Так Амальда была изгнана из города. С тех пор она ни разу не играла в го.
С тех пор ей ни разу не удалось заснуть до наступления рассвета. Её мучили кошмары.
Чипатиак выложил несколько камней на доску и протянул Амальде чашу с черными.
– Мне не нужно преимущество, – Амальда гневно вскинула руки, – прошу вас!
– Мальчик притащил в волосах крысу. Это дурное предзнаменование. Смерть близко. Ваш ход.
Амальда смотрела на игральную доску, на бесконечное пересечение линий и вариантов и думала о том, что случайностей не бывает и камни должны иметь хотя бы одно дамэ. Точку свободы. Хотя бы один незанятый по вертикали или горизонтали пункт. Если это группа камней – правила те же. Но если камни соперника окружают со всех сторон – дышать нечем. Самоубийства запрещены, последнюю точку свободы нельзя утратить добровольно. Это игра – про абсолютную власть. Амальда чувствовала это и знала, что, несмотря на фору, проиграет.
«Тронул – ходи, отнял руку – ход сделан».
Ещё до того, как Тина приблизилась к Моргану, неслышно ступая своими мягкими лапами, Чипатиак уже знал, какая роль в этой игре уготована Амальде.
– Вы и впрямь ясновидящий, – скорее констатировала, чем спросила знахарка.
– Что у тебя за просьба?
– Вы уже знаете, – Амальда посмотрела Чипатиаку в глаза. Ясный взгляд не мерк под давлением назревающей катаракты.
– Всё же?
– Я бы хотела, – Амальда снизила голос до шепота, – чтоб вы удалили камень глупости у меня из головы. Меня мучает бессонница уже долгие годы.
И тогда Чипатиак рассмеялся.
– Твой камень глупости не в голове, – сказал он, – а в сердце. Ты умрешь от потери крови, даже если я залью в твои вены пять литров кокосового молока.
Так началась их дружба.
Чипатиак был прав.
Корабль дураков шел ко дну. Но чем невыносимей становился смрад от разлагающихся тел, чем громче полыхал кашель, как вспышки случайного пламени то тут то там, чем призрачнее становились обитатели судна, тем фанатичнее Чипатиак убеждал своих единомышленников, что спасение близко.
В день, когда самоизбранный капитан (усатый громила, вечно дымящий трубку) созвал всех на палубу, случилось кое-что странное. Голосованием было решено выбросить трупы за борт, потому что полчища мух мешали разглядеть, какое нынче настроение у неба. Капитан махнул рукой в знак того, что самое время начинать, но поскользнулся на чьих-то испражнениях и сгинул в морской пучине, так и не успев выпустить изо рта дым, который набрал.
Прежде чем волна паники захлестнула корабль, раздался оглушительный звук. Морган набрал в легкие побольше воздуха, как учил его Отто Закс во время ежедневных медитаций, и испустил то ли вздох, то ли стон, который, столкнувшись с соленым морским воздухом, превратился в вопль. Когда все зрячие уставились на него в немом ожидании, Морган сказал:
– Я оказался тем, кто принес на этот корабль смерть, и я окажусь тем, кто вас освободит.
Тина запрыгнула к нему на плечо, заставив отпрянуть несколько человек, и расцарапала кожу.
Ответом ему было гробовое молчание, изредка прерываемое смехом.
Наконец кто-то произнес:
– Этот корабль – и есть смерть.
Тем же вечером Чипатиак углубил царапины на плече Моргана раскаленным ножом и наложил повязку с зеленой плесенью.
– Придет время, и я оставлю тебя, – сказал он, – я верю в тебя, мой мальчик, ты сможешь разрушить проклятье… Тогда я завершу все свои дела на этой грешной земле. Я слишком давно живу и успел наделать глупостей. Ты сможешь разрушить моё проклятье. Я верю…
– Я не понимаю… – начал Морган, но Чипатиак уже исчез.
Когда рана зажила, начался шторм.
Ураганный ветер сметал все, что попадалось у него на пути.
Чипатиак открыл свою тайну – сегодня он испустит последний вздох. У него закончились жизненные силы.
Чипатиак заставил Моргана снова поверить людям. Уберег гаснущее пламя его человечности от полного затухания. И теперь он уходит? Все уходят. Люди рождаются и умирают в одиночестве. Во время шторма. На проклятом корабле. Глядя в зеленые глаза старой знахарки. Едва научившись медитировать. Радоваться тому, что солнце не устает восходить каждое утро. Чувствовать, что мир вокруг – не мир внутри. Привыкнуть к смерти, разложению, постоянному голоду – и все-таки верить ясновидящему шаману. Знать, что все не бессмысленно.
И так глупо умереть, покорившись морю.
Все бессмысленно. Бессмысленно. Его снова бросают…
– Отто и Амальда помогут тебе, мальчик, – Чипатиак обнял Моргана и протянул ему флакончик с кристаллами соли, – не забывай о гигиене тела и духа.
Порыв ветра снес обоих с ног. Морган едва успел ухватиться за деревянный поручень на палубе.
Со слов Чипатиака, сказанных Отто Заксу перед смертью, доподлинно известно, что скорость ураганного ветра превышала 120 миль в час. Гигантские волны топили небо. Вода заливала глаза, ветер оглушал, сушил слезы ещё до того, как они успевали пролиться.
Кораблем никто не управлял. Хиленькое судно, отправленное в вечное плавание, было обречено. Смерть наступала на пятки.
Морган попытался дотянуться до румпеля, повернуть руль. Не важно, в какую сторону, важно было хоть что-нибудь предпринять, но у него не хватило сил. Бесполезно было сопротивляться. Корабль дураков никогда не должен был существовать. Живые не цеплялись за мертвых, они пытались спасти самих себя.
Не оставалось ничего другого, кроме как отдаться на волю провиденья.
На секунду мир исчез.
Корабль со страшным треском развалился надвое и выплюнул тела на берег, как кит выбрасывает излишки воды и воздуха, освобождая легкие.
Так Морган оказался на острове свободы.
Глава 6
45-й день года в григорианском календаре и 14-й в феврале. Полевой врач по имени Валентин тайно обвенчал двух возлюбленных, за что был приговорен к смерти черт знает сколько веков назад. А теперь весь мир сходит с ума, выпускает больше розовых сердечек, чем таблеток аспирина в год.
Если у тебя нет пары – сиди дома и не выглядывай из окна. Обязательно нарвешься на чей-нибудь сладкий поцелуй. Цветы стоят втридорога, с шариками ходят все кому не лень, а в единственном кинотеатре в нашем городе нет мест с самого утра. Не то чтобы я хожу в кино каждый день – но я хочу иметь такую возможность. Даже возле ларька с шаурмой – очередь на полквартала, все норовят угостить подружек праздничным лавашем и незаметно подсунуть стеклянную бутылочку какой-нибудь бурды с водкой, соком и энергетиком. В школе праздничный бал с пафосным названием «Ищу тебя», пуншем на основе яблочного сока, бесконечным множеством прыщей и гормональных шуток, собранных в одной комнате. Поэтому я и пошла в «Отвертку». Жук объявил о единственной в городе «Single party» – вечеринке для одиночек. Нельзя ни с кем заговаривать и обмениваться контактами.
Мама спросила у меня с утра, как там мои ухажеры.
Подарила розовый блеск для губ. Совершенно уродливый. Я понимаю, что ей хотелось меня порадовать. Но может быть, она обманывает себя? Она бы хотела этого хотеть, но ещё больше она бы хотела, чтоб нас не было. Меня и папы.
Меня с моими вечными сомнениями, неумением включать газовую колонку, страхом, что у меня снова заведутся вши, и презрением ко всему, что я не понимаю.
Папы с его огромными руками, циррозной печенью и раздолбанным автомобилем, с которым он разговаривает больше, чем с мамой. Уж точно больше, чем со мной. Она бы хотела быть хорошей матерью, знать, что мне нужно. Но она не знает. Поэтому она подарила мне уродливый блеск для губ.