Обреченная. Наперекор судьбе

Обстановка внушала уважение. Гостиная была выдержана в строгих темно-красных тонах. Массивный угловой диван и кожаные кресла казались крошечными, потерявшись в пространстве огромной комнаты. В импортной мебельной стенке красовались сервиз «Мадонна» и вазы из богемского стекла. Великолепная хрустальная люстра на потолке освещала мягким рассеянным желтым светом развешанные на стенах картины.

В картинах Лена не разбиралась – старинные, и старинные. Тетки какие-то изображены грудастые, младенцы кучерявые, ничего интересного.

Стол был накрыт празднично, а белая накрахмаленная скатерть в кружевных оборочках подчеркивала торжественность обстановки. Обслуживала их домработница.

– Ничего себе! – не сдержала возгласа восторга Лена, – я и не знала, что люди могут так жить!

Стол был красиво сервирован, а все блюда казались Лене изысканными и непонятными. Она второй раз в жизни видела сервелат и салями – первый раз еще тогда, в лагере, когда они с Мариной, сидя в уголочке, глотали слюни.

Сначала подавали холодные и горячие закуски – это было еще, куда ни шло. Неловкая ситуация возникла позже – когда на большом блюде принесли запеченного поросенка, нагло выпятившего свою морду с пятачком.

– Как к нему подступиться-то? – подумала Лена.

– Надеюсь, Лена, что Вы не еврейка, – как будто бы прочитал ее мысли Володин папа, и чуть-чуть поближе к ней придвинул хрюшку.

– Угощайтесь, пожалуйста, молочный поросенок!

– Спасибо, – сказала Лена и подвинула поближе к себе блюдо с салатом.

Не рискуя пробовать и резать на куски поросятину, она трескала бутерброды с черной и красной икрой.

Мама Володи смотрела на нее не то с жалостью, не то с недоумением – Лена совершенно не умела пользоваться ни ножом, ни вилкой.

– Надо было уроки этикета брать, прежде чем в гости идти, – подумала Лена про себя. – Так ведь не предупредил же никто.

– Лена, для рыбы одна вилка, для мяса – другая, – пыталась Лидия Анатольевна исправить Ленкины оплошности, подвинув ей поближе тарелку с запеченной рыбой. К счастью, рыбу предусмотрительно разрезали на небольшие порции.

– Где сын нашел эту деревенскую девочку? – думала она с раздражением, пытаясь ради своего мальчика казаться гостеприимной и благожелательной. Похоже, ей это плохо удавалось.

Лена, в свою очередь, старалась быть остроумной, веселой, рассказывала студенческие анекдоты, скрывая за деланной веселостью свою неловкость и нервное напряжение.

С лица Лидии Анатольевны не сползала натянутая улыбка, ничего, кроме ледяной вежливости, для Лены не выражающая.

Когда подали чай в английских фарфоровых тонких чашках, Лена потянулась за золоченой сахарницей, и случайно рассыпала сахар по столу. У нее дрожали руки – сирота из детского дома не привыкла, что за каждым ее движением внимательно наблюдают. До сих пор ей не приходилось озадачиваться правилами поведения за столом, изучать сервировку и разбираться в тонкостях использования ножа и вилки. Да и уроки этикета им никто не преподавал.

Строгие глаза Лидии Анатольевны, казалось, оценивают каждое ее движение, каждый жест, и критически осматривают ее всю, начиная от прически и заканчивая дешевым платьем из ситца и новыми, но чуть великоватыми туфлями.

– Слава Богу, хоть туфли попросила у соседки, – подумала Лена.

Она еле выдерживала показную вежливость Володиных родителей. Павел Михайлович сидел рядом с супругой, и за весь вечер не вымолвил почти ни единого слова, кроме «спасибо» или «пожалуйста», обращенных к домработнице, и глубокомысленной фразы про евреев, которую Лена так и не поняла.

Она попыталась найти поддержку у Володи, взяв его за руку. Он небрежно отстранился и потянулся за тарелкой с воздушными белоснежными меренгами, обрамленными по бокам свежими ягодами вишни и клубники.

Чтобы прервать молчание, Лена начала рассказывать, что в августе собирается поступать в институт кинематографии.

– Конечно, – с едва уловимой ноткой сарказма в голосе поддержала ее Лидия Анатольевна, – артисток погорелого театра в нашей семье еще не было.

Лена обиженно замолчала, и конец вечера оказался совсем скомканным. Володя, поняв, что обстановка все более накаляется, извинился перед родителями, и пошел провожать расстроенную невесту.

Когда он вернулся, его ждал серьезный разговор с родителями. Вернее, говорила одна мама, а папа-генерал молчал и поддакивал. Сразу становилось ясно, кто в этой семье на самом деле командир.

– Сынок, присядь, – сказала ласково мама. – Мы должны с тобой серьезно поговорить. Ты ведь знаешь, что ты у нас единственный сын. Мы любим тебя безмерно. Так вот, сынок, послушай нас с папой.

Владимир сел в кресло и приготовился внимательно слушать. Начала разговор мама:

– Сын, с тобой все понятно – молодость, гормоны, девушка с красивой внешностью. Но для жизни, поверь нам, одной милой мордашки мало. Что будет, если нам с отцом не удастся договориться, чтобы ты после учебы остался в Питере? Если ты попадешь служить куда-нибудь в Забайкалье? Ты думаешь, что девушки подобного типа умеют любить и ждать? Что Лена, как жена декабриста, поедет за тобой в глушь?

Владимир не ожидал подобного разговора, да и планов он пока никаких не строил. Просто влюбился, и, возможно, ждал одобрения родителей, надеялся, что Лена им понравится.

– Мне кажется, я достаточно взрослый, чтобы разбираться в людях, и выбирать, с кем мне встречаться, – попробовал он возразить маме.

Папа, как показалось Володе, решил поддержать его, и задумчиво вымолвил:

– Сынок, выбирать тебе.

Однако, через минуту глубокомысленного молчания, папа продолжил:

– Но лично мне кажется, что Лена слишком карикатурный персонаж, чтобы всерьез думать о дальнейшей жизни с ней. Многие девочки хотят «из грязи в князи», и чтобы ничего больше в жизни не делать. Все их мечты – найти богатого ухажера, и ни о чем не думать за его широкой спиной. Жизнь, сынок, сейчас такая сложная…

Володя молчал.

14. Расставание с Леной

Но после этого вечера он стал отдаляться от Лены. Они всё еще встречались по субботам, ходили в кино, но она приходила со свиданий все более удрученной.

Последний фильм, который они посмотрели, – «Унесенные ветром» с непревзойденной Вивьен Ли в главной роли. Володе фильм не понравился.

– Твоя Скарлетт – избалованная эгоистка, – сказал он Лене.

– Да ты что?! Скарлетт – идеал всех женщин мира! – возразила Лена. – А фильм – мировой шедевр!

– Посмотрел бы я на твою Скарлетт, если бы папа не оставил ей поместье, а Ретт не обеспечил деньгами.

Владимир был безжалостен к любимой героине.

– Я удивляюсь вашему женскому выбору – чем вы восхищаетесь?

Лена попыталась возразить:

– Силой духа Скарлетт, способностью любить.

– Любить?! Выходить замуж за деньги, увести жениха у сестры, всю жизнь отталкивать единственного мужчину, который ее любил?

– Так ведь Ретт сам бросил ее! – запальчиво сказала Лена, еще раз попытавшись защитить любимую героиню.

– Нет, нам, мужчинам, вас, женщин, не понять. Ни чего вы хотите, ни о чем вы думаете, ни что вы чувствуете, – задумчиво произнес Володя.

Она со страхом посмотрела на него: