Зона комфорта

– Это кафе, – сказал Андрей. – Я там всегда обедаю по дороге на Запад. Вкусно готовят, между прочим. Не хотите подкрепиться?

– Хотим, – сказала Дора. – Только еда у нас с собой.

– А я иду с Андреем в кафе, – сказал Олег. – Хочется чего-то горячего.

– Идёмте, не пожалеете, – поддержал его Андрей и, когда автобус подпрыгнул на очередной ухабине, добавил:

– Правильно вы делаете, что уезжаете с Украины. Все оттуда бегут, и я бы сбежал, да некуда. Вот моя сестра уехала в Италию, работала там домработницей, потом вышла замуж за полицейского, родила сына Никколо, и всё у неё хорошо, а на Украине что бы она делала?

Он протянул руку к фотографиям, приклеенным над лобовым стеклом, и ткнул пальцем в одну и них. На ней была запечатлена улыбающаяся красотка с длинными русыми волосами рядом со жгучим брюнетом в форме итальянского полицейского и малышом лет трёх, очень похожим на отца. Дора кивнула в знак согласия. На Украине у неё больше не осталось родственников. Двоюродный брат, химик с учёной степенью, жил Америке, преподавал там в университете. Все четыре двоюродные сестры давно уехали в Израиль, и, общаясь с Дорой по скайпу, уверяли её, что по сравнению с Украиной Израиль – это просто рай, и они не понимают, почему она до сих пор там торчит. Но муж и дочки об Израиле даже слышать не хотели, поэтому их путь лежит на Запад.

Автобус резко затормозил. Андрей и Олег вышли и направились в кафе. Дора подняла ножку раздвижного стола, вытерла столешницу салфеткой и, накрыв её льняной скатертью, стала вынимать из сумки еду.

– Ого, какие большие пирожки, – разочарованно протянул Саша. – Можно я съем только пол – пирожка?

– Пирожки очень вкусные, – сказал Виталий. – Но если хочешь, съешь только половину пирожка.

– Но от половины пирожка разве он будет сыт? – разволновалась Дора.

– Не волнуйтесь, организм сам знает, сколько и чего ему нужно. В моём родном городе не делают из еды культа. Пусть ест сколько хочет, – успокоил Дору зять.

Виталик родился и вырос в маленьком городке на западе Украины. Институт заканчивал в Москве, работал в Петербурге, однажды приехал в Черноморск в командировку и познакомился там с Мариной. Когда он впервые появился в доме будущей жены, Дора подумала, что это россиянин, возможно, москвич, ведь для московского говора характерно протяжное «а». Она была удивлена, когда узнала, что будущий зять – выходец из Западной Украины, говоривший у себя дома только по-украински. Как же он смог так впитать чужой говор?

– Ничего удивительного, – сказал тогда Виталик будущей тёще. – В молодости, особенно в детстве, языки хорошо усваиваются. Западная Украина – это бывшая Восточная Польша, многие местные жители говорят и всё понимают по – польски. У нас во дворе жили поляки, я с детства играл с польскими детьми, и понимал абсолютно всё, что они говорили на родном языке. С детства говорю по – польски без ошибок и почти без акцента.

Дора дважды была во Львове в командировках. На семинарах, которые она посещала, атмосфера всегда была хорошей, потому что туда съезжались люди со всех концов Украины. В выходные дни приезжие гуляли по старому Львову, наслаждаясь его великолепной архитектурой. В гостиницу возвращались на автобусе.

В родном городе Дора редко пользовалась общественным транспортом. Автобусы и троллейбусы в Черноморске обычно были переполнены, и когда людей в них набивалось особенно много, зачастую не обходилось без скандалов и оскорблений. Во Львове в таких же переполненных автобусах ни оскорблений, ни скандалов Дора не слышала никогда. Даже в экстремальных условиях люди вели себя корректно. Её коллеги объясняли это наличием западной культуры. В семинаре принимала участие львовянка Мария, которая, как все заметили, обладала повышенным чувством собственного достоинства, и Дору это восхищало. Однажды Мария вызвалась провести для приезжих коллег экскурсию по старому Львову.

Она интересно рассказывала о родном городе, его истории и архитектуре, а когда дошли до книжного магазина, Дора не могла пройти мимо, чтобы не заглянув в него. В этом магазине она, к большой своей радости, купила книгу афоризмов Станислава Ежи Леца.

– Смотрите, что я здесь купила, – Дора показал книгу коллегам.

Многие из них тут же отправились в этот магазин, чтобы купить такую же, только Мария поджала губы и сказала:

– Поляк? Я бы его и читать не стала.

– И напрасно, – Дора с удивлением посмотрела на неё. – Книга талантливая, у нас её не достанешь.

– Я не читаю книги польских авторов, потому что поляки – это спекулянты и пустые люди.

Дора с сожалением поглядела на коллегу. Она уже не казалась ей носительницей западной культуры, как это было всего несколько минут назад.

– У Леца каждая фраза – это шедевр. Вот хотя бы эта. Дора открыла только что купленную книгу и прочитала:

– «Те, кто носит шоры, должны помнить, что в комплект входят удила и кнут.» Чем не хорошее предупреждение для людей, которые попался на удочку сектантов или наркоторговцев?

– Тем, кто попался, такое предупреждение уже не поможет. Это пропащие люди, – криво усмехнулась Мария.

Вечером нужно было идти в магазин за продуктами. Раньше во Львове, как и во многих других городах Западной Украины, в большинстве магазинов не обслуживали тех, кто обращался к продавцам по-русски или по – польски. Просто делали вид, что не замечают этих покупателей или молча смотрели на них с презрением. Об этом не писали газеты, ситуация замалчивалась – ведь это противоречило мифу о «советских народах – братьях», одному из любимых коньков советской пропаганды. На востоке Украины жителей западных областей тоже не любили. Там их называли западенцами, а всех, кто говорил по-украински, в Черноморске и Одессе считали забитой деревенщиной. Поэтому люди, переехавшие из деревни а город, непременно переходили с родного украинского языка на русский. Олег, выросший в Казахстане и не знавший украинского, чувствовал себя без него в Черноморске вполне комфортно.

Большинство преподавателей культпросветучилищ, приезжавших во Львов из разных городов Украины, были русскоязычными, они плохо говорили или совсем не говорили по-украински. Дора, будучи тоже русскоязычной, говорила по-украински очень хорошо, поэтому коллеги часто просили её пойти с ними в магазин в качестве переводчицы.

Всё изменилось на западе Украины после перестройки с возникновением частной собственности, которая, в отличие от советской пропаганды, стала эффективным средством борьбы с магазинной ксенофобией. Многие продавцы, выкупив магазины, из наёмных работников превратились в собственников. Дора, совсем недавно побывавшая в командировке во Львове, не могла не заметить произошедшие там перемены. Теперь на тех, кто говорил по-русски или по – польски, во львовских магазинах уже не смотрели с презрением. Более того, продавцы сразу же переходили на язык покупателей и улыбались им так же, как и украиноязычным, а прощаясь, желали приятного вечера, благодарили за покупку и приглашали посетить магазин ещё.

Когда Андрей и Олег вернулись. Дора, Марина, Виталий и Саша пили чай.

– Хватит обжираться, пора ехать, – рявкнул Олег.

Он вдруг неестественно засмеялся. По размашистым нечётким движениям и покрасневшему лицу мужа Дора поняла, что он изрядно выпил. Олег подошёл поближе, и она почувствовала запах спиртного. Муж редко напивался допьяна, но когда это случалось, Доре было неприятно на него смотреть.

– Пьян в дрезину! – нахмурилась она. – Я надеюсь, Андрей не пил вместе с тобой?

– Ну что вы, я же за рулём, – успокоил женщину водитель. – И к тому же мы за границу едем. От наших блюстителей ещё можно откупиться, если выпил. Говорят, что и с некоторыми поляками можно договориться, но мы едем не в Польшу, а в Германию, так что уж лучше я буду пить дома.

– Между прочим, я не пьяный, а выпивший, – поправил жену Олег. – Пьяный – это когда двое ведут, а третий ноги переставляет. Как говорят у нас, чай – не водка, много не выпьешь, а вы вон сколько чаю выдули. Ха-ха – ха.

От его неестественного пьяного смеха Дору покоробило. Олег, пошатываясь, подошёл к своему креслу, плюхнулся в него и тут же уснул. Все заняли свои места, и автобус продолжил путь на запад.

Через два часа он ехал уже по территории Западной Украины. Огромные буки и сосны, сменившие низкорослые южные деревья, страдающие от недостатка влаги, словно подтверждали это. За окном тянулась череда покосившихся хибар, отделённых друг от друга видавшими виды заборами.

– Какое убожество! – вырвалось у Доры. – Это гораздо хуже одесских трущоб. Даже трудно себе представить, как живут эти люди.

– Плохо живут. Очень плохо, – сказал Андрей. – В селе, где прошло моё детство, все дома добротные, такого нет ни одного. Но вы подождите, скоро мы подъедем к посёлку, в котором живут таможенники, так там дворцы покруче, чем в нашем Нищем квартале.

После перестройки во всех областных центрах Украины в самых престижных районах выросли целые посёлки элитных, похожих на роскошные дворцы особняков. В Черноморске такой посёлок называли Нищим кварталом. Его обитателями стали высшие чины прокуратуры и милиции, и, конечно же, представители местной власти.

– Вот он, посёлок таможенников, смотрите, – сказал Андрей. – Все понимают, что эти дворцы построены на взятки, как и в нашем Нищем квартале.

После убогих лачуг, мимо которых автобус только что проехал, эти роскошные особняки выглядели как насмешка над теми, кто совсем рядом живёт в нищете. Вот та пороховая бочка, к которой стоит лишь спичку поднести, а там вспыхнут и войны, и революции. Это и есть питательная среда для возникновения не только беспорядков, но и организованной преступности. Такой контраст не может существовать вечно, и рано или поздно найдётся популист, который выведет людей на улицы под печально известным старым лозунгом «Грабь награбленное», и тут уже не избежать кровопролития.

2

Дора познакомилась с будущим мужем в Грузии, куда она приехала на Всесоюзный конкурс молодых музыкантов. Участники конкурса были студентами консерваторий и учащимися музыкальных училищ. Дора считалась лучшей пианисткой черноморского музыкального училища, и при отборе кандидатов для поездки в в Грузию её фамилия значилась в списке первой. Потом эти списки несколько раз уточнялись, предполагаемые кандидаты нервничали, не понимая, почему так долго приходится ждать окончательного решения.

Особенно переживала Дорина подруга Рита, хорошая пианистка, у которой было предчувствие, что на этот конкурс она не поедет. Когда, наконец, списки были вывешены, Ритиной фамилии в них не оказалось. Дора подумала, что это ошибка, и решила всё выяснить у секретарши директора училища Милочки.

– По большому секреты могу сказать, – таинственно прошептала Милочка. – Только не забудь: я тебе этого не говорила.

– Но ты же знаешь, я не из болтливых. Всё, что ты скажешь, не выйдет и этой приёмной, – пообещала Дора.

Милочка встала, выглянула из приёмной, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, затем, плотно закрыв дверь, прошептала:

– Раньше планировали послать Риту, но в последнюю минуту решили, вместо неё поедет Женя Горбатенкова, потому что её дядя работает в обкоме партии. Надеюсь, ты меня не выдашь?

Женя Горбатенкова. Девушка среднего роста, невзрачной внешности, с редкими светлыми волосами и всегда серьёзным лицом. Все в училище знают, какая она пианистка: вроде бы играет правильно и техника неплохая, но во всём, что он играет – полное отсутствие харизмы. В её исполнении любая гениальная вещь становится неинтересной. Таких в училище называли деревянными музыкантами. Однажды папа услышал, как однокурсницы, гостившие у Доре, смеялись над Женей.

– Нельзя никого обижать, – сказал он дочке, когда гостьи ушли. – Ни другого человека, ни кошку, ни собаку. Иначе обида вернётся к тебе бумерангом.