения совести потянулась к банкам из-под консервов и облизала их вместо хозяйки.
– Эй! – возмутилась Шпилька. – Я сама хотела так сделать!
Покатала в ладони горошину – её тоже стоило бы употребить, но ни уксуса, ни, тем более, соды под рукой не было. Ладно, может, утром удастся найти нужные ингредиенты на кухне.
С этой мыслью Шпилька завалилась спать. Свернулась клубочком внутри спальника, положив рядом с собой пистолет. Закрыла глаза, наслаждаясь мягкостью матраса… и тут же открыла.
В окно вовсю светило солнце, успевшее довольно-таки высоко подняться над горизонтом. На ветке дерева, росшего рядом с домом, чирикал воробей.
Шпилька огляделась в попытке понять, что её встревожило. Вроде бы всё спокойно: дверь заперта, придвинутый к ней комод стоит, как она его поставила, никакие зомби не бросаются на неё с урчанием. Выпростала из спальника руку, потянулась к Лайме…
Собаки на кровати не оказалось. Холодея, Шпилька вскочила… и облегчённо выдохнула, увидев овчарку стоящей передними лапами на подоконнике.
– Что там? – шёпотом спросила Шпилька.
Собака, не отрывая взгляда от того, что происходило за окном, тихо зарычала.
Шпилька выпуталась из спальника и, пригнувшись, подошла к окну. Выглянула.
Весь двор и дорога за низеньким заборчиком были заполнены заражёнными. Одни стояли, с отрешённым видом раскачиваясь с пятки на носок. Другие бесцельно бродили вокруг. Третьи только ползали.
Были и те, кому хватило ума сообразить, что вкуснятина прячется в доме – они шарили руками по стенам и даже пытались повернуть дверную ручку.
Радость от того, что Шпилька додумалась запереть дверь, была недолгой. Это препятствие защитит её только от низших заражённых. Заявись сюда тварь вроде топтуна или вчерашнего рубера – и всё будет кончено.
Только интересно, как зомбаки догадались, что Шпилька спряталась именно в этом доме? По запаху, что ли? Или… они искали не её?
Шпилька покосилась на овчарку.
– Лайма, дай лапу.
Собака выполнила команду беспрекословно.