Любовь ведьмы на крыше Мира. Повесть

– Вороны, а вы сюда зачем? Тут же Чистилище… Мое, наверное. Но что мне делать теперь и куда пойти? Я же тоже ворона, только белая. Но у вас есть крылья, а у меня ничего. А вы тоже белых бьете в своем вороньем Царстве или вы добрее, чем мои на работе? Хотя лично я ни одну белую ворону и не видела за свои тридцать лет. Наверное, их все-таки нет. А я есть. И меня опять ведьмой обзывают. Эх…

Ксения тяжело вздохнула, и две огромные слезы скатились по щекам. Она смешно шмыгнула носом, задрала голову вверх и улыбнулась.

– Ну и как Тебе с нами? Весело? Не думаю. Мне же не смешно. Но Ты же Бог. Тебе все можно, а я кто? А мне ничего нельзя. Что со мной не так? Браслеты им мои мешают. Бесят, говорят. А как это? Если у вас нет бесов, то чем вы это делаете? Как можно стукнуть вилкой, если в руках у тебя ложка? Нелогично.

Ксюша спрыгнула с бетонного выступа прямо на крышу. Подняла перо вороны, что валялось под ногами. Засунула это перо в свою пушистую копну, важно надула губы, закатила глаза и писклявым голосом визгнула. Вороны вперемешку с голубями испуганно взмыли в воздух, и Ксюша рассмеялась.

– Вот так, Тамара Петровна! Даже вороны от вашего визга готовы на суицид. А вы все губы красите и визжите, как бензопила «Дружба»! Вашему «гудку» украшение не требуется! Не надо красить. Он и так безотказно работает. На вынос мозга до полного вакуума. Украшения. А зачем придумали украшать что-то? Мне кажется, я поняла! Украшают то, что уродливо выглядит, чтобы прикрыть это. Логично. Тогда зачем мне браслеты? Ведь у меня совершенно не уродливые кисти рук. Они очень даже красивые. Вот, может, и не надо браслеты. Но я их люблю. Моя любовь против раздражения других. Что важнее? Глупый вопрос. Любовь для меня всегда важнее. Тем более моя любовь! Она же родная, а раздражение чужое, и меня это совершенно не касается.

Ксения опять вся сжалась, и худые плечи, казалось бы, выражали всю скорбь ее молодого сердца. Старые потертые джинсы, розовая футболка, белоснежные кроссовки и любовь огромных масштабов.

– Ничего, сейчас, моя девочка! Ничего, мы снова справимся. Мы обязательно справимся. Подумаешь, какая-то глупость, какие-то браслеты, какая-то Тамара Петровна.

Ксения опять уселась на свое излюбленное место. Внизу грохотали грузовики, пыхтели малолитражки и повизгивал старенький трамвайчик. Крики строителей, общающихся на изысканно французский манер русским народным матом, и звук скрипки из какого-то окна создавали неимоверную какофонию. Город размеренно уверенным шагом шагал в своем обычном темпе в свой самый реальный хаос. Хаос из маленькой любви и чужого большого разочарования. Где-то заплакал ребенок и заиграла «Вечная Любовь». Азнавур даже в этом Хаосе оставался собой до последней нотки. Ксения сидела, обняв свои коленки руками. Глаза ее были закрыты, только по щекам бесконечным ручьем текли слезы.

Она была безучастна к этому Человеческому Миру. В отличие от нее, Мир был очень уж чересчур участлив к ее маленькой фигурке. И вот этот серый кусок бетона – это, наверное, была макушка Человеческого Мира. Потому Ксения туда и сбегала от всевидящего глаза людского.

3. Наблюдение Белого Ангела

Ангел белоснежный вздохнул. И возрадовался, что не до него сейчас этой барышне. «Опять плачет. Опять одна. Опять, чтобы никто не видел». Он уже, наверное, полгода как сюда залетал. Что-то тянуло его очень сильно к этой одинокой душе. Ангелам положено видеть то, что внутри. И он видел. У этой девочки была поразительная Душа. Совершенно прозрачная. Как дочиста вымытое стекло. И даже прозрачнее.

За долгое время своей работы он много раз встречал таких. И он знал, откуда эта прозрачность. У Ангелов нет эмоции. Есть работа. И она такая, какая есть. Ничем не лучше и не хуже. Просто работа и никаких эмоций. Только эту Ангел жалел, что ли, или ему просто казалось. Но эти светлые кудряшки хотелось потрогать даже Ангелу… А может, вся жалость из-за этих кроссовок белоснежных, почти как его крылья? Он и сам не понимал. Но к этой молодой женщине он что-то чувствовал. И он хотел спросить ее, как ей удается отчистить кроссовки до такой белизны. Ведь он прекрасно знал, как выглядит белое, по которому ходят ногами. Лично знал.

Внутри. Все, что имело значение в этом мире. Все, что никогда не перестанет быть драгоценностью. Все, что всегда где-то между строчек, но остается Главным. Именно это и было в сердце этой барышни. И Ангел отчетливо видел. Или чувствовал. И сам удивлялся своему отношению к ней.

4. Диалог Валеры и Тамары Петровны

– Ну и где эта ведьма, опять ускакала? Кто должен за нее дежурить? Может, это я должна стать и обеспечить ее зарплатой?

– Тамара Петровна, успокойтесь! Я ее отпустил покушать. Она же без обеда осталась. Дедушку до остановки проводила. Будто вы сами не видели, как поплохело деду.

– Деду поплохело? Конечно! В таком возрасте надо дома сидеть, а не по ЖЭКам таскаться.

– Стоп! Мы же сами его вызвали. Или я ошибаюсь?

– Валерка, заткнись! Позвоню жене и расскажу, как ты тут эту блаженную обхаживаешь! Ох, отхватишь, мало не покажется! И не посмотрю на твою рожу щенячью!

– Все, Тамара Петровна! Все, успокойтесь. Пускай девчонка поест спокойно. Что мы, не люди, что ли?

– Все? Видишь, как разум сразу на место стал! На меня чары этой ведьмы не действуют! Я сама кого угодно околдую.

И Тамара Петровна расплылась в довольной улыбке.

Валерка складывал акты приемки и никак не мог понять, почему так происходит. Нормальная девчонка вроде бы эта Ксюша, а вот враждуют с ней бабы, как со Вселенским злом. Может, и впрямь ведьма? Так хочется остановить это все, рявкнуть на этих обозленных баб. Но жена. Ревнивая жена. Не приведи Господи, узнает. Валерка аж вздрогнул от одной мысли, что подобное может случиться. Точно развод, и все. А Ванюшка… Ну да и черт с ней, с этой Ксюшей! Может, и впрямь ведьма. А у меня Ванюшка. Мне нельзя. Валерка потер пятерней затылок и сел работать.

5. Диалог Ксении и Саши

– Ксюша, не обращай ты внимания на этих старых дур.

– Перестань, Саш! Я не обращаю никакого внимания, а вот ты сейчас сказал глупость. Насколько ни были бы они глупы, но ты еще глупее, если это комментируешь и тем более оскорбляешь их. Они просто люди и ничего особенного! Мне совершенно неинтересно, что они обо мне думают. И тем более говорят. Это от испуга. Они просто не знают, в какой ящик в своей голове определить меня. У них нет такого ящика.

Ксения весело рассмеялась. Глаза засверкали своей обычной радостью. Саша, коллега Ксении по работе, аж оглянулся. Вроде бы не солнечный сегодня день. Явно не солнечный. Ветер катил тяжелые тучи почти по земле и, злясь от тяжести этих раскормленных водой небесных тюленей, вырывался шальными рывками и подвывал от собственной немощности. В природе тоже бывает, нет баланса. Но это только так кажется. Потому, что все выровняется завтра или через неделю… Да, может, и не будет, как раньше, но главное условие останется неизменно. Это все будет на своем месте и ровно столько, сколько необходимо тому, Кто всем этим хозяйством управляет. Тому, Кто. Там, где все понятно без слов. Хотя… вначале было Слово.

6. Смерть матери Татьяны

Большой коллектив – это почти семья, только с другими правилами. Но уж так принято. Танюша, пожалуй, самая удивительная по своей внешней красоте персона, не вышла на работу. И по конторе прокатилось – Танина мама умирает!

И замолчала эта рабочая семья.

Люди всегда так делают. Как только заметят или встретят эту гипотетическую Старуху с Косой (и даже неважно, где они ее заметят), испуг гарантирован. Меняется все сразу. Будто вздох вырывается из груди, и наступает тишина. Взгляд в пропасть. Он никого не оставляет равнодушным. Хоть Жизнь все равно победит, но этих несколько минут, часов, дней тишины показывают, что Человек не так уж и ужасен. Взгляд в пропасть меняет людей. Даже если это не их взгляд. А просто где-то рядом.

У Ксюши не было никаких взаимоотношений с Татьяной. Совершенно не было ничего. Приветствие и прощание. Все. Но Ксения всегда очень тонко чувствовала людей и их беду. И когда зашла речь помочь с поминками, она уверенно и спокойно предложила свою помощь. Старшие коллеги-женщины удивленно хмыкнули, но все же Ксения попала в списки. Видимо, шокирующая ситуация внесла свои коррективы в этот момент. Вот здесь и произошла смена позиций. Ксюше удалось удивить всех. Она с таким спокойствием и уверенностью двигалась по кухне, что казалась шеф-поваром мишленовского ресторана. Молчаливо и сосредоточенно из-под ее рук появлялись все новые блюда. И только довольная и как-то даже гордая Вера Васильевна красноречиво кивала головой и улыбалась, мол, посмотрите, на что способна наша ведьмочка. И даже наличие браслетов на запястье не мешало ей так изысканно и ловко колдовать на этой кухне столовой предприятия.

А Ксенька наслаждалась. Она любила готовить. Да и умела это делать хорошо. Даже очень хорошо.

Этому мастерству ее немножко научила бабушка. Старая, крайне добрая и одновременно очень строгая еврейка. А она все время повторяла одно своей в то время совершенной неумехе внучке: «Пища любит сердце в руках, а не перец в глазах! Вот сердцем и чувствуй, что брать руками. Только сердце и Душа знают, что нужно телу покушать. А руки – это просто инструмент, вот и используй все по назначению». Бабушки давно нет. И свое мастерство хорошо и вкусно готовить Ксения развила до своей вершины. И эта вершина уже была значительно выше бабушкиной, но Ксения хорошо помнила, где находится фундамент ее мастерства. Да и кто его сделал, этот фундамент? А Благодарность – хорошее чувство. Кажется, именно с него и начинается Человечность. Готовить умела и любила, а вот кушать Ксюше почти никогда не хотелось. Она не чувствовала голод. Иногда, конечно, и такое было, но она точно не заморачивалась этим. Что нашла, то и съела. Того и хватит. Ведь, по сути, человеку так мало надо для того, чтобы хватило.

В дни завершения Пути Человека Ангел торжественен. Миссия выполнена. Впереди все то, о чем люди могут только гадать. Но тяжести с ног Человека сняты, и это уже другая история. И пишет всегда ее только один Автор. И там Ангелу нечего делать. Он остается с тем, кому боль разрывает сосуды. Тяжело не тому, кто ушел. Тяжело всегда тем, кто остался. Как и все в этой жизни, любое мучение имеет свое Начало и свое Окончание. Человек, проходя через мучение, совершенно не руководит процессом. Он как песчинка катится через всевозможные сита этого испытания. Единственное, что ему приходится делать, – это терпеть. И даже здесь от желания человека уже ничего не зависит. Терпи или нет, никто спрашивать не будет. Обреченность как огромный снежный ком хватает человека и уносит с собой в эту пропасть. Пропасть под названием Неизвестность. Потому страшно. Хочется удержаться за то, что знакомо и привычно. То, что уже было. И было не раз. И долго было. Иногда очень долго. Вот ноги, вот руки, вот квартира, вот дом, вот руль машины… Хоть бы за что-нибудь схватиться бы, чтобы удержаться, вытащить свое тело из этого снежного кома, который тащит неведомо куда. Но… Как убедительно доказывает жизнь, не работает это. Ничего не удержит, если это Конец Пути. И только Ангел обнимает. Другие объятия недоступны и уже неважны. Повезло больше тем, кто знает, что Ангел есть. И что с Ним нестрашно. Ведь там, где есть Ангел, исчезает Неизвестность. Только не всем это возможно знать. Избранность в принятии.

Заплаканная и как-то мгновенно состарившаяся Татьяна сидела за поминальным столом. Плакать больше не было чем. Слезы как-то мгновенно окончились, и все. Стало сухо внутри, пусто и холодно. Вилочкой рисуя какие-то только ей известные узоры по тарелке, она впервые обратила внимание на стол.

– Это все почти она! – Вера Васильевна головой указала на Ксению.

Ксения будто услышала их. Посмотрела на Татьяну и ласково улыбнулась.

– Хорошая она! Наша ведьмочка. И красивая.

– Это да. Только не от мира сего. Ей никто не нужен, чтобы разговаривать. Она и так целый мир для себя. А для других просто Космос. А его невозможно понять человеческими мозгами. Мы же почти идиоты. Поешь, Танюш! Маму твою все равно уже не вернуть. А тебе жить надо дальше.

7. Ожидание весны

А жизнь текла потихоньку дальше. Отметили зимние праздники, ожидали всем коллективом весну. Не просто ожидали, а вымаливали, выпрашивали ее. Надоел холод и все, что к нему прилагалось. А прилагалось-то немало. Шубы, шапки, шарфики, сапоги, варежки. Что уже говорить о кофтах и теплых штанах. И Ксюша просила Небо помочь. Поспособствовать скорейшему приходу весны. Ей уже совсем было невтерпеж. Хотелось в свой мир. На свою крышу Мира. Уже накопилось немало тем для разговора с тем, кто Первый. А больше и не с кем было эти разговоры вести. Ксюша хорошо понимала, что, наверное, и сама не хочет с другими разговаривать. Да и не с кем.

Еще в детстве она прошла урок на «дружбу» с одноклассницей, которая свой грешок прикрыла Ксюшиной спиной, вовремя доложив директору. В принципе, Ксюша и не страдала. Она все поняла сразу. Ее внутреннее «Я» сказало свое «я поняла», и вся история закончилась на удивление «подруги детства». Так что один горшок на две попы – это еще не повод для искренности. Урок пройден, усвоен и благополучно выброшен. Остался только корешок с подписью «на память», и таких корешков очень много собралось. Они не подлежат утилизации. Это не о драгоценности, это о бесценности. Ксения берегла это.

Зимой на крышу нельзя. Соседи орут. Мол, сквозит очень. Да и ладно. Можно и подождать. Только сердечко иногда прямо просилось на крышу Мира. Нужна весна. Тепло надо не по календарю, а по сути. Скучала очень…

Хорошо, что на работе все как-то смирились с присутствием «этой ведьмы с браслетами». Цыганщина сплошная, только цвет глаз и волос не давал так величать Ксению. Но дружелюбия тоже не прибавилось. Так, просто неприязнь сошла на отметку безразлично и застыла. Иногда чье-то ПМС отражалось на общем фоне, но это Ксения игнорировала с такой легкостью, что даже самые терпеливые удивлялись, как она так может. А у нее дрожали ресницы. Она что-то чувствовала и ждала… Сама не зная чего.

Ожидание совершенно не причина для тоски.

Ксюша не вошла, а прямо влетела в помещение и сразу заполнила собою всё пространство.

– Доброе утро, люди! Как настроение, как выходные прошли? Вера Васильевна, я принесла эту книжку для Вашего внучка. Там такая уникальная методика. Он очень быстро научится читать и станет лучше всех. И от Вас больше не будет пахнуть корвалолом. Зря Вы раньше не сказали. Я ведь учитель по образованию. Я бы помогла. Я же помню всё. Для меня это легкотня.

– Легкотня… Это слово, стесняюсь спросить, от какого образования? А точно, от педагогического! Так и есть. – злобно прошипела Тамара Петровна.

Вера Васильевна вся расплылась в улыбке. Аккуратно взяла в руки книжку и оглянулась на коллег. Осторожно так оглянулась. Будто искала поддержки. А не найдя, сделала серьёзное лицо. Но радость взяла верх и улыбка вернулась. А Ксения будто бы и не видела всех этих метаморфоз. Сияла своими ведьминскими глазищами и даже не думала грустить. Не любила она это. Да и поводов для радости всегда у неё было намного больше, чем достаточно. Хотя, это не факт. Просто Ксюша была оптимисткой. Неубиваемой оптимисткой.