Невероятность равняется нулю. Роман

Находящиеся в комнате ещё пребывали в состоянии шока, когда дверь комнаты распахнулась, и в неё вошла медсестра, нарушив тишину спокойным приятным голосом: «У вас здесь всё в порядке? Слава Богу, пациентку тоже спасли. Разбитое стекло к вечеру вставят, я уже позвонила. Да, а говорили, что эта пациентка – ангел. Ангел-то, может быть, и ангел, но нечистая сила в ней хорошо устроилась. Вряд ли возможно её изгнать из этого тела. Какая сила, какая мощь! Здесь и смирительные ремни не помогут».

В коридоре ещё видны были следы борьбы: перевёрнутые стулья валялись ножками вверх, осколки стекла от разбитых шкафов с книгами ещё не убраны, трубка от настольного телефона с концом оторванного шнура валялась недалеко от входных дверей, а столик, на котором когда-то стоял телефон, напоминал груду, состоящую из отдельных частей. Ножки его выглядывали из-под дивана, на котором расположился грузный мужчина средних лет, который, выговаривая по слогам слова, пытался читать с чистого листа ватмана.

«Всё, как всегда, – подумала Илона. – Давно руководительнице отделения говорили, что не нужно загромождать проходы лишней мебелью, но ведь у неё мания уюта. Всё пытается создать его в этой казённой обстановке. Когда своей семьи нет, а хочется её иметь, случаются такие несоответствия. Хорошо, что хоть пациенты не пострадали. А наш с Миленой невольный спаситель, дикий пациент, ворвавшийся своевременно в комнату, конечно, уже заперт на ключ в своей комнате. Получив успокаивающий укол, он скоро заснёт. Не сомневаюсь, что это из его комнаты раздаются сейчас рычание, шум и стук кровати, которой он гремит по стене».

Илоне вспомнилось, как несколько лет назад, одна из пациенток, проживавшая как раз в этой комнате, в течение одного дня выбила три дверных замка, чем установила рекорд в отделении. Позже Илона напишет в своём дневнике: «Ведь это дом для тех, кто имеет ограничения психического развития. Почти каждый из больных проживёт здесь до последних дней жизни. Жаль фрау Перец, но нельзя допустить, чтобы она осталась здесь навсегда. Ей нужно помочь, но как?»

Глава четырнадцатая, в которой рассказывается о посещении Паулем и Илоной посёлка на берегу Ангары

Оформление документов для поездки в Россию у Пауля с Миленой прошло без проблем, но потребовало определённого времени для открытия визы. Так как у них не было приглашения для посещения страны, они оформили туристическую. Для этого не понадобилось срочное замужество. По обоюдному согласию решили отложить это важное событие на время, когда вернутся из поездки домой. Визу открыли на месяц. За этот срок, по мнению Пауля, он успеет решить свои дела в сибирских краях. С какой стороны и как начинать поиски того, что искал, он не имел никакого представления. Но у него было письмо, адресованное Ксении Грегер, тётке отца Пауля. Мать отдала его Паулю незадолго до своей смерти.

Через несколько недель молодая пара уже совершала перелёт из Франкфурта-на-Майне в сибирский город Красноярск. Теперь им никто не мог помешать: ни бывший муж Милены – Дитер, ни Доротея Перец, бывшая возлюбленная Пауля, которые, по мнению обоих, были ещё на многое способны, чтобы сохранить то, что когда-то им принадлежало. Пауль словно освободился от груза, давившего камнем на сердце, раскрепостился и, как говорится, с чистого листа начал путь на свою исконную родину, в страну предков. Он как будто даже стал выше ростом, и вечно сутулившиеся плечи – расправились. Улыбка не сходила с его лица, а глаза стали светлее и голубизна их ярче. Милена, как в зеркале, видела в них своё отражение и была рада этим его превращениям, происходящим на глазах.

«Вперёд, только вперёд, – выводила её душа. – Ни мгновения не думать о том, что есть, что было, что ожидает впереди. Пауль заражает меня всё больше и больше своим оптимизмом. Надеюсь, что всё будет хорошо. Главное, что мы с ним понимаем друг друга, поддерживаем, становимся опорой один другому».

Шесть часов полёта сблизили их ещё больше. Теперь они находились как будто в другом измерении. На борту самолёта звучала непонятная обоим речь. Милена не знала, что творилось в душе Пауля, и просто радовалась его открытому выражению лица и рукам, нежным и властным, помогающим забыться во власти неизведанных чувств.

– Пристегнуть ремни, – как из тумана раздался голос стюардессы. Через несколько минут самолёт приземлится в аэропорту города Красноярска.

– Внимание! Просьба отключить электронные устройства.

Ребёнок на соседнем за ними сидении заливался громким плачем. Перепады давления давали себя знать. Приземлились в аэропорту большого города. Но это было только начало пути. Никто их здесь не встречал, никто ведь и не знал, что Пауль вернулся на родину, землю родителей, а, может, и прародителей.

«Надо было изучить генеалогическое дерево и получше подготовиться к поездке, – подумал он мимоходом. – Хорошо, что погода сегодня лётная».

Размышлять не было времени. Часа через два им предстояло продолжить путешествие на небольшом самолёте «Як-40». Атмосфера в аэропорту была спокойная – никаких непредвиденных происшествий. Милене и Паулю повезло: парень, сидевший рядом с ними на скамейке в аэропорту, знал несколько слов и выражений на немецком. Он оказался разговорчивым, пытался завязать с ними беседу. Узнав, что они – иностранцы и впервые в этих краях, помог им понять диктора, объявившего посадку на самолёт до посёлка Кежма. И вот они опять в воздухе. Всё идёт по плану.

Но оказалось, что и это ещё не был конец пути. После посадки на одном из небольших аэродромов, они пересели ещё в один, теперь уже совсем маленький самолёт с буквами «Ан-2» на борту. Пассажиров в нём – двенадцать человек. Качка в воздухе похлеще, чем на море. «Когда же прекратятся эти мучения? – подумала Милена, уже начиная слегка раздражаться. – Ни конца, ни края всему этому не видно».

Теперь только она начала понимать в какую авантюру ввязалась. Возникло предчувствие, что поездка будет не из лёгких. Хорошо, что хоть присутствие Пауля придавало уверенность, иначе бы она уже запаниковала. Не каждый сможет выдержать такие перегрузки. Они ведь действовали на неё не только физически, но и в психическом плане.

– Милый, а сколько нам ещё лететь осталось? – спросила она своего друга, когда предел внутренних сил был на грани возможностей.

– Мужайся, милая, – ответил Пауль. – Как у них здесь в песне поётся: «Ещё немного, ещё чуть-чуть».

По словам матери, это была любимая присказка его отца. Мать произносила эти слова, когда в семье происходили какие-нибудь неприятности. С годами фраза забылись, а вот теперь всплыла в памяти, как и лицо отца. Пауль знал его по фотографиям из семейного альбома. На них отец всегда задумчив. Да и понятно почему. Ведь он был директором большой фирмы, которая претерпела крах в последние годы его жизни.

«Может, это и явилось причиной смерти отца? – внезапно проскользнуло в сознании Пауля. – А как иначе можно объяснить тот факт, что полный физических сил мужчина в расцвете сил внезапно умирает? Врачи сказали тогда матери, что отец умер от кровоизлияния в мозг. В тридцатичетырёхлетнем возрасте у него оказалось надорванное сердце. При обследовании было установлено множество микроинфарктов. По словам матери, отец никогда не жаловался на лишения или тяготы прошлой жизни, но независимо от этого его век оказался коротким. За три месяца до моего рождения, отец умер в салоне междугороднего автобуса, когда возвращался домой из очередной поездки в областной центр. Почему он туда ездил? Что от него там хотели властители душ? О чём он думал, когда возвращался поздно вечером из своей поездки? Об этом уже никому не суждено было узнать: ни матери, ни жене, ни сестре, ни детям. Но вот тётя Ксения, сестра матери отца, может, она что-нибудь знает об их семейной тайне? Она до сих пор проживает в таёжных краях, где-то здесь рядом. К ней сейчас и еду в надежде узнать что-нибудь о судьбе моего рода. Но даже то, что я уже прочувствовал, пролетая над этой необъятной страной, достаточно для того, чтобы поездка оправдала ожидания».

Внезапно самолёт резко накренился. Пауль очнулся от мыслей. В салоне стояла, как ему показалась, мёртвая тишина. «Боже, я совсем забыл, что рядом находится живое существо, совершенно незнакомое с моим прошлым и этими, нахлынувшими на меня мыслями, ощущениями. Какой же я эгоист! Ведь ей, моей милой Милене, сейчас хуже, чем мне. Как она выдерживает атмосферу этого незнакомого мира?»

– Золотко, как ты себя чувствуешь? Всё ли в порядке? Прости, что подолгу молчу. Я во власти воспоминаний. Они накрыли меня с головой. Никогда не думал, что буду так переживать. А что будет дальше? Мне это тоже неведомо. Как встретит нас новый мир? Жив ли ещё кто-нибудь из моих родных? Найдем ли мы ключик к маминым словам?

– Не волнуйся, дорогой. Со мной всё в порядке. Если будем держаться вместе, преодолеем трудности.

Самолёт начал приземляться на небольшой площадке посреди тайги. Это была территория какого-то леспромхоза, название которого Пауль не смог найти на карте, но о его существовании говорил конечный пункт поездки, обозначенный в билетах. За несколько минут до посадки Паулю удалось из окна оглядеть территорию лесного посёлка. Она была невелика, состояла из немногочисленных деревянных построек, расположенных недалеко от реки, которая поражала взгляд размахом водного пространства.

– Кажется, в посёлке всего несколько улиц, – поспешил он сообщить Милене.

– Есть центр, по крайней мере у меня создаётся такое впечатление.

– Неужели такое ещё бывает в двадцать первом веке? – подумала Милена.

В это время самолёт тряхнуло от соприкосновения с землёй. Ещё несколько минут он шёл по короткой полосе, развернулся и, наконец, остановился, давая пассажирам понять, что перелёт закончен.

– Осталось ещё немного, и всё связанное с перелётом будет позади. Что будет дальше? – в порыве чувств подумалось Милене.

– Да, новая жизнь начинается, – эхом отозвался Пауль на её мысли, как будто прочитал их. И – это было хорошим предзнаменованием для Милены. Край земли, куда звал её Пауль, находясь ещё дома, оказался для них обоих действительно краем света, настолько необычным казалось теперь всё, что им предстояло ещё пережить.

Получив прямо на лётном поле свой нехитрый багаж, Пауль с Миленой вышли с территории аэропорта и медленно побрели по центральной улице посёлка. К их несказанному удивлению дорога сразу привела к длинному бревенчатому дому, на дверях которого висела доска с какой-то с надписью. Решив, что это управление, вошли в здание. Пройдя несколько шагов по коридору, оказались в небольшом помещении, которое, видимо, играло роль приёмной. Там их встретила девушка лет двадцати, назвавшаяся Ольгой. Она попыталась установить с ними словесный контакт, но все трое сразу поняли, что он – невозможен.

Ольга, держа в руках их иностранные паспорта, подумала: «Лет десять назад у нас в школе изучался немецкий язык как иностранный, но в настоящее время вряд ли кто, даже из людей старшего поколения, помнит что-нибудь из него, сможет понять приезжих».

После того, как Пауль передал ей в руки конверт с письмом, полученным от матери, Ольга жестом правой руки указала иностранцам на стулья, стоящие около стены, и на время исчезла в кабинете, граничащим с приёмной секретаря. Её жест был понят правильно. Милена и Пауль подвинули чемоданы к стене, опустились на стулья и замерли в ожидании того, что произойдёт дальше. Через несколько минут дверь комнаты, в которой исчезла секретарь, отворилась, и из неё, в сопровождении Ольги, вышел мужчина лет пятидесяти, высокого роста и крепкого телосложения. Он пробуравил взглядом приезжих, перелистал их паспорта, сказал что-то секретарю, по всей видимости, приняв какое-то решение. Потом Ольга куда-то позвонила, о чём-то говорила с какой-то Марией. Та, по-видимому, с ней не соглашалась. По мимике лица девушки все поняли, что она пытается убедить собеседницу, но ей это плохо удаётся.

В это время мужчина задумчиво изучал адрес отправителя на конверте, который принадлежал иностранцам. Нахмурив лоб, пытаясь что-то вспомнить, он взял телефонную трубку из рук Ольги, сказал в неё несколько слов, и на другом конце провода его сразу поняли, кажется, даже согласились с его доводами. Через несколько минут та же Ольга сопровождала их к дому Марии. По дороге она пыталась объяснить приезжим, что Мария и бабушка Ксения – сводные сёстры. Наши иностранцы не понимали, о чём она пытается им сказать, но были рады, что, наконец-то, будет крыша над головой, где можно помыться с дороги и для начала отдохнуть.

Они перешли по дощатому мосту на другую сторону широкого ручья, а потом направились по дороге, как им подумалось, к центру. «Вот моя деревня, вот мой дом родной», – громко и восторженно прокричал Пауль.

Ольга удивлённо взглянула на него, не понимая, почему он в управлении не говорил по-русски? Откуда ей было знать, что Илона, обучая Пауля русскому языку, вложила в него все знания, которые в свою очередь получила от матери. Их было не так-то уж много, и изучение и знание их Паулем не поддавалось никакой логике.

Милена заговорила с Паулем на немецком, и Ольге оставалось только наблюдать за ними. Они шли по деревенской улице, перекидываясь незначительными фразами, выражая своё отношение к тому, что видели.

– Смотри, Пауль, овечки бегут по улице. Ты когда-нибудь видел их живыми?

– А ты? Как ты смогла их узнать? Наверное, кроме как на картинках, никогда и не встречала?

– Да, что ты? Я родилась в деревне. У нас было во дворе много животных. Вон, смотри, утки побежали к ручью, а там уже и гуси заняли пространство воды. Интересно, а лебеди здесь тоже есть?

– Не знаю, но предполагаю, – ответил Пауль, с усмешкой наблюдая за ней.

– Ой, у меня каблук застрял в грязи! Пауль, что мне делать? Да он сломался! Ужас, не знаю, куда ногой ступить. Везде грязь. Зачем я надела эти светлые брюки? Кошмар!

Милена остановилась, сняла туфли, подняла их над головой и застыла, как статуя. Ребячий хохот был ей ответом. Оказывается, группа детей разного возраста наблюдала за их перемещением по улице.

– Картина, достойная подражания, – съехидничал Пауль, пытаясь превратить ситуацию в шутку.

Он сделал попытку приблизиться к Милене, но сам неожиданно для себя провалился ногой в новом ботинке в навозную жижу. Пауль, как клоун, вздёрнул плечами, широко развёл руками, играя на публику, и сказал по-русски:

– Простите. Не заметил опасность.

Громкий смех был ему ответом. Зрители оценили его юмор, прониклись к чужакам доверием, оттеснили Ольгу и гурьбой повели незнакомцев к месту ночлега. Один из парней постарше подъехал к толпе на лошади с телегой. В неё загрузили чемоданы, на которые посадили иностранцев. И так, в ребячьем сопровождении, они и въехали во двор бабушки Марии.

Пауль ещё пытался, как мог, шутить по-русски, но сам уже смеяться не мог. Хозяйка Мария быстро прогнала детей со двора, помогла Милене слезть с телеги и показала жестом на скамейку. Потом принесла таз, налила в него тёплой воды из чайника и предложила Милене опустить в него ноги. Пауль присел на скамейку рядом с любимой. Хозяйка приставила корявый указательный палец к своим губам, давая Паулю сигнал – сидеть и ждать своей очереди. Павел понял её, противоречить не стал, да и не хотелось ему ни о чём говорить, думал только о том, как бы поскорее добраться до постели.

Так начался их первый день проживания в глуши, вдали от города и других населённых пунктов. Хозяйка Мария, женщина пожилая, невероятно полная, но довольно подвижная и разговорчивая, пригласила их отобедать. Когда они зашли в горницу, то увидели богато накрытый стол. Центральное место на нём занимала глубокая алюминиевая чашка с варёной картошкой, подрумяненной на горячем жире и посыпанная зеленью.

– Ну, кажется, жизнь налаживается, – прошептал Пауль, подмигивая Милене. – Ничего, подруга, выживем, только придётся приспособиться к новой жизни.