Мне снился сон…

Краска залила лицо девушки. Она демонстративно отодвинулась от него, бросила вызывающе:

– Махни рукой!

– Как? – удивился Энтони. – И зачем?

– Вот так! – Она сделал выразительный жест кистью руки. – И скажи: «Хамка!»

Он понял: вспомнил эпизод из фильма. Именно так взмахнул рукой и сказал Марютке поручик. Тони прикусил губу, ему стало неловко. Он обидел девушку, но ведь не хотел этого. Совершенно непонятно, отчего он завёлся, говорил высокомерно… Надо было исправлять положение, сделать, сказать что-то очень простое – оправдать себя.

– Тори, ну что ты, в самом деле, себе вообразила! Посмотри на меня: это я, твой давний приятель, обыкновенный парень! Сейчас сбегаю в ближайший киоск, куплю тебе, в знак примирения, что-нибудь вкусненькое. Вот, куплю сникерс! Это шоколадка такая, с орехами и сладкой тянучкой…

– Я знаю, что такое сникерс, не объясняй! – Виктория смотрела насмешливо и даже презрительно. – У нас этого барахла сейчас навалом! Вы, так называемые цивилизованные европейцы, думаете – если подобной ерунды у людей нет, то они дикари.

Девушка вскинула ладонь, останавливая хотевшего возразить Тони. Глаза у неё сверкали, резче обозначились скулы, волосы тёмными локонами разметались по щекам и шее. «Чудо!..» – успел подумать он. А Виктория продолжала с напором:

– Да, мы жили прекрасно, что бы вы там не думали о нашей стране! У меня хорошие, только хорошие воспоминания о детстве. У нас, знаешь, тоже хватает скептиков: ах, деток заставляли учить ура-патриотические стишки о дедушке Ленине!.. А я и сейчас люблю эти детские стихи и песни о Родине, и о Ленине тоже! В них настоящие чувства были, и доброта…

Она вдруг задохнулась от подступивших слёз и, сама не понимая зачем, стала читать:

– То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдёшь ещё такой!

Детство наше золотой
Всё прекрасней с каждым днём,
Под счастливою звездою
Мы живём в краю родном.

Отвернулась от него, закусив губу. После паузы, Тони рискнул проговорить – мягко, осторожно:

– Очень мелодично… О чём?

– Я тебе уже сказала: о счастливом детстве. Думаешь, оно только у тебя было – в бойскаутах, в твоём Итоне?

Он вскинул руки жестом «сдаюсь!», хотел что-то сказать в этом духе, примирительное. Но Виктория уловила в его движении иронию и вновь завелась!

– Да, да, я тоже не понимаю, почему у нас были очереди совершенно дикие за майонезом, туалетной бумагой, бананами! Почему не было скотча? Я ведь знаю, что ваши солдаты уже в войну приклеивали им запасные обоймы на свои автоматы! Не понимаю, почему нельзя было тогда, в советское время, всё это выпускать, продавать… Вот эти мелочи и сгубили нашу страну. Люди их захотели, им казалось: будет в магазинах тридцать сортов колбасы, навалом апельсинов, жвачек, пепси и сникерсов – наступит рай земной! Всё это мы и получили. Но очень скоро поняли: потеряли гораздо больше. Столько, что я тебе и объяснить не могу. Да ты и не поймёшь… Посмотри на меня!

Девушка вскочила на ноги и стала перед молодым человеком. В своём единственном «купальном костюме» – топике и трусиках, бронзово-загорелая, высокая и гибкая. В один из первых дней на острове она уже стояла так перед ним, давая себя разглядеть. Тогда она это делала весело, кокетливо. Сейчас она тоже покружилась перед ним, но сдержанно-демонстративно.

– Видишь? Я ведь такая же, как ваши самые красивые девушки, верно? Но это только внешне. Я другая! Ты это чувствуешь, да?

– Да, – ответил Тони тихо и серьёзно.

– Вот видишь… – Вика как-то сразу остыла, добавила уже спокойно и грустно. – Мы не смогли бы быть с тобой вместе. Ты – другой…

Тони молчал, и она легла, растянулась на песке, положив затылок на согнутые руки. Смотрела в безоблачное небо. Правда, оно уже не было таким безоблачным, откуда-то набежали тучки. Ещё легкие, высокие, но солнце, пронизывая их, высвечивало наливающиеся лиловым цветом кромки. «Неужели будет дождь? Или даже гроза? – подумала Виктория. – Первый раз за всё время…»

Глава 10

Несмотря на плохое настроение, заснула Виктория как всегда быстро и крепко. Проснулась, как всегда, поздно. Вышла на веранду, села, опустив ноги с постамента и болтая ими в воздухе. Тони, ясное дело, не было. «Офицер!» – подумала Вика, стараясь придать этой мысли обиженно-саркастический оттенок, но получилось слабо. Вчера, весь остаток дня, они общались только по необходимости, сдержанно и вежливо. Но вот сейчас обида её улетучилась без следа. Виктории даже казалось странным: за что она так напустилась на своего верного друга? Ведь было всё так хорошо! Они бежали по песку, у кромки воды, держась за руки, как брат и сестра, как в её сне. Потом он напомнил ей поручика из фильма – высокий, гибкий, красивый, по колено в воде… Неужели она, как Марютка, может из-за идеологических разногласий оттолкнуть его? Не убить, конечно, но отстраниться, стать чужой?.. А ведь она, каждый раз, когда видела этот фильм – раза три, наверное, – испытывала жгучее неприятие: зачем, зачем Марютка его убивает! И тоскливую боль оттого, что не исправить, не изменить этот конец. Она даже сердилась на автора, Бориса Лавренёва, – мог ведь по-другому написать! Так неужели сейчас, оказавшись в подобной ситуации, она сама подтверждает логику событий: по-другому быть не могло! Различия идеологические, сословные, национальные, расовые – любые! – выше любви?..

Её лицо обдувал ветерок, и девушка так, краем сознания, отметила, что дуновение не жаркое, а тёплое и свежее одновременно. Да, погода явно менялась. Будет ли дождь? А, может, гроза или ураган?… Но мысли тут же вновь вернулись к её спутнику. Тони, такой надёжный, предупредительный, внимательный, ласковый, деликатный, весёлый, добрый… Господи, можно ещё много сказать о нём хорошего! У Виктории даже слёзы на глаза навернулись от нежности. Они уже столько дней на острове одни, а Тони никогда не пытался этим воспользоваться, даже не намекал на возможность близких отношений. Если обнимал её за плечи, то чтобы согреть или успокоить. Если брал за руки, то чтобы помочь. А ведь она ему нравится, это совсем не трудно заметить! И он мужчина традиционной ориентации, в этом она тоже не ошибается. А вот же – не пользуется положением, боится её оскорбить, обидеть.

А она? Она ведь уже давно не девочка. Но это её физическое состояние никогда не довлело над Викторией. Близость – это такое объёмное… – нет, необъятное! – понятие. Только дураки понимают его тупо и однозначно. Ей всегда были нужны, в первую очередь, соединение сердечных ритмов, душевных порывов, счастье от совпадения мыслей, пристрастий. Только тогда соединение тел становилось настоящим слиянием, настоящей близостью… Впрочем, она всегда ошибалась. Только поначалу ей казалось – вот она, настоящая любовь, настоящая близость! А потом… Даже вспоминать противно. Однако воспоминания пришли сами собой, и она не отстранила их от себя…

Подружка детства, Линка-Виталинка, уже с пятнадцати лет хороводила с парнями. Весёлая, пухленькая, по-детски наивная и по-женски кокетливая, она как магнитом тянула к себе и мальчишек-ровесников, и ребят постарше. Вечерами во дворе, на скамейке, где сидели она и Вика, клубилась стайка кавалеров. И все вокруг Лины, хотя Вика была и на год старше, и по-настоящему красивее. Но, как сказал один парень:

– Ты недотрога и зануда. А Линочка классная!

Что верно, то верно: Лина всегда заразительно смеялась всем дурацким шуткам и пацанячьим хвастливым рассказам, взвизгивала и весело шлёпала по рукам, лапающим её блузку и юбку, не смущалась матерков и подставляла губы всем по очереди для поцелуйчиков. А Вика, как только ребята начинали распускать руки и языки, вставала и уходила. Утром, забегая чтобы вместе идти в школу, Лина удивлённо тянула:

– Вику-уля, ну ты чего? Так весело было, а ты ушла!

Она и в самом деле не понимала подружку, а обижаться не умела вообще. Тут же начинала болтать о том, что видела в магазине моднейшие туфельки, а в журнале – «зашибонскую» стрижку, которую обязательно сделает себе… Если бы Вика и Лина познакомились позже, студентками, они ни за что не подружились бы – настолько разными были. Но подруга детства – совсем другой случай. Особенно если с младенчества играли в одной песочнице, ходили в один детский садик, одну школу… И Виктория принимала Лину такой, какой та была: легкомысленной, беззаботной, читающей только модные журналы, беззлобной, порхающей по жизни, как красивая бабочка. Может, где-то там, в генном подсознании, девушка знала, что жить ей на свете так мало, вот и наслаждалась…

А у Виктории первый парень появился в восемнадцать лет, на первом курсе института. Он был уже второкурсник, правда не с её – архитектурного – факультета, а «строитель». Этих ребят будущие архитекторы называли несколько высокомерно – «стройбат», подразумевая более примитивный, не творческий уровень интеллекта. Зато он, Геннадий, был красавец, на которого засматривались многие: высокий, спортивный, голубоглазый блондин с обаятельной улыбкой. Некоторое время он просто гипнотизировал Викторию в институтских коридорах, провожал повсюду взглядом. Когда подошёл и предложил проводить, она отказалась. Удивлённым однокурсницам сказала: «Да ну его, качок примитивный!» Но Гена не отступал, постоянно был в её поле зрения: то в столовой займёт для неё очередь, то задержит двери лифта, чтобы она успела зайти. А однажды просто подождал девушку после окончания занятий и пошёл рядом. Она не стала возражать: к этому времени Вике уже нравилась и его внимательность, и тактичная настойчивость. По пути они зашли в кафе, долго сидели, разговаривали. Дома Вика с горящими глазами сказала маме:

– Я буду встречаться с парнем, очень хорошим! Поначалу он мне показался не слишком умным, но я ошиблась. С ним интересно и весело!

Гена сразу стал ходит к ним домой: всегда с красивой розой в руке, вежливый, улыбчивый. Уводил её за руку, мама смотрела с балкона им вслед: красивая пара. А потом шла в комнату дочери, убирала накопившиеся в вазе и уже засохшие розы. Часто накалывала палец крупными шипами и говорила, качая головой:

– Ей розы, а мне шипы… Но пусть лучше так.

Очень скоро Гена предложил Виктории пожениться, она согласилась не раздумывая – что значит восемнадцать лет! Познакомилась с его родителями, имеющими процветающий строительный бизнес, понравилась им. У парня в городском посёлке жила бабушка, в частном доме. Дом этот был уже завещан Гене, и он рассказывал Виктории, как хочет переделать его под современный крутой коттедж. Сюда они приезжали, оставаясь наедине. А почему бы и нет – ведь они уже взяли бланки во Дворце бракосочетания, через три месяца будет свадьба…

Через месяц, после нескольких бурных ссор, нежных примирений и новых ссор, они перестали встречаться. Гена никак не мог понять: почему его забота и желание защитить девушку вызывают у неё раздражение и даже злость? Первый раз это произошло в метро. На одной из остановок народ схлынул, в вагоне стало просторнее и даже освободилось место недалеко. Виктория видела, как пожилая женщина с тяжёлой сумкой протискивается к нему, но Гена оказался проворнее. Он плюхнулся на сидение и ловко посадил рядом Вику. Тесновато, но они оба поместились. Женщина остановилась в шаге разочаровано, но промолчала. Зато сидевший рядом старик упрекнул:

– Молодые люди, надо уступить.

– Вот и уступи, дед! – Весело, ни секунды не задумываясь, хохотнул Гена. – Ты ж мужчина, джентльмен, наверное. А мы прагматики. Она бы, – он красноречиво оглядел большие габариты женщины, – одна здесь поместилась. А так нас двое сидит. – Он притянул Вику за плечи к себе. И добавил, кивнув на потёртую, заношенную сумку, а потом переведя взгляд на такой же плащ стоявшей: – И чище будет.

Виктория сжалась, словно её ударили. Гена почувствовал это, но понял по-своему. Прошептал ей на ухо:

– Ты что малышка, не бойся! Я тебя в обиду не дам!

Виктория ничего не ответила, но когда поезд стал тормозить, просто выскочила из вагона. Удивлённый парень еле успел за ней – они ведь не доехали к себе ещё три остановки. Но она придумала что-то насчёт магазина…

Нет, Вика не сказала тогда Гене ничего. Это было её детское воспоминание… Ей было лет восемь, они с мамой ехали куда-то в троллейбусе, сидели на двойном сидении: Вика у окна, мама с краю. Рядом стояли парень и девушка: Вика помнит – молодые красивые, она даже загляделась на них. Парень весело и громко что-то рассказывал, смеялся, девушка смеялась в ответ. У него было расстёгнуто короткое модное пальто, и при каждом движении пола этого пальто задевала маму. Молодые люди ничего не замечали. Мама какое-то время пыталась уклоняться, а потом тихонько тронула парня и попросила:

– Молодой человек, станьте чуть дальше, ваше пальто бьёт мне по лицу.

Он отреагировал так же мгновенно и весело, как теперь Гена.

– Сидишь, – сказал женщине, – так сиди. А то сейчас подниму тебя и посажу свою девушку. А моё пальто вообще чище твоего лица!

И засмеялся, довольный своим остроумием, его спутница засмеялась в ответ… Мама опешила, не нашлась что ответить – это надо было обладать такой же наглостью. А у маленькой Вики сердце сжалось от унижения и страха: эти двое показались ей такими огромными, их смех звучал, как гром…