Гала и Элюар

Дорога была долгой, с несколькими пересадками и пересечением границ. Галя выходила на станциях, гуляла по перронам, заходила в буфеты, обедала в привокзальных ресторанах. Она все реже возвращалась мыслями в прошлое. Поездка в одиночестве заставила сконцентрировать все свои силы. Простые решения, стоит ли принимать приглашение посетить соседнее купе, чтобы скоротать время игрой в карты с пожилой дамой, или как отвязаться от компании надоевшего попутчика, давались ей с трудом. Она скучала в уединении своего купе, но, с другой стороны, быстро уставала от пустых разговоров. Встречи со случайными людьми стали хорошей иллюстрацией отцовской правоты: она убедилась, что люди в большинстве своем ограничены и невежественны, обуреваемы гордыней, самолюбивы и лживы.

* * *

Галя вздрогнула от внезапного стука в дверь. В купе вошел высокий мужчина и произнес несколько слов на французском языке, затем повторил громко и отчетливо на немецком. Прошло несколько мгновений, прежде чем Галя поняла, что этот человек в форме просит показать паспорт. Жандарм взял из ее твердых пальцев документ, оглядел пассажирку сверху вниз, будто искал изъяны в ее дорожном костюме цвета побуревшего от дождя речного песка.

– Вы русская? Едете одна, без сопровождающих?

Галя без видимых усилий выдержала вопрошающий взгляд. Она уже привыкла, что все, кто заводил с ней разговор, с недоумением или с осуждением отмечают ее одиночество. Сначала это Галю раздражало, но повторение одного и того же вопроса в разных вариантах от разных людей заставило ее смириться. Действительно, не так часто можно встретить девушку в семнадцать лет, путешествующую в одиночку.

– Да, я подданная Российской империи. Путешествую одна, – ответила она на немецком.

– Цель поездки?

– Отдых. Я еду на курорт, – не дрогнув, ответила она. Отчего-то ей захотелось казаться не больной туберкулезом, приехавшей на лечение в санаторий, а скучающей путешественницей, променявшей студеную русскую зиму на легкий морозец швейцарских Альп.

– Приятно провести время. Надеюсь, вам у нас понравится.

Галя одарила жандарма сдержанной улыбкой, и он, небрежно откозыряв, закрыл за собой дверь, как ей показалось, осторожнее, чем открывал. Спрятав паспорт в сумочку, Галя присела к окну, и невольный вздох восхищения вырвался из ее груди: на горизонте, окаймляя опушенную туманом равнину, необъятным телом великана вздымалась каменная громада горы. Солнечные лучи утреннего солнца превратили ледники на вершине в расшитое бриллиантами одеяние. Ее взгляд с восторгом остановился на гранитном склоне с ледяным орнаментом. Поезд мчал ее вперед, открывая все новые и новые горизонты. Вот водопад, рассыпающий миллиарды брызг и низвергающий свои воды в долину. Кажущиеся игрушечными изящные домики подобно птичьим гнездам уютно устроились в расщелинах. Белоснежные остроконечные вершины изысканными опорами поддерживают крышу изумительной голубизны небесного шатра.

Великолепие природы заставило сердце девушки учащенно биться, в ее душе дали ростки новые ощущения, посеянные могучей силой странствий. Ни единой мыслью Галя уже не цеплялась за прошлое. Были забыты отец и мать, занесенный снегом дом на Трубниковской, где на шестом – последнем – этаже снимала квартиру семья Дьяконовых-Гомбергов, забыты озноб и дрожь, тоска и страх перед неизлечимой болезнью. Галя испытывала такое наслаждение, такую радость, что от печальных мыслей не осталось и следа. Многодневное путешествие в одиночку вырвало ее с корнем из прошлой жизни, тысячи километров, отделявшие ее от родного дома, исподволь переориентировали сознание: от прошлого к будущему, от опутывающих обыденных обязательств к ощущению безбрежности свободы.

Восторженная радость сопровождала ее вплоть до Ландкварта, небольшой альпийской станции. Но когда она пересела в вагон узкоколейки, и маленький мощный паровозик потащил состав вверх по скалистой дороге, все ее силы, казалось, иссякли. Она откинулась на спинку обитого серым сукном сиденья и закрыла глаза. Усталость притянула к себе страх. Мысли, мелкие и боязливые, вертелись вокруг одного: что ждет ее на конечной станции? Кто и как будет ее встречать? Как будет выглядеть ее новое жилище? Какие люди будут ее окружать? Чем наполнятся ее будни?.. Ей панически захотелось назад, к привычной московской жизни, в которой все, до последней детали, ей было известно, где распорядок дня диктовался ритуалами обыденности. Все на свете она отдала бы, лишь бы рядом с ней был кто-то из родных: папа, мать, брат или сестра, подружка… Все они уверяли ее в своей любви и никто – никто! – не нашел возможности скрасить одиночество ее пути. Обида волной захлестнула ее, смыла память о том, как она сама заверяла отца, что не боится долгого путешествия и не нуждается ни в чьем сопровождении.

Поезд, вздрагивая на стыках, неспешно полз вверх. Разум говорил ей, что не стоит сетовать на судьбу, заставившую ее пуститься в столь дальнее путешествие в одиночку, сердиться на родных, оставшихся в привычной и такой для нее далекой московской жизни.

Слезы обожгли ей глаза. Галя прислонила лоб к холодному стеклу окна, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами. Она должна держать себя в руках. Еще немного… Вот только доберется до места, закроет за собой дверь своего нового пристанища и тогда…

Раздался протяжный тревожный свисток паровоза, как будто ее щемящее одиночество воплотилось вдруг в звуке, и вмиг ее окутала тьма. Когда поезд вынырнул из тоннеля, она уже взяла себя в руки. Она одна, и ей некому препоручить себя.

– Уже скоро, готовьтесь, – как будто угадав ее мысли, раздалось рядом, – Давос-Плац.

Галя надела манто – материнскую шубу из шкурок белки с кроличьими манжетами, изящно маскирующими потертости на рукавах, – и, взяв в руки дорожную сумку, пошла к выходу.

Галя неторопливо спустилась с высоких ступенек вагона и, размеренно цокая подбитыми железными набойками каблучками, пошла по перрону: спина прямая, плечи развернуты, темные глаза горят огнем. Изящной фигурой, угадывающейся под широкими полами манто, она невольно привлекала к себе внимание. Галя кажется уверенной в себе и в своем будущем молодой девушкой. Кто бы знал, как учащенно бьется ее сердце, как волнение холодным обручем сдавливает грудь!

Она подошла к человеку в форме.

– В Граубюнден, – сказала она отчетливо.

– Какой отель?

Улыбка тронула ее губы – этот постоянно встречающий пассажиров вокзальный служащий принял ее за путешественницу. Добрый знак, – подумала она и четко произнесла:

– Клавадель. Санаторий. Елена Дьяконова. Меня должен ждать экипаж.

Служащий вокзала уверенным жестом направил ее к мужчине в добротной ливрее и фуражке с галунами. Одного взгляда на человека в ливрее было ей достаточно, чтобы понять, что санаторий, куда она направляется, должен отличаться особым комфортом.

Он попросил у нее багажную квитанцию и указал на желтый кабриолет.

– Вещи получите прямо в санатории, а сейчас поспешите, успеете прямо к ужину.

Следуя его указаниям, она направилась к каменистой площадке, где, понурив головы, стояли запряженные гнедые.

– Элен Дьяконофф? – Вытянув шею, возница повертел головой, будто ждал еще кого-то. – Вы одна? – удивленно пробормотал он.

– Теперь с вами.

Возница вдруг весело сверкнул белоснежными зубами.

– Такая юная и такая смелая. Правду говорят, что русские девушки – самые смелые. У нас вам понравится, обязательно поправится, – зачастил он и с удовольствием отметил, как недовольное выражение на ее лице сменила благодарная улыбка. – Присаживайтесь, домчу вас в момент.

Он открыл дверцу. Расстегнув верхние пуговицы манто, она откинулась на спинку сиденья и, прикрыв глаза, застыла в неподвижности.

– Вам плохо?

– Нет, нет… Не знаю. Странно как-то. Голова кружится.

Ее голос – ровный и музыкальный – снова вызвал на лице возницы доброжелательную улыбку.

– Это от нашего воздуха. Поначалу многим здешний воздух кажется странным. Потом привыкают. Впервые у нас?.. – спросил он, чтобы успокоить ее разговором. На его взгляд, эта хрупкая девушка нуждалась в его поддержке. – В вашем возрасте очень многое впервые. Но все же смею предположить – дальние поездки для вас не внове. Где-то до нас вы… – он хотел сказать «лечились», но выбрал нейтральное слово «бывали». – Где-то до нас бывали?

– Мне нравится отдыхать на море, – серьезно ответила Галя. – Я люблю море и горы. Почти каждое лето мама снимает дом на берегу моря. В Ялте у нас есть любимое место. Но сейчас в Крыму слишком холодно и влажно, шквалистые ветра. А здесь бывает сильный ветер?

– Не беспокойтесь, у нас хороший климат. Не даром же со всего света приезжают: из Австрии, Дании, Германии… Из России тоже.

– Надеюсь, мне здесь понравится.

Он закрыл дверцу, но успел заметить на ее лице мимолетную улыбку.

Возница покачал головой, она не была похожа на обычных больных: не было в ней печати обреченности, что чаще всего угадывалась на лицах больных туберкулезом; девушка несла в себе какую-то потаенную радость. Как будто впереди у нее не долгие томительные и скучные в своем однообразии дни, а удивительные приключения, сулящие волшебные открытия.

II

– К тебе можно?

Галя оторвала взгляд от книги. На пороге стояла Лида. Будущая наследница купеческих миллионов была первым человеком, с которым Галя познакомилась в санатории. Лида стала для Гали наставницей, введшей ее в тесный мирок жизни этого прибежища для больных чахоткой, расположившегося посреди хвойного леса на заснеженной вершине.

Альпийский санаторий своей отделенностью от большого мира был похож на роскошный лайнер, бороздящий просторы океана, а пациенты – на пассажиров, проводящих время в роскоши, пока не достигнут долгожданного конечного пункта – выздоровления. Этой цели в санатории было подчинено все. Подъем в восемь утра, прием обильной калорийной пищи, долгие прогулки, дневной сон на открытой террасе. Ровно в десять все пациенты должны быть в своих комнатах. Снимаются последние показания термометров, выключается свет и наступает ночной отдых. Отдых, как и усиленное питание и насыщенный кислородом воздух, – главное условие успешного лечения, предписанного доктором Бодмером своим пациентам. Страдания под запретом, сильные эмоции – строжайшее табу, радость дозирована редкими концертами, небольшими прогулками и изредка танцами и маскарадами.

В окружении светлых стен, в золотистом прозрачном воздухе, несущем запах формалина, спирта и хвои, лениво и вяло течет время. Тишина, словно паутина, немыслимая в этом стерильном пространстве, опутывает все вокруг. Еле слышное тиканье висящих в холле настенных часов, с каждой секундой откусывающих кроху от вечности, скорее усыпляет сознание, нежели напоминает о необходимости действовать. Остается только предаваться грезам. Русские девушки делают это с упоением. Галя погружается в чтение, Лида поглощена своими мечтами.

В первый же день знакомства, хотя поблизости никого не было, Лида приблизила свои полные сухие губы к уху новой приятельницы и поведала свою «страшную тайну». В далекой провинциальной чайной столице ждет ее возвращения тайный жених. Сообщив об этом, она потащила Галю в свою комнату и, достав объемную, обвязанную розовой ленточкой пачку, заговорщически прошептала:

– Это от него.

И тут же, будто стесняясь своей переписки, спрятала письма обратно в стол и начала показывать ей фотографии: причудливый двухэтажный дом, похожий на инкрустированную шкатулку, серьезные лица, отмеченные общими с Лидой фамильными чертами – крупным носом, светлыми до прозрачности круглыми глазами, большим ртом.

– Папа, брат, кузен, тетя… Это служащие управления. – По особой интонации, по тому, как дрогнула ее рука, Галя поняла, что последний снимок она должна разглядывать с особым тщанием.