Гадёныш

Нина шумно выдохнула.

– Наверное, я бы тоже смотрела на тебя, как на дуру, если бы услышала весь этот бред. Поэтому, проще показать.

Мы вошли в детскую и приблизились к кровати племянницы.

– Да пусть спит, – прошептала я как можно тише.

Нина махнула в мою сторону рукой и заглянула в лицо ребенка. Шестимесячная малышка сладко спала. Мать задумчиво разглядывала дитя. Я свернула голову вбок, чтобы лучше рассмотреть милое личико. Внезапно глаза девочки распахнулись и уставились прямо на меня. Первая реакция – меня бросило в жар, но это был эффект неожиданности. Даша молча смотрела в упор перед собой и не двигала не единым мускулом. Я замерла, боясь испугать ребенка. Не уверена, сколько прошло времени, но по ощущениям минуты три, и я чувствовала, как моя шея затекает в таком положении. Только сейчас до меня дошло, что Даша ни разу не моргнула и не двинулась, она походила больше на куклу, чем на ребенка. Как такое возможно?

Нина легонько тронула дочь рукой, но эффекта не последовало, тогда она повторила манипуляцию сильнее. Ребенок зашевелился, его лицо стало медленно скукоживаться, пока она, наконец, не закричала, как обычный младенец. И все встало на свои места, будто кто-то нажал кнопку «Play».

Нина взяла Дашу на руки и прижала к себе, пока та истошно кричала. А я выпрямила затекшую шею и стала массировать ее рукой, размышляя над случившимся.

– Что скажешь? – спросила Нина, раскачиваясь по комнате с ребенком на руках.

Я задумалась. Сейчас я уже готова была признать, что ничего странного в поведении ребенка нет, просто она спала с открытыми глазами, как бывает у многих в ее возрасте. Потом проснулась и закричала.

– Подержи, – Нина вручила мне вопящую племянницу и пошла на кухню.

Я продолжила качать ребенка, пока сестра приготавливала смесь. Выглядела Даша вполне обычно, по крайней мере с первого взгляда. Нина вернулась, я передала ребенка матери, девочка присосалась к бутылочке, успокоилась и затихла, занятая делом.

– Это выглядит странно, соглашусь, но не настолько, чтобы считать ребенка киборгом, – я хмыкнула, – в интернете и не такое напишут! К тому же это общеизвестный факт, что новорожденные не моргают, а грудные дети делают это намного реже взрослых.

– Это я и сама прочитала! Но пару раз в минуту она должна моргать, тем более раньше я такое за ней не замечала.

– Может, ты не обращала внимания?

– Ну ты шутишь? Я б обязательно запомнила. Это же странно, – Нина глядела на меня с вызовом. – Хорошо, я тебя поняла, допустим, так бывает. Хотя раньше у нее такого не было!

– Если ты чего-то не видела, не значит, что этого нет!

– Ладно, проехали. А что ты скажешь по этому поводу?

Нина отняла у ребенка бутылочку, и тот сразу же стал обиженно орать, она снова дала ему смесь, а потом опять оторвала, ребенок заголосил.

– Черт, – выругалась мать, – сейчас она поест, и я покажу, что хотела. С едой у нее всегда хорошо.

Стоит ли мне переживать за сестру и племянницу? Может, рассказать все Мише? Или матери. Хотя нет, матери точно не стоит, она никогда не умела держать себя в руках и трезво смотреть на вещи. Помощи здесь явно не жди, она просто решит, что Нина рехнулась. А, может, в этом и есть доля правды.

Я оставила сестру в комнате и пошла в ванную. Там умылась прохладной водой и смочила руки до плеч – мой ритуал, чтобы освежиться. Из зеркала на меня смотрела черноволосая девушка с короткой стрижкой, удлиняющейся к лицу. Немного усталая, разменявшая четвертый десяток, довольно привлекательная, можно сказать красивая, если верить собственным глазам, да и мужчины всегда говорили мне об этом. Облокотившись на раковину, я внимательно оглядывала себя, как делала почти всегда, когда оказывалась перед зеркалом, иногда бросала мимолетный взгляд, иногда задумчиво проходили минуты. Капли блестели на коже, стекая, они соединялись друг с другом и превращались в тонкие дорожки. Около глаз и рта успели наметиться морщины. Но все еще красива. Время – абстрактное понятие, но его ход хорошо заметен, особенно в человеке. В такие минуты понимаешь, насколько оно спешит.

Я заглянула себе в глаза, сегодня карие, мой истинный цвет, иногда позволяю себе шалости в виде смены радужки, голова немного наклонена вправо, губы приоткрыты, легкие неторопливо качают воздух. На минуту сознание отключилось, мыслей не было, сон среди бодрствования.

– Ты там уснула? – раздался голос Нины из-за закрытой двери.

Мое тело среагировало на звук: вздрогнув, я будто включилась, словно не было меня здесь и сейчас. Пара секунд понадобилась, чтобы вспомнить, где я и кто я. Иногда со мною так бывает, будто настройки сбились, и приходится восстанавливать в памяти события, вплоть до того, что я мама своего ребенка. Воспоминания настигают волнами, поэтому сомневаться не приходится, и я живу дальше. Я кивнула своему отражению, словно с чем-то соглашаясь, и покинула ванную комнату.

Дашка наелась. Она лежала на плече у сестры, которая похлопывала ее по спинке. Нина вытащила из комода пеленку и бросила мне.

– Расстели, – кивнула она на диван, и я послушно выполнила просьбу.

Нина уложила на розовый прямоугольник дочку и выпрямилась. Та бессмысленно болтала руками и ногами. Мы нависли над ребенком, как две статуи: одна, сложив руки и закусив губу, другая в растерянности наматывая прядь на указательный палец. Это моя давняя привычка, с которой приходится бороться, и не всегда удачно.

– Сделай ей больно, – прозвучал голос.

Я быстро заморгала, будто мне это могло помочь понять услышанное, и медленно повернулась к сестре с открытым от удивления ртом.

– Да не смотри так, я же тебе не выбросить ее из окна предлагаю, а просто сделать больно. Ущипнуть, например.

Я подавилась воздухом. Что несет моя сестра, черт возьми? При первом же плаче мы спешим успокоить своих детей, норовим подхватить их на руки и спасти ото всей боли, которая приходит порой. Здесь же меня наоборот подталкивали причинить эту боль.

– Ты принимаешь наркотики? – внезапно для самой себя спросила я. Страшно, конечно, услышать утвердительный ответ от близкого человека, но это хотя бы могло все объяснить. И, если наркоманы способны вылечиться, то шизофрения – навсегда.

– Ладно, я сама, – Нина приблизилась к ребенку прежде, чем я успела среагировать, она кольнула ее ногтем в пяточку. Ребенок не среагировал, она повторила процесс, никакой реакции.

– Я не педиатр, но слышала, что и на боль дети могут воспринимать не так, как мы.

– Да она вчера упала с дивана и даже не заплакала!

– Шок? – предположила я, но у самой уверенности не было. – Надеюсь, ты не собираешься сейчас повторить падение, чтобы что-то мне доказать? – спросила я ошарашенно.

Нина только цокнула.

– Ну покажи ее врачам, – искала я ответ.

–Да? А чего я им скажу? Ты просто представь, как посмотрят на меня, если я припрусь к ним с подобным.

– Обследование?

Нина взяла малышку на руки и отнесла в манеж, включила детские песенки и позвала на кухню, закрыв за нами дверь.

– Зачем? – не поняла я, указывая на дверь.

– Мне кажется она подслушивает, – негромко ответила сестра.

Я молча смотрела на нее, шутить совершенно не хотелось. Я налила себе еще вина и выпила залпом.

– Ну так что по обследованию?

Нина только пожала плечами, повторяя за мной с алкоголем.

– С чего я должна начать? Да и Миша спросит, какого черта я таскаюсь со здоровым ребенком по больницам. Он меня никогда не поймет, я и так для него после той истории с домовыми не вполне нормальная. Он часто вспоминает и прикалывается надо мной. Представь, если я ему тут еще заявлю, что его дочь ненастоящая.

– Ну и что собираешься делать?

Нина прислушалась к звукам из комнаты, все было спокойно, она вздохнула и пожала плечами.

– Пока наблюдать буду, а там увидим.