Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

Элейн заметила, как Ковин тремя здоровыми пальцами сжал вилку и нож в своих руках. Он начал с живодерским удовольствием резать кусок мяса.

– В самом деле? – произнес он жестко. – А говоришь ты мне это, чтобы вызвать желание зарезать ублюдка самому?

Бойл смущенно опустил глаза. Хитрость его, на вкус Элейн, была слишком уж прямолинейной, но трюк сработал:

– Что ж… – Ковин поднял руки с зажатыми в тонких пальцах приборами и с восторгом художника, впервые за долгое время взявшего в руки кисть, произнес: – С удовольствием.

Он залюбовался своими ладонями. Не отрывая от них взгляда, проговорил:

– Подойди сюда.

С осторожностью, которую Элейн полностью понимала и оправдывала, Бойл приблизился к столу Ковина.

– Возьми яблоко.

Поколебавшись несколько секунд, тот протянул руку к красному фрукту. В момент, когда пальцы Бойла легли на блестящий плод, Ковин воткнул в его руку вилку.

Элейн вздрогнула и в ужасе зажала рот рукой. Тихий изумленный вскрик сдержать не удалось, но любой звук, который она могла издать, заглушил бы рев Бойла.

Когда он, прижав руку к груди, распрямился, тихонько скуля, Ковин невозмутимо спросил:

– Ничего не хочешь сказать?

Сквозь всхлипывания, которые так не вязались с грозным обликом, Бойл проговорил:

– Спасибо.

– За что? – уточнил Ковин, будто разговаривал с ребенком, забывшим о манерах.

– За то… что в этот раз… оставили пальцы.

Хозяин снисходительно улыбнулся.

– Как они, кстати? – Он посмотрел на ноги Бойла. – Я переживал, что будет гангрена.

Тот тоже опустил взгляд, разглядывая носки сапог.

– Обошлось, духи оказались милостивы. – Слова были едва слышны.

– Хотя, казалось бы – с чего? – Ковин взмахнул вилкой, и Бойл дернулся. – Ты уж явно не тот, кто заслуживает милосердия. О чем это говорит?

Ответа не последовало.

– О том, что магистр света – мошенник, запугивающий людей небесными карами, чтобы добиться от них полного послушания. Пускай же гниет в земле. Убив его, я лишь сделаю всем одолжение.

Ковин чуть помолчал.

– Иди уже, смотреть на твою кислую физиономию невозможно.

Продолжая прижимать к себе кисть, Бойл торопливо оставил хозяина. Ковин же продолжил есть мясо, используя те же самые приборы, которыми только что проткнул человеку руку.

Элейн содрогнулась от отвращения. Стараясь двигаться как можно тише, она спустилась со стены. Ее трясло. Еще несколько минут назад она была уверена, что хочет убить Ковина Торэма. Теперь же была в полной растерянности от того, что он почти дословно озвучил ее мысли: Элейн тоже считала, что смерть Ковина от ее рук – подарок человечеству. Если суждения походили на суждения монстра, так ли правильны они были?

Ощупав колоду в мешочке на поясе, Элейн отошла в сторону, будто желая оказаться как можно дальше от Ковина, и достала карты. Она чувствовала, что ей требовался мудрый совет.

В зале с витражом мужчина в дорогом наряде стоял у надгробия. Искусно вырезанное из камня, оно изображало лежащую женщину. На лице мужчины залегли тени, можно было сказать, что его терзала боль утраты.

Глава пятая,

в которой Элейн знакомится с Ковином

В зале с витражом мужчина в дорогом наряде стоял у надгробия. Искусно вырезанное из камня, оно изображало лежащую женщину. На лице мужчины залегли тени, можно было сказать, что его терзала боль утраты.

Элейн всегда была честна с собой и сейчас могла признать, что ей было страшно. Вновь увидев хладнокровную жестокость Ковина, она живо вспомнила тот ужас, что наполнил сердце десять лет назад, в Думне. И теперь думать о расправе было тяжело. Хотелось спрятаться, убежать, убедиться, что ее и проклятого карнаби разделяли сотни километров. На карте она увидела себя: полное отсутствие нужных навыков вело к неминуемой смерти. Ковин был не из тех, кто мог подпустить достаточно близко, чтобы была возможность серьезно ранить или покалечить.

Но кто же был тот мужчина, что оплакивал ее смерть?

Когда эта мысль посетила ее, Элейн почувствовала, как холодное лезвие прикоснулось к щеке. Она забыла, как дышать.

– Добрый вечер, милая девушка, – прозвучало приветствие, полное сдерживаемой ярости.

Плечи Элейн с облегчением опустились.

– Оддин, – с улыбкой выдохнула, хотела было обернуться, но острие сильнее впилось в кожу, и она застыла, чуть приподнимая руки. – Убери оружие. Ты можешь случайно меня поранить.

– Случайно?! – возмутился он, затем понял, что Элейн просто дразнила, поэтому выдохнул и сказал: – У тебя совсем совести нет.

Она попыталась повернуться, и на этот раз ей это удалось. Оддин нехотя опустил саблю.

– Пойми, ты не оставил мне выбора… – начала Элейн.

– Разумеется. Прости, что вынудил украсть лошадь и ускакать на ней за сотню километров, – он чуть понизил голос, – чтобы убить моего брата.

– Ты говоришь с насмешкой, но так и было…

– Где мой конь? – требовательно спросил Оддин, прерывая ее попытки объясниться.

Элейн неловко прочистила горло.

– Он в общем стойле на главной площади.

– Он… он что? – возмутился Оддин, вновь поднимая саблю и с силой сжимая рукоять.

Ситуация вышла неловкая: животное легко могли похитить, и тогда вернуть его не получилось бы.

– Я собиралась отправиться за ним сразу, как только…

Он устало потер лицо.