Боги как боги

– Спасибо, ты не представляешь…

Гингивера принялась за работу, одновременно стрекоча о своём чаде. Райка понимающе потряхивала вибриссами, не забывая перенаправлять мелких, когда те совсем заигрывались.

– Спит всю ночь, паразит такой. Не знаю, что с ним делать. Может, кому знающему показать?

Подруга заверила, что это обычное явление, скоро пройдёт. Мимоходом подсунула мелюзге пару молоточков, и те упоенно принялись крошить глиняные черепки, оставшиеся с ужина. Грюк посмотрел на старших и тоже заинтересовался. Тем временем его мама привела себя в порядок: поцарапала чешуйки, обмазала грудь пеплом и грязью, растрепалась, как следует покаталась по полу. В таком виде и оплодотворителя встречать не стыдно.

– А недавно даю ему немного камешков, песка, битого стекла. Учила разбрасывать. Он чуть-чуть побросал, а потом сделал ямку и туда всё сгрёб. И сверху ещё присыпал! Ну ты представляешь? – Отдуваясь, молодая мамаша от души разлила по полу большущий чан заилевшей пахучей водицы. – Слизь у него уже как у взрослого, но морфировать пока не может. И знаешь, падать прямо-таки боится! Уж я его роняю-роняю… А то панцирь неправильно сформируется, как потом конечности отращивать?

– Да ладно, мои в таком возрасте тоже особо падать не хотели, и ничего. Лырра уже ложноножку выпучила на днях! – похвалилась Райка.

Детишкам наскучили глиняные крошки, они окунулись в яму с лавой и принялись рьяно плескаться, вереща всё громче. Оранжево-чёрные капли так и плюхались вокруг. Может, Грюк чему научится? Что ни говори, молодняк у Вирорайи воспитан просто идеально.

Гингивера занялась ежедневной перестановкой, сгоняя пыль в роскошные клоки и то и дело тараня мебелью стены. Трещины изящно ползли вверх. Завтра она с особым удовольствием будет их замазывать, а потом делать новые.

– Ест нормально, но ни разу даже не испачкался. Всё жду, когда он уже в ум войдёт, объясню ему, что маму надо всю забрызгать едой в знак того, что тебе понравилось, – продолжала хозяйка. – Начинает говорить на своем языке. Знаешь, такие странные и смешные звуки! Недавно выдал: «Аррр-кхи-теххх-тур».

– Хо, мои тоже чего только ни говорили! – поделилась Райка. – Помню, Квык как-то сказал: «Три-чшья-кофф-ка». Неделю, наверно, повторял. Это, безусловно, память о прошлой жизни.

Гингивера не дала подруге свернуть на любимую тему. Предложила ей немного дымящейся слизи вылупленца. У Грюка она была уже тёмная, густая, духовитая, а целебные свойства растерять ещё не успела. Райка с удовольствием выпила. Грюк глодал обеденную плиту, Лырра закапывала попискивающего брата в песок.

– Я всё пытаюсь следовать твоему совету, что вылупленцу не надо мешать, что надо дать ему самому развиваться, но это же просто щчвет-и-прокхлада… – пожаловалась Вера, замачивая гору одежды в нефти. От неё замечательные пятна и разводы. – Оставила его на пару минут, уж не помню, чем занялась. Смотрю, а Грюшка отполировал кусок пола от входа и до лавовой ямы. Так ровно, что смотреть больно. Ну ты представляешь? Шестнадцать псевдорук отрастила, и то еле справляюсь.

Остаток нефти Вера плеснула на лаву, и детишки восторженно заулюлюкали.

– Все свои дела делает в одном и том же месте. Я ему столько раз показывала, что надо по всей гингилоге разбрасывать и разливать: так и стены крепче, и запах приятный. Никак не приучу, хоть тресни.

Подруги вместе отжали постиранное белье и принялись за готовку. Сегодня на ужин плямы по-руольски.

– Не волнуйся, у всех детей поначалу есть эта страсть к порядку. Нужно просто проявить терпение и не заставлять. И показывать, показывать почаще.

– Да я показываю, и терплю, но иногда меня просто не хватает. На днях знаешь, что учудил? Размазываю я, значит, свои дела по стенам, а он рядом малюет. Пригляделась – хвост ты мой! Похоже на живое существо, только симметричное. Одна голова, два глаза, между ними то ли рог, то ли не рог, пасть маленькая, на одну сторону чуть сдвинута, – Гингивера аж вся передёрнулась. – Само гладкое, бледное и косится так, будто насквозь видит. С какого боку ни подойдёшь, а оно всё на тебя косится. Я бы тебе показала, да твои ребята уже сажей закрасили, спасибо им. Я боялась, если честно, с горстью грязи к этому приблизиться, оно как живое было совсем.

– Хо, вот так малец! – будто бы похвалила подруга. – Квык, вон, тоже как-то раз отмочил, отвалитесь, мои отростки! Из первосортной ванариловой массы ужас слепил. Я спрятала, пока мой оплодотворитель не увидел. Соврала, что масса испортились, весь смрад выветрился. Так вот, Квык слепил типа твоего двуглазого на стене, только стоит скрюченное с чем-то круглым в псевдоруке. Будто сейчас запульнёт.

Вирорайя оторвалась на минуту от плямок по-руольски, которые лепила вдвое быстрее подруги, и заботливыми подзатыльниками направила уставших детей играть с острыми сталактитами. Это и хватальца развивает, да и на потолке посидеть иногда полезно.

– А ты мне не веришь, считаешь, что я глупости говорю, – пожурила Райка, отправляя первую пляму в бурлящую желчь. – Ведь все дети калякают и лепят почти одинаковых страшил. И никто их этому не учил. Все «исполняют арии», полируют, строят пирамиды и другие неестественные конструкции, гадят в одно и то же место, и к хаосу их приходится долго и болезненно приучать. Это память!

– Ой, ну Рая! – хозяйка раздражённо повела жабрами, принимаясь за новую партию плям. – Зачем изобретать несуществующий зеркальный мир, несуществующие перерождения! Это только всё усложняет. У детей инстинкты, отголоски дремучего животного прошлого. Ведь каждая мать делает треугольное гнездо, и она попросту не может по-другому. Для интереса, я пыталась, – по секрету сообщила Вера, – но это было выше моих сил. И меня тоже никто не учил. И яйцо я отложила идеально гладкое, идеально шарообразное. Просто наши предки выживали за счёт порядка, они-то и передали нам эту программу, которую теперь приходится ломать в раннем детстве. Когда-нибудь наши потомки унаследуют от нас программу хаоса, и возможно, она тоже станет атавизмом.

Гингивера выдохлась после длинной речи и множества выполненных задач. Прилегла, хлебнула слизи. Вирорайя доделала плямы, метнула их все в кипящее варево и подсела к подруге полюбоваться маленькими шалунами. Один сталагмит они расшатали и пытались обрушить его прямо на любимый отхожий уголок Грюка. Тот был опасно близок к припадку молчания, но уставшая мамаша решила пока понаблюдать ещё немного.

– Сразу видно, что ты неверующая. Ведь я не на голых предположениях основываюсь. И у меня есть довольно много подруг-единомышленниц. Мы сохраняем детские каракули, лепные фигурки, запоминаем слова. Мы сравниваем всё это и делаем выводы, хотя ты знаешь, для нас такая работа противоестественна и ужасно сложна. Зато сами выводы просты. – Вирорайя сделала паузу, задумчиво перекатывая напиток между желудками. – Всё имеет противоположность, как сталактиты и сталагмиты. Следовательно, есть мир, полностью противоположный нашему. Все вылупленцы склонны к одинаково странному поведению, которое не объяснить тем, что в треугольном гнезде лежало круглое звукоизолированное яйцо, а далёкие предки любили порядок. Откуда берутся эти повторяющиеся мотивы рисунков? Сложные «арии», когда малец недоволен? Порывы к созиданию и страсть к неестественным фигурам? Ответ напрашивается сам собой. – Гостья триумфально растопырила жабры и вибриссы. – Детёныш просто слишком многое помнит о мире, из которого прибыл к нам. Потом мы вбиваем в него правила нашего мира, сотни «нельзя» и тысячи «можно», и память стирается, уходит в глубину. Но иногда она прорывается и у взрослых. Вот ты при мне сказала «щчвет-и-прокхлада». Что это значит?

– Ничего, просто ругательство, – отмахнулась Гингивера.

– Ругательство. А откуда оно взялось?

– Не знаю. Один ляпнул, все подхватили.

– Наи-ивная, – снисходительно протянула гостья. – Каждое слово несёт какой-нибудь смысл. В нашем мире «щчвет-и-прокхлада» это ругательство, а в предыдущем мире оно, наверно, означает что-нибудь приятное.

– Не убедила. Но предположим, ты права. И что дальше?

– Дальше смерть в этом мире и новое вылупление в том. С осколками воспоминаний о здешнем существовании. Там тебя всю жизнь приучают к порядку, потом умираешь, попадаешь сюда, и тебя снова приходится переучивать. И так до бесконечности.

От такой картины мира у Веры заклёкало что-то внутри. Но долго раздумывать над всякой жутью не было времени: как и следовало ожидать, сталактит рухнул, Райкины детишки покатились счастливыми комочками, а Грюк неуклюже плюхнулся и завёл одну из своих «арий». В разгар веселья явился оплодотворитель. Шум, суета, толкотня. Устроились есть. О жизни после смерти больше не заговаривали, чинно верещали, оплевали хозяйку желчью по-руольски, так что Гингивера прямо рокотала от удовольствия.

Только вот Грюша был тихий, весь ужин выкладывал из плямок символы. Вирорайя тайком зарисовала их на чешуе и, счастливая, унесла с собой ещё одно доказательство своей теории. Вот оно, это сокровенное знание, эта неразгаданная тайна, эта крупица недостижимой истины, равно сочащейся темнотой и для уверовавших, и для бродящих в посветках:

USD 57.38

EUR 60.74

Звёздное интервью

Молодой упитанный бог вертел в руках дурацкий кадуцей, не зная, куда его пристроить, и втиходумку костерил руководство. Громко думать о начальстве в негативном ключе было опасно: так можно и свежеприобретённой должности лишиться.

«Ну это ж надо! Назвать программу “Новый вестник”! Креатор на креаторе, а нормальное название придумать не могут! Меня ж теперь всю жизнь с прежним вестником сравнивать будут! Это если кто-то вообще потрудится меня запомнить…»

К тому же, глубокий смысл неудобного, тяжёлого, изобилующего острыми выпуклостями кадуцея был для нового бога-вестника просто непостижим. Может, им полагается тюкать разошедшихся оппонентов? Так у нас же не ток-шоу, а культурное интервью…

От волнения обаятельный пухлячок обильно потел под сшитой на заказ лазурной тогой. Пальцы мелко дрожали и явно собирались в разгар беседы уронить фигурную дубинку ровнёхонько на ногу гостю.

«И какого фавна мне выдали эту дрянь?!» – с ноткой истерики подумал вестник.

– Это диктофон, балда, – устало пояснил согбенный бог-осветитель, крепя в высоких когтистых подставках шаровые молнии в двести свеч. – Думай потише, а то виски ломит. Эх, молодёжь…

Старик покачал безволосой головой. Собрал лишние молнии в кулак, шепнул «да будет тьма» и ушёл, пошаркивая разношенными сандалиями. Курчавый бог остался наедине с самим собой, растерянный и пристыжённый. Вот же они, кнопочки записи, остановки и перемотки вперёд и назад, спрятаны в глазах переплётшихся змей. Удобно, наверно. Профессионально сработанная аппаратура. И гость не будет смущаться: кадуцей как кадуцей.

Незадачливый бог не успел в своих мысленных причитаниях дойти до «правильно мама говорила, надо было в повара идти», потому что в маленькую уютную студию ввалилась восходящая звезда искусства. Неловкий, низенький, тощий. Видя явную робость молодого креатора, новый вестник приосанился, приободрился и стиснул жезл-диктофон. Чтобы не выскользнул.

– Здравствуйте, о могучий и лучезарный! Добро пожаловать к нам в студию! Проходите, присаживайтесь. Освежиться?

– Здравствуйте, – пробормотал гость и чуть не опрокинул подставку с молнией.

– Очень рад, очень рад! – пропел вестник, поддерживая гостя под локоть. Самооценка повышалась с каждой секундой, проведённой в обществе этого неуклюжего рохли. «Уже люблю его!»

– Я, признаться, впервые даю интервью…

– Ничего страшного! – блеснул крупными ровными зубами курчавый. – Вам полезна практика, впереди их будет много, уж поверьте мне! Сегодня у нас просто разговор по душам. Потом я скомпоную самое интересное и представлю публике в лучшем виде. Ваша задача – рассказать о себе, только и всего. Нектара?

Юное дарование кивнуло и без намёка на изящество, обычно присущее богам, плюхнулось на облачную лежанку. «Только мебель, созданная из лучших облаков, может считаться по-настоящему мягкой», – мимоходом подумал вестник. Бог-маркетолог в офисе, смежном со студией, поймал его мысль, расправил и аккуратно положил в баночку для слоганов. Авось пригодится.

Креатор принял из рук пухлого собеседника резной кубок.

– Если позволите, начну с затасканных вопросов. Но вы ведь у нас, так сказать, «тёмный пегасик», публика о вас знает только то, что вы победили в конкурсе. Поэтому затасканные вопросы придутся весьма кстати.