Я тебя давно ждала

– Люблю тебя, – он улыбался и был таким счастливым, что мне стало немного не по себе.

Неужели он мой, настолько, что даже трудно себе вообразить – мы засыпаем и просыпаемся вместе, завтракаем, спорим, смеемся над общими шутками, он признается мне в любви, даже поет для меня!

Мы зашли в номер и, не включая свет, начали целоваться.

– Устала от этого жуткого платья, – я попыталась расстегнуть замок на спине.

– Платье прекрасное, но я тоже не прочь поскорее снять его, – он скользнул руками по спине, и я выгнулась, чтобы быть ближе к нему.

И тут зажегся свет. И раздались возгласы поздравления – невероятно, это мои друзья прилетели сюда, чтобы поздравить: Полина, Максим, Анатоль, Лео со своей девушкой, новый барабанщик Леша, жена Больмана, все наши менеджеры, были даже музыканты из группы Кота, еще несколько незнакомых мне девушек, видимо, спутницы парней. Около двадцати человек стояли и смотрели, как Саша безуспешно пытается застегнуть мне платье. В конце концов он просто надел на меня свой пиджак, и я бросилась в объятия друзей. Как оказалось, сюрприз устроили Максим с Полиной, не без участия Саши. Как же я рада, что все друзья рядом!

Через пять минут я отлучилась, чтобы переодеться. В спальной комнате сидел Саша и смотрел в окно. Он был такой грустный, что я немедленно бросилась к нему, чтобы обнять.

– О чем думаешь? – я нежно гладила его плечи.

Он не отвечал, просто притянул меня к себе и поцеловал одним из страстных поцелуев, что были в нашей с ним вселенной.

– А платье все еще на тебе, – он улыбнулся и повалил меня на кровать. Как же я сейчас хотела, чтобы мы были с ним одни!

Он раздел меня, потом себя. И, так и оставшись в одном нижнем белье, стал растирать мне ступни.

– Спасибо, – я села, чтобы поцеловать его.

– Никаких лишних телодвижений, иначе я за себя не отвечаю! – он толкнул меня обратно на мягкие подушки.

Потом мы переоделись в черные водолазки и рваные джинсы. Одеваться одинаково мне всегда казалось забавным и даже детским увлечением, но сейчас это означало то, что мы делаем один выбор, и это было символично.

Мы вышли из комнаты и осторожно прокрались на кухню.

– Вот как ты это делаешь, мистер тайный домушник, – я налила себе и ему яблочный сок.

– Домушник сам по себе означает, что он не афиширует свой приход, тебе не кажется, – он прищурился.

– Мистер тайный всезнайка, – я села на стул, чтобы быть напротив него.

– Почему снова тайный? – он сделал глоток и посмотрел на часы.

– Потому что ты не хочешь рассказать мне причину своей грусти, что случилось? – я заглянула ему в глаза. Мы впервые сидели вот так, будто за столом переговоров – не меньше.

– Иногда у грусти или радости нет причины, – он смотрел на меня своими пронзительно честными глазами, и я ему поверила. Потом мы просто смотрели в окно и пили сок.

– Знаешь, мне жаль, что я не была с тобой, когда ты покорял свои вершины, – мне все же не хватало его близости и я протянула через стол свою руку.

– Ну, – он подпирал нужные слова, пока переплетал наши пальцы, – это лишь означает, что впереди у нас еще куча побед, которые мы отметим вместе.

– Вот вы где? – Полина уперлась руками в бока и обратилась к Саше.

Он не дождался ее стыдящей речи и повел меня танцевать, прошептав ей на ухо: «Я отведу ее в зал, но она только моя». Мне сразу вспомнились недовольства Полины, когда мы с ним шли в сторону моря после покупки очков. Сейчас я готова идти с Сашей не только на край света, но и тьмы.

Через час танцев, многочисленных тостов за меня и жарких объятий друзей я вышла на кухню, чтобы принести лед. Саша куда-то отлучился, и я решила написать родителям. Не успела я набрать сообщение, как кто-то сзади зажал мне рот рукой и потащил к выходу. От неожиданности я уронила телефон на пол, но сейчас мне было не до него. Сопротивляться было бесполезно, потому что я почти сразу узнала знакомый аромат парфюма и кожаный браслет на запястье – Саша решил украсть меня ото всех. Перед тем, как сесть в машину, он накинул на меня пальто, и я успела заглянуть в окна номера – силуэты всех присутствовавших свидетельствовали об их восторженности происходящим, даже Полина доброжелательно махала нам рукой. Всем все нравилось. Мы сели в маленькую машину, в ней, в отличие от той, что везла нас сюда, не было дорогого салона, зато дышалось легко. Негромко Alex Band пел «Only One» – в такой обстановке мне лишь хотелось сесть на колени к Саше и ни о чем не думать. Но я не успела этого сделать, потому что через пару минут, как мы тронулись с места, в нашу машину врезался внедорожник. Нам повезло, что мы не успели разогнаться, но вот скорость встречной машины, да еще и для мокрой дороги, была катастрофической. Все это я узнала, когда пришла в себя через полчаса после случившегося. Я отделалась тройкой косметических швов, а вот Саша… Он лежал в реанимации и туда никого не пускали. Потом нам сообщили, что водители обеих машин умерли. Я попыталась вспомнить водителя такси, но ничего не получилось – все произошло слишком быстро. Мне было жаль человека, которого я даже не успела разглядеть. Врач сказал, что причиной стала черепно-мозговая травма.

А потом нам сказали, что Саша находится в состоянии комы.

И тогда начался ад. Сначала все были рядом, ребята поддерживали меня и иногда уводили в номер, чтобы я хоть немного поспала. Но через неделю из них остались только Полина и продюсер Саши, который прилетел, как только узнал о случившемся. Еще были мои родители, хоть я и просила их сидеть дома – со мной ведь все хорошо. Мама постоянно плакала, а папа не знал, что сказать, потому что даже не был знаком с Сашей. Он все спрашивал, зачем я поехала с ним и куда, а я не могла ничего ответить, потому что не знала, я просто следовала за ним, вот и все. Самой неприятной оказалась встреча с родителями Саши. Они приехали с Алисой, твердо убежденные в том, что она его любимая жена, а я – случайная попутчица. Первые дни народа возле его палаты было много, и мы как-то не пересекались с ними, но вот потом наши встречи стали неизбежны, косые взгляды и молчаливые укоры стали все яснее. А потом съехались все его фанатки, которые сразу же назвали меня источником всех бед, они не давали мне прохода к больнице, кричали угрозы и разные ругательства. Да, Алису они всегда обожали, даже иногда не понятно было чей это фан-клуб, Кота или его жены.

Через две недели остались только его родители и я. Врачи приняли решение не перевозить Сашу домой, хотя сначала этот вопрос был даже решен.

Теперь было ясно, что жизнь у всех продолжается, а бездельное сидение у его кровати никому лучше не сделает. Полина уговаривала меня вернуться в Москву, но там я не видела жизни без него, поэтому оставалась в стране, где был мой любимый человек. Казалось, через три недели его пребывания там врачи больницы относились ко мне, как к своей коллеге, я знала, что делает каждая из трубок, присоединенных к его телу, что означает каждое число на экране монитора, какие у этих значений есть пределы и когда нужно сообщать об изменениях врачу. Но изменений не было. Совсем. Я не теряла надежду, нет, но здравый смысл подсказывал мне наихудший итог ситуации.

Единственный русскоговорящий врач, Всеволод Константинович, сказал мне, что при глубокой коме, являющейся следствием травмы головы, выздоровление возможно, даже если потеря сознания сохраняется несколько недель, но не более трех месяцев. Если бы это была кома, возникшая после остановки сердца, то через месяц нам бы не пришлось рассчитывать на выздоровление Саши. И все же прошел целый месяц. Под окнами больницы фанаток совсем не осталось, если только изредка появлялись разовые акции вроде шамана с бубнами или буддийских монахов, призывающих все силы Вселенной помочь Саше.

Жить в гостинице мне было слишком затратно, поэтому я сняла комнату недалеко от больницы. Моей соседкой была девушка из Украины, упитанная златовласая Катя. Она работала в этой же больнице медсестрой, поэтому мы каждое утро спешили с ней на свои места.

Тридцать дней. В выходные приезжали Сашины музыканты, я уговорила их сыграть пару песен прямо в палате, но на это не последовало никакой реакции. Всеволод Константинович разрешает мне иногда спать рядом с ним, чтобы он чувствовал рядом близкого человека.

Месяц и пять дней. Я проснулась, прокручивая эту неутешительную информацию в своей голове. Зазвонил телефон – Максим. Я ждала, что он начнет отвлекать меня разговорами на разные темы, как он обычно делал, но вместо этого я узнала о страшном горе – умерла Ксюша. Она все боялась умереть при родах, но она не дожила до них еще полгода. Я должна была приехать к Максиму, поддержать его, но от меня было мало пользы, я не могла утешать кого бы то ни было, когда сама была разбита. Жизнь наносила страшные удары один за другим и это, казалось, не закончится никогда. Я прихожу в палату и разговариваю с Сашей, пытаюсь припомнить хоть что-то из хороших новостей, ему сейчас необходимы положительные эмоции, вот только где мне их взять.

Месяц и двадцать дней. Ко мне приехала Полина – она не может выходить на сцену, некоторые концерты отменяют, на других заменяют артистов. Больман объявил, что еще месяц и он расторгнет контракт. С каждой неделей дела обстоят все хуже и хуже. Пару дней назад врачи заметили улучшение в состоянии Саши, это хорошо, я должна была бы радоваться этому, но теперь я поняла, что мне страшно. Увидеться с ним после. А что, если это будет выход в вегетативное состояние, он так и останется на всю жизнь прикованным к постели, не способным сказать ни слова. Нет, об этом даже думать нельзя, ко мне вернется тот же Саша, улыбчивый и нежный, задумчивый и серьезный. Только бы он вернулся – все, о чем можно мечтать.

Месяц и двадцать восемь дней. Прилетели Максим и Анатоль. Глядя на ссутулившегося и похудевшего Максима, я чуть не потеряла сознание. Вот что бывает, когда теряешь близкого человека. Тут же я поспешила в палату к Саше. Я села на стул рядом с ним и заговорила чуть громче обычного.

– Я не знаю, что мне сказать, чтобы ты услышал, а главное, ответил. То, что я люблю тебя, сказано тысячу раз, – я заплакала, но продолжила, – знаешь, Кот, я тебя ненавижу. Да, за то, что оставил меня здесь одну. Наобещал кучу побед, счастья, любви на десятки лет, а сам бросил.

Я рыдала так, что не могла остановиться, меня трясло, слова терялись во всхлипываниях, наконец, я немного успокоилась.

– Конечно, я жду тебя. Жду. Мне это не впервой. Но вот только дни складываются в недели, недели – в месяцы. Я не хочу ждать тебя, перелистывая годы жизни. Ты мне нужен, сейчас.

Опустошенная, без каких-либо мыслей в голове, я побрела по тем самым улочкам, где мы с Сашей гуляли в день прилета сюда и пили глинтвейн.

Не знаю, как, но я вдруг оказалась на мосту через реку Вислу. И что-то мне подсказывало, здесь я могу найти выход из любой ситуации. Нет, я не хотела прыгнуть вниз и покончить с этой жизнью. Мне почему-то захотелось петь. Я села поудобнее и запела ту самую песню под названием «Небеса». Да, он обязательно должен услышать ее. И только от меня – ведь Саша так этого хотел…

На следующее утро я сидела у него в палате и собиралась с мыслями. Я спою это для него, может, не так хорошо, как Полина или ее первоисточник, но у меня получится сделать это от всего сердца, от всей своей разорванной ожиданием души. Я запела и мысли унесли меня в те дни, когда мы только познакомились с Котом, как я его стеснялась, боялась, как мы мчали с ним на его мотоцикле, как он появился в нашей студии, как мы впервые поцеловались, я вспоминала каждый миг, проведенный с ним. И все, что я сейчас чувствовала – это бесконечную любовь, которую и старалась вложить в каждое свое слово. В голове все же звучало Полино исполнение, то, как она берет верхние ноты, я закрыла глаза ладонями, продолжая тихо допевать песню.

– Врача! – услышала я крик медсестры и тут же кинулась к Саше.

Да, это случилось – он открыл глаза и молча озирался по сторонам.

– Саша, – я наклонилась к нему, обхватила свободную от капельниц руку и прижалась губами к его ладони.

И тут произошло первое потрясение – он посмотрел на меня странным взглядом, я никогда не видела, чтобы он на меня так смотрел. Что-то не так. Я это понимала, но пока меня охватывала радость от его возвращения сюда, ко мне. Через один месяц и двадцать девять дней он вернулся.

До вечера над ним кружили врачи, тестировали его на потерю памяти. Сказали, что все слишком уж хорошо, он называет свои данные, помнит, какой сейчас год, даже знает, как попал сюда – спрашивал про аварию. Я привела себя в порядок и зашла к нему (родители обещали вылететь ближайшим рейсом, поэтому я буду первой, кого он увидит).

– Привет, – я улыбнулась ему самой обычной улыбкой, главное сейчас – не думать, что он был на волоске от смерти, иначе расплачусь.

– Привет, – отвечает он мне еще более повседневно, что меня снова пугает.

– Тебе сказали, сколько ты здесь находишься? – я сажусь на стул рядом с ним.