Грибы-целители. Чага, трутовик, кап, ведьмина метла, груздь, волнушка, веселка, дождевик, молочный гриб, рисовый гриб…

К примеру, в Олонце, на северо-западе России, в XVII–XIX веках существовали искусные знахари, которые лечили любые формы рака и славились своим «врачевательным» делом. Специальным указом Петра I была им оказана помощь в производстве «…знатных снадобий, коими пользовашися не токмо местный люд, но и инородцы и иноверцы». А следующим указом Петр позаботился и о создании первого курорта в тех же северных широтах – на шунгитовых месторождениях. Именно в то время чагу и шунгит отправляли через Архангельск в Европу тысячами пудов. Американский фунготерапевт Кеннет Джонс утверждает, что чага тогда пользовалась огромным уважением среди западных лекарей всех мастей, ею пользовали от всех болезней. Но даже в наши времена готового препарата из чаги нет нигде, кроме России. Вероятно, потому, что и чаги в таком количестве нет нигде, кроме нашей страны.

Исследования земских врачей

Из медицинской литературы известно несколько относящихся к XIX веку попыток клиницистов и практических врачей выяснить терапевтическое действие черного березового гриба на больных раком. Так, в 1857–1858 годах Ф.И. Иноземцев испытывал это народное средство на больных, находившихся в клинике Московского медицинского института. Он отмечал улучшение общего состояния, но так и не получил желаемого результата: чага не снимала болевые синдромы при последних стадиях.

В 1862 году в Санкт-Петербурге врач А. Фурхт описал случай излечения больного раком нижней губы, причем в раковый процесс уже была вовлечена подчелюстная железа. При этом густой отвар гриба применяли внутрь и в виде компресса 3 раза в день в течение нескольких месяцев. Лечение закончилось полным исчезновением раковой опухоли и раковой язвы. Вероятно, этот запротоколированный медицинским ведомством случай был толчком к пристальному изучению чаги, но он же сослужил и печальную службу. А именно – разгромный вывод медицинского светила Драгендорфа.

В 1864 году профессор Юрьевского университета Г. Драгендорф, занимавшийся составлением сводки по лекарственным растениям всех стран и народов разных времен, основательно запутал всех и «совершенно незаслуженно подпортил репутации чаги». Он не нашел в грибе ни алкалоидов, ни гликозидов и сделал заключение, что в чаге весьма трудно допустить какие-либо терапевтические свойства. Авторитет Драгендорфа был очень велик, и о чаге стали постепенно забывать, тем более что многочисленные попытки врачей лечить отварами чаги рак серьезных успехов не имели. Опять же, эти «вынужденные» исследования скорее ставили целью показать, что Драгендорф прав и чагу использовать смысла не имеет. Дескать, народная медицина – это невежество в чистом виде. Такое «исследование» было проведено в 1889 году в акушерско-гинекологической клинике Военно-медицинской академии И.И. Лапиным. Лечение злокачественных опухолей отваром из березового гриба проводилось у двух (!) больных женщин. С этой целью отвар применяли внутрь и в виде спринцевания. Но после кратковременных испытаний был сделан вывод, что «лечение настоем трутовика не может быть применено при раковом процессе». Однако причина неудачи состоит, во-первых, в том, что исследователи применяли не стерильную форму гриба Inonotus obliquus, которая, собственно, и является чагой, а плодовые спороносные формы трутовых грибов; во-вторых, эффективная медицинская помощь больным была по тяжести их заболевания уже невозможна; и в-третьих, слишком короткий срок испытаний (8 и 18 недель) не может считаться достаточным для выводов о терапевтической ценности лекарственного средства.

В 1896 году врач из Пятигорска С.А. Смирнов отослал свою статью о наблюдениях чаголечения при онкологии в столичный журнал, где был опубликован материал И.И. Лапина о несостоятельности «чаголечения» в онкологии. Провинциальный врач позволил себе не согласиться с выводами столичных светил и отметил болеутоляющее действие отвара из чаги на больных с неоперабельными формами рака. Вместе с тем автор констатировал способность отвара регулировать отправления кишечника у больного, указал на желательность применения чаги в лечении онкологии, но вместе с тем и отметил, что у врачей нет точных данных: какой отвар использовать, сколько кипятить этот отвар и надо ли его кипятить вообще. Так как в разных источниках указывался всегда разный рецепт применения, то и говорить о результатах преждевременно – сделал такой вывод Смирнов. Но авторитет светил сделал свое дело. Упоминаний о чаге в медицинской литературе не было вплоть до революции.

Только спустя почти сто лет в Ботаническом институте имени В.А. Комарова АН СССР, ведущем свою родословную от созданного Петром I «Аптекарского огорода», и в Ленинградском медицинском институте имени И.П. Павлова началось комплексное исследование чаги под руководством профессоров П.Я. Якимова и П.К. Булатова.

Толчком к этим исследованиям, вероятно, послужил тот факт, что, как бы ученые ни открещивались от народных методов лечения рака, как бы они ни заявляли об «успехах медицины в онкологии», раковые пациенты неизменно пользовались старинными проверенными методами. И результаты, которые так просто не спишешь, фиксировались многими врачами: не только улучшения после приема целебных грибов (чаги, мухомора, веселки, березового лепеха и т. д.), но и успешные излечения. К тому же многие врачи-подвижники посвятили много лет наблюдениям и лечению таких больных.

Одним из них является врач Масленников из маленького русского городка Александрова. Он действительно много лет отдал работе по изучению свойств чаги и клинической ее апробации. Причем делал это абсолютно подпольно, так как медицинское начальство при сталинском режиме за такую инициативу вряд ли могло его похвалить. И все-таки лечил. И наблюдал, и писал письма, и отрабатывал приемлемые дозы. Оставил после себя много записей с историей болезней, среди которых есть достаточно много с великолепными результатами – полным исцелением. Он остался бы абсолютно неизвестным и забытым поборником «гриболечения», если бы не удачный случай: в пациенты к нему попросился будущий известный писатель, а в то время – онкобольной А.И. Солженицын, который, отправляясь на операцию в Ташкентский онкодиспансер, писал, что отправляется умирать. Но Масленников взял его под наблюдение и стал высылать рекомендации и чагу. Писатель излечился полностью (имев рак желудка) за два года и описал эту историю в своем произведении «Раковый корпус».

Доктор Масленников из Александрова – мастер чаголечения

Городишко Александров похож на все остальные маленькие провинциальные городки недалеко от Москвы, что обычно плавают в сонной истоме. Жизнь бурлит не в них, а в быстрой, спешащей и кипучей Москве. А здесь – пыльные улочки с асфальтом в трещинку, длинные ряды заборов из штакетника, разноцветье флоксов в палисадниках. Музей Марины Цветаевой – все местные достопримечательности. Сонное царство.

А когда-то этот маленький город был похож на пчелиный улей, электрички регулярно выплевывали на привокзальную площадь очередную толпу «паломников». Но шли они не к дивной красоты церквушке, а к обычному земскому врачу, простите, обычному врачу обычной советской поликлиники – Масленникову Сергею Никитичу.

Те 50-е годы XX века очевидцы и старожилы-александровцы помнят хорошо. Очередь к дому врача выстраивалась огромная. Люди приезжали за надеждой со всех концов Советского Союза. Они цеплялись за любой шанс исцелиться от ужасающей болезни – рака. Они могли ждать дни, снимая комнатушки и койки у местных жителей, кто-то ставил палатки, а кто-то часами скорбно выстаивал под палящим солнцем или проливным дождем.

Тогда о пиар-рекламе никто и не слыхивал, а ни одной газете и в страшном сне не приснилось бы написать что-то о враче, который берется лечить рак не в стенах онкологического диспансера, не операциями и химиотерапией, а какими-то непонятными древесными наростами… Но надо отдать должное: хоть и наговорено много несусветной чуши о тех диктаторских временах, но власти не мешали… делали вид, что Масленникова как будто и нет, а очереди к нему – ну просто так, за советом, сам он объяснял подобную практику наработкой материала для диссертации. Тем более что занимался этим врач в свободное от работы в больнице время.

Он действительно нарабатывал материал: по крупицам собирал данные об эффективности настоя чаги, которым лечил раковые заболевания. Скрупулезно записывал диагнозы больных, свои назначения, наблюдаемые результаты и через какой отрезок времени они проявляются. Он фиксировал виды раковых заболеваний и эффективность настоя чаги при различных их видах. Бесценные выводы, когда и как помогает чага. К примеру, опухоль желудка и опухоли почек почти всегда можно излечить с помощью чаги, опухоли мозга – нет. Масленников годами отрабатывал концентрацию оптимального настоя чаги, экспериментируя с древесными грибами, росшими на рябинах и осинах. И в результате создал огромный архив, содержащий диагнозы больных и результаты лечения.

Его врачебный авторитет невероятен. Масленников был известен всем без единой публикации в прессе, потому что его адрес, написанный от руки или напечатанный на машинке, передавали из рук в руки. Сарафанное радио – вещь неподкупная, вранья, вымыслов и фантазий там не бывает. Реальный человек со страшной смертельной болезнью был излечен именно этим врачом и именно этим снадобьем, и этот реальный факт подтверждается постоянно. В архиве Масленникова – сотни подлинных историй болезни, которые закончились излечением рака.

Излечение чагой писателя Солженицына

Именно такая реальная история связана с заболеванием раком известного писателя Александра Исаевича Солженицына, который в результате полностью излечился от этой страшной болезни.

Свои скитания по онкологическим диспансерам, свои психологические страдания уже на грани жизни и смерти, пациентов с таким же недугом, отсчитывающих свои последние месяцы, врачей-онкологов, и узколобых, и творчески направленных, и равнодушных, и, наоборот, стремящихся помочь и сознающих свое бессилие перед этим заболеванием – все это он описал в своем романе «Раковый корпус».

Раковый корпус Солженицына

«Всех собрал этот страшный корпус – тринадцатый, раковый. Гонимых и гонителей, молчаливых и бодрых, работяг и стяжателей – всех собрал и обезличил, все они теперь только тяжелобольные, вырванные из привычной обстановки, отвергнутые и отвергнувшие все привычное и родное. Нет у них теперь ни дома другого, ни жизни другой. Они приходят сюда с болью, с сомнением – рак или нет, жить или умирать? Впрочем, о смерти не думает никто, её нет. Ефрем, с забинтованной шеей, ходит и нудит «Сикиверное наше дело», но и он не думает о смерти, несмотря на то, что бинты поднимаются все выше и выше, а врачи все больше отмалчиваются, – не хочет он поверить в смерть и не верит. Он старожил, в первый раз отпустила его болезнь и сейчас отпустит.

Русанов Николай Павлович – ответственный работник, мечтающий о заслуженной персональной пенсии. Сюда попал случайно, если уж и надо в больницу, то не в эту, где такие варварские условия (ни тебе отдельной палаты, ни специалистов и ухода, подобающего его положению). Да и народец подобрался в палате, один Оглоед чего стоит – ссыльный, грубиян и симулянт.

А Костоглотов (Оглоедом его все тот же проницательный Русанов назвал) и сам уже себя больным не считает. Двенадцать дней назад приполз он в клинику не больным – умирающим, а сейчас ему даже сны снятся какие-то «расплывчато-приятные», и в гости горазд сходить – явный признак выздоровления. Так ведь иначе не могло и быть, столько уже перенес: воевал, потом сидел, института не кончил (а теперь – тридцать четыре, поздно), в офицеры не взяли, сослан навечно, да еще вот – рак. Более упрямого, въедливого пациента не найти: болеет профессионально (книгу патанатомии проштудировал), на всякий вопрос добивается ответа от специалистов, нашел врача Масленникова, который чудо-лекарством – чагой лечит. И уже готов сам отправиться на поиски, лечиться, как всякая живая тварь лечится, да нельзя ему в Россию, где растут удивительные деревья – березы…

Замечательный способ выздоровления с помощью чая из чаги (березового гриба) оживил и заинтересовал всех раковых больных, уставших, разуверившихся. Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы все свои секреты раскрывать этим свободным, но не наученным «мудрости жизненных жертв», не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться…

Веривший во все народные лекарства (тут и чага, и иссык-кульский корень – аконитум), Олег Костоглотов с большой настороженностью относится ко всякому «научному» вмешательству в свой организм, чем немало досаждает лечащим врачам Вере Корнильевне Гангарт и Людмиле Афанасьевне Донцовой. С последней Оглоед все порывается на откровенный разговор, но Людмила Афанасьевна, «уступая в малом» (отменяя один сеанс лучевой терапии), с врачебной хитростью тут же прописывает «небольшой» укол синэстрола, лекарства, убивающего, как выяснил позднее Олег, ту единственную радость в жизни, что осталась ему, прошедшему через четырнадцать лет лишений, которую испытывал он всякий раз при встрече с Вегой (Верой Гангарт).

Слепая вера Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в свои силы. И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол, уничтожающий, казалось бы, последнюю радость, доступную Олегу на земле. Радость любить и быть любимым.

Многое должен пережить и передумать человек, прежде чем придет к такому пониманию жизни, не каждому это дано. Вот и Зоенька, пчелка-Зоенька, как ни нравится ей Костоглотов, не будет даже местом своим медсестры жертвовать, а уж себя и подавно постарается уберечь от человека, с которым можно тайком от всех целоваться в коридорном тупике, но нельзя создать настоящее семейное счастье (с детьми, вышиванием мулине, подушечками и еще многими и многими доступными другим радостями). Одинакового роста с Верой Корнильевной, Зоя гораздо плотней, потому и кажется крупнее, осанистее. Да и в отношениях их с Олегом нет той хрупкости-недосказанности, которая царит между Костоглотовым и Гангарт. Как будущий врач Зоя (студентка мединститута) прекрасно понимает «обреченность» больного Костоглотова. Именно она раскрывает ему глаза на тайну нового укола, прописанного Донцовой. И снова, как пульсация вен, – да стоит ли жить после такого? Стоит ли?..»[4 - Все шедевры мировой литературы в кратком изложении: Сюжеты и характеры. Русская литература XX века. М., 1997.]

Немного предыстории. Мифы о болезни писателя в Интернете и воспоминаниях современников

Давайте попробуем немножко разобраться в истории болезни А. Солженицына, его отношении к собственному исцелению и мифах, возникших в публицистике по этому поводу.

Прототип главного героя Оглоеда, конечно, сам Александр Исаевич Солженицын, и это описание его удивило меня: «Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы все свои секреты раскрывать этим свободным, но не наученным «мудрости жизненных жертв», не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться…»

Для понимания этой фразы надо знать характер Солженицына – подозрительный, закрытый, амбициозный, чуждый благодарности кому угодно за что угодно. Таким характер своего мужа описывает первая его жена – Наталья Решетовская, умершая сравнительно недавно. Именно она знала о болезни мужа больше всего и вынуждена была молчать, ведь Солженицын крайне остро реагировал на любое упоминание о его болезни и выздоровлении.

Одно время я даже засомневалась: а болел ли он на самом деле? Не фантазия ли это ради рекламы? Слишком уж разные версии перепечатывают друг у друга газеты.

Однако сейчас я пришла к однозначному выводу: болезнь однозначно была. Смертельная болезнь, опасная.

И надо отдать должное писателю: он мужественно встретил заболевание и победил его.

Мифы и реальность о заболевании писателя

Мне в поисках истины пришлось изучить массу всякой информации – и везде она была совершенно разной. Никто точно не мог назвать ни вид злокачественной опухоли, ни способ ее лечения. В разных источниках – разные сведения, порой совершенно исключающие друг друга.

Солженицын не любил журналистов, старался не давать интервью и практически никогда не упоминал о своей болезни, это было полнейшее табу. Да как можно это осуждать? Человек, носящий в себе, как мину, поставленную на счетчик, опухоль, отсчитывающий не только месяцы, а минуты жизни, вряд ли станет откровенничать о своем излечении. Гораздо более вероятно то, что он постарается забыть о произошедшем, таким образом надеясь перехитрить коварный недуг. И все, касающееся его болезни, будет воспринимать крайне ранимо. Вот выдержка из книги воспоминаний первой жены Солженицына Натальи Решетовской «В споре со временем»:

«…Всё было бы хорошо, если бы меня оставило ощущение, что муж в чём-то неуловимо изменился. Что-то между нами было недоговорено.

Наконец, не выдержала и спросила его об этом…

– В нашем доме совершено предательство, – сказал он.

– Кем? – не веря ушам, воскликнула я.

– Мамой…???

Пока мы здесь в Рязани, он не скажет, в чём оно состоит. Потом, пожалуй, когда мы поедем в Ташкент…

Мама и… предательство?

Открытая душа мамы, её искренность и самоотверженность и… предательство?!

Я сжалась. Покой был потерян. Пыталась готовиться к концерту, но ничего, ничего не выходило. Я была рассредоточена, рассеяна…

Как-то всё же дожили до 17 марта – до нашего отъезда. <…>

В три часа дня мы в столице Узбекистана. Гостиница «Ташкент».

Не зря ли он сюда приехал – думает мой муж. Эти сомнения, высказанные мне в первый вечер, не рассеялись у него и на следующий день, когда он уже побывал в онкодиспансере, ходил в белом халате, участвовал в обходе, но всё же чувствовал себя «именитым гостем».

Он лишний раз убедился, что невозможно и нелепо «собирать материал». «Собирать материал» можно только своим горбом и не будучи (хотя бы для окружающих) никаким писателем. Иначе ты безнадежно сторонний наблюдатель, перед которым все притворяются или становятся на цыпочки.