Я был не прочь перекусить. А бежать мне надо было не меньше, чем Чудиле, и так я вчера пробездельничал целый день.
Мы по-быстрому позавтракали в компании короля и королевы. Нам с Петриком не сиделось на месте, мы спешили, а они нас не задерживали. Что-то у них было не то. У королевы были красные глаза, будто она плакала. Грустной она была. Король, наверное, тоже, хотя и старался казаться весёлым и поддерживать непринуждённую беседу. Иногда, взглянув на свою королеву, он потом бросал сердитый взгляд на Чудилу, а тот опускал глаза и делал вид, что ни при чём. Хотя, если подумать, чем он успел их так расстроить за те часы, пока спал? Разговор сводился к одному: ко мне. Как я живу, что мне интересно, приду ли я на ежегодный бал в честь купеческого сословия?
– Видишь, Миче, из-за этой пиратской истории мы не поехали за город, поэтому бал будет прямо здесь, во дворце.
– Приду. Ещё ни одного бала не пропустил с тех пор, как подрос, – смеясь, ответил я. – Жалко, конечно, что в городе. Ваша загородная резиденция гораздо красивее, – ляпнул глупый Миче и прикусил язык. Но король с королевой пропустили мою бестактность мимо ушей.
– Это оттого, мой мальчик, что она гораздо современней, а этот дворец, как говорит Петрик, доисторический, – ухмыльнулся король.
– Точно, доисторический, – невесело улыбнулась его жена. – Ты на бал только Рики не приводи, а в другое время пускай приходит с тобой.
Потому она так сказала, что помнила, что я таскаю очень младшего брата за собой повсюду, и даже в пещеры анчу.
– С кем же он будет танцевать? С собственной мамой? – развеселились мы с Чудилой. Бал – это бал, а не детский праздник. На нём все взрослые. Ната, например…
Я набрался окаянства и решил, что имею право тоже задать вопрос. Я спросил:
– Ваше величество, говорят, в юности вы дружили с моим папой. Вы поссорились и больше не дружите?
Наш монарх, потрясённый моей наглостью, подавился и закашлялся и чуть не проглотил ложку. Королева постучала его по спине.
– Кто сказал? – выдавил из себя король и, сдвинув брови, взглянул на Чудилу.
Королева тоже взглянула, сдвинув брови.
– Это не он, – быстро вставил я.
– Я спрашиваю, кто сказал, что мы в ссоре? Миче, плюнь тому человеку на плешь.
Слыхали? А ваши короли выражаются также? Он продолжал:
– Мы, сынок, знали друг друга с детства. Вместе учились. Вот как вы сейчас. Учились и дружили. Я, моя будущая супруга, – он чмокнул её в макушку, а мне показалось, что она расплачется, – твой папа, Миче, и твоя мама. Отец твоего друга Лёки тоже учился с нами. Мы были очень близки, мы встречались бы и сейчас, но… Так уж получилось… Так сложились обстоятельства, что дальше такой тесной дружбы не получилось. Но мы сохраняем хорошие отношения и при случае рады поболтать.
Как-то это странно. Может, дело в том, что теперь бывшего Котофея называют «ваше величество», и он стесняется дружбы с анчу, чей старший сын бегает босиком по саду и на рыбалку с городской ребятнёй?
Грустно улыбнувшись, королева покачала головой:
– Дело не в том, что наше положение изменилось. Просто бывает так, что расходятся дороги. Может, и ваши с Петриком потом разойдутся. Это нормально. Это жизнь.
Мы с Чудилой глянули друг на друга. Это ненормально. Мы упрямо помотали головами. Наши дороги ни за что не разойдутся.
– Ой! Время! – вскричал Петрик. – Бегом! Скорей!
И мы побежали, провожаемые добрыми напутствиями хозяев дворца.
Глава 5. Душевная болезнь
– Ты куда? – крикнул я на бегу.
– Вниз. Хорошо тебе, Миче, работаешь на себя.
– Дисциплина всё равно должна быть, – выдал я прописную истину. – Люди, не соблюдающие дисциплину, разоряются. Но у меня ещё есть час.
– Хочешь к Нате? Дерзай. Но смотри, чтобы она не зашибла тебя цветочным горшком. А то наши дороги разойдутся прямо сегодня. Уф-ф! Я ещё со вчерашнего дня не отдышался.
– Чего ради бежим? Можно же ехать.
– Точно. Можно. Бегать – это уже привычка. Очень дурная.
Чудила хотел нанять извозчика на маленькой площади, что была прямо перед нами, а я собрался свернуть и идти к Нате. Между тем мы видели, что на улицах какое-то странное оживление.
– Народ кучкуется, – сообщил Чудила. – Может, праздник какой, а мы забыли?
– Нет, праздника вроде нет, – подумав, ответил я.
Народу становилось всё больше, а маленькая площадь оказалась просто забита людьми.
– Ладно, я побежал, – махнул я рукой, но тут меня окликнули:
– Ну что, Миче, доволен?
– Чем? – не понял я. Меня обступили знакомые и незнакомые люди. В одних глазах было любопытство, в других – гнев, в третьих – радость. – Что такое? – потребовал я ответа.
– Миче не знает, – сквозь зубы прорычал Нок, сын Крука Корка. Он еле сдерживался, чтобы меня не ударить. – Глядите, он не знает, прикидывается овечкой. По твоему доносу арестовали отца.
– Зачем? – не понял я. – За что?
– К тебе пришли, как к нормальному, а что сделал ты?
– Что?
– Доносчик! – прошипел он мне в ухо. – Паршивый фискал.
– Я не понял, – прорвался к нам сквозь толпу Чудила. – Твой отец тоже кого-нибудь избил?
Я решил, что Нок сейчас бросится и придушит Чудилу за эти слова. Знакомый пекарь с Песочной улицы крикнул издалека:
– Так ведь, Петрик, ночью арестовали чуть ли не всех Корков и Коркиных приспешников. Не знал, что ли?
Мы с Петриком замерли, удивлённо вытаращившись друг на друга. Нас просветили: этой ночью произошло вот это самое.
– Тебя вызовут в суд, и будешь давать показания, – шепнул Чудила. – Показания против Корков. Мало тебе пиратов. Тогда уж знай, что твой папа не неудачно упал, а неудачно попался тому же Круку, когда тот в своей золочёной таратайке катил по вашей улице.
– Что? Что?! – вскричал я, готовый в этот миг растерзать и чёртова Крука и всех Корков. Ноку просто повезло, что он исчез из поля моего зрения. – Но Петрик, – пожаловался я, – нас обманули! Король обманул нас! Он не выпустит Кар-Кара. Вместо этого он арестовал его шайку.
– Может, это и к лучшему, да, может к лучшему, Миче. Хотя ведь так нельзя! Нам обещали!
– Дело не в этом, Чудик, – зашептал я ему в ухо. – Корки ничего такого не сделали, чтобы их арестовать прямо всех ни с того ни с сего. Никто, никто не знает, кто украл амулет Сароссе и пригласил к нам пиратский флот. Мы ведь не проболтались. Тогда что? Из-за чего? Те, кто остался, будут мстить.