Ангел-хранитель

– Я завербовался строителем на байдарскую железную дорогу. Поеду, поработаю там до начала занятий.

Он не стал ничего объяснять, все было ясно. Продолжение строительства трассы означало, что его родители отдали свои жизни не зря. И он, их сын, хотел продолжить дело не только символически, но и конкретным трудом. Викентий Павлович сказал ему тогда:

– Это хорошая мысль, дорогой. Конечно, поезжай.

Но когда сын Саша узнал, что «Митенька едет работать в Крым», стал горячо проситься отпустить его вместе с братом. С малых лет он рос рядом с кузеном, ходил за ним хвостиком, каждый вечер старался улечься спать в комнату «к Митеньке», повторял за ним словечки и выражения. Он совершенно искренне считал, что будет Мите в Крыму помощником. Но Викентий Павлович и Людмила отлично понимали, что Митя едет трудиться по-настоящему, что работа на строительстве тяжела и не оставляет свободного времени. Мальчишка станет брату обузой. Митя уехал, конечно же, один, а разобиженного и недовольного Сашу родители повезли в гости к дяде Вадиму…

В эти час-полтора времени «мужского уединения» Вадим и Викентий говорили не только о семейных делах. Всегда разговор поворачивался к тем событиям, что происходили в стране и в мире. Вот и теперь, глянув на клубок телеграфной ленты у буквопечатающего аппарата, Викентий спросил:

– Что слышно из внешнего мира? Какие последние новости тебе передал твой московский собеседник?

Два часа назад Вадим Илларионович провел последний сеанс связи со своим коллегой-радиолюбителем.

– Затишье, – он пожал плечами. – Все отдыхают, как и мы. Самый большой смутьян, наш Реформатор, слава богу, тоже еще у себя в Колноберже пребывает. Надеюсь, государь и вправду даст ему другое назначение, как поговаривают со слов Витте.

Вадим Илларионович был идейным консерватором и, как все консерваторы, резко не принимал всех нововведений Столыпина.

– Но, Вадим, ты разве забыл: Столыпин в марте сам подавал в отставку, а государь не принял ее.

– Принял бы, если бы не вдовствующая императрица Мария Федоровна. Это она уговорила сына.

– И очень хорошо! Такими светлыми умами нельзя разбрасываться. Премьер-министр делает все возможное, чтоб увести Россию с гибельного пути бунтов и революций. Разве не прекрасно он сказал: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия»!

– «Великая Россия»! Поза, все поза! – воскликнул сердито Бородин. – Он сам же провоцирует эти великие потрясения. Еще министром внутренних дел был, а уже прикидывал, как бы распустить Думу. И взлетел наверх как раз на гребне той волны, что погребла под собой Думу! А следом новая волна пошла – террористов и боевиков с бомбами и пистолетами!

– Вадим, разгул террора начался раньше! Уж я-то об этом знаю лучше тебя. С февраля девятьсот пятого, когда московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича убили. После этого, чуть больше чем за год, – пятнадцать покушений на губернаторов и градоначальников. На генерал-адъютанта Дубасова, на военного прокурора Павлова, на начальника главного тюремного управления Максимовского… И на самого Столыпина – да, уже после роспуска Думы.

– Разве этого не следовало ожидать? Согласись, Викентий! Но как человеку, я искренне сочувствую Петру Аркадьевичу. Как ужасно пострадали его дети, сын маленький и девочка! Сколько ей было тогда? Четырнадцать? Я согласен – Столыпин смелый человек. Помнит, что ходит как под приговором, но не уступает. Но как политика я его не принимаю, нет! Вот уже и новую Думу он подмять под себя хочет или опять же разогнать. К власти единоличной рвется наш премьер-министр, диктатором стать желает.

– А я другое вижу, милый мой доктор. – Викентий Павлович получал удовольствие от их дискуссии. – Своими реформами Столыпин тщится поднять одновременно и промышленность нашу, и сельское хозяйство. А в итоге – всю Россию.

– Как же, поднять! Запустить сюда иноземный капитал, чтоб заграничные магнаты скупили все наши богатства на корню! А теперь еще замахнулся на основы основ Российского державоустройства – на крестьянскую общину!

– Да, дорогой, многие бы с тобой согласились. Но я, прости, другого мнения. Еще пятьдесят лет назад, после отмены крепостного права, крестьянину – каждому! – нужно было дать возможность лично распоряжаться своей собственной землей. Я уверен: оттого и бунты начались, и погромы помещичьих имений, что крестьянин интуитивно чувствует – с ним поступили несправедливо. Община тяготит его, давит. Вон Европа! Хоть и тоже пережила всякие катаклизмы, но обошлась без социал-революционеров, подобных нашим. А секрет в том, что там крестьянин делом занят на своей собственной ферме.

Вадим Илларионович уже успокоился, однако сказал Викентию сердито:

– Россия – не Европа, известное дело. Что нашему человеку хорошо, то немцу – смерть. И вот что я думаю. Если начнет Столыпин все-таки общину крестьянскую ломать, то мы еще не таких катаклизмов дождемся! И голода, и бунтов страшных. Не дай Бог, конечно!.. А ты, Викентий, меня удивляешь: чиновник полицейской службы, и – либерал!

– Ну, положим, не либерал. Но именно служба позволяет мне видеть такое, что заставляет понимать: многое в нашей державе менять надо… Впрочем, как говаривал Цицерон: «Harum sententiarum quae vera sit, deus aliquis viderit» – Какое из этих мнений истинно, ведомо одному только Богу… Ладно, дорогой, времени, поди, уж много. Люся детей уложила, пойдем, погуляем вместе с ней в саду.

Вторая дверь из мастерской выходила прямо на террасу. Там, в кресле, сидела Людмила.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Наговорились?

– Прости, дорогая!

Мужчины подхватили ее под руки с двух сторон и пошли по тополиной аллее через сад вниз, туда, где блестела вода одного из прудов.

– Что Саша? Завтра снова к Берестовым поедет? – спросил Викентий.

– Да, непременно. Он подружился и с маленьким князем, и с его воспитательницей. Они звали его. – Люся засмеялась. – Я его спать укладываю, а он все рассказывает, как они в какую-то рыцарскую башню ходили, да что по ночам там привидение бродит…

6

Сын того человека с собакой, которого они встретили на лугу, прибыл в «Замок» на следующий день. Он приехал верхом на спокойной лошадке в сопровождении слуги. Мальчик сразу понравился Алене: крепенький, крутолобый, как бычок, с веснушками, открытой улыбкой и доверчивыми глазами. Он учтиво представился хозяйке дома. Господин Коробов был в Москве, на службе, и ожидался только завтра – на выходные дни. Мадам Коробова поздоровалась с мальчиком и отпустила их играть.

Всеволод сразу повел Сашу на поляну перед домом. В одном ее конце была устроена небольшая площадка, разрисованная белой краской: какие-то круги и большой квадрат. У одной из линий высился столб, а на его верхушке торчала прибитая странная корзина – без дна. Другая корзина, обычная, стояла на земле. Из нее Всеволод достал красивый кожаный мяч, оранжевый.

– Вы, Саша, умеете играть в баскетбол? – спросил он гостя.

– Баск-кетбол? – Саша запнулся на необычном слове. – А что это? Это ведь не футбол?

– О, вы еще не слышали? – обрадовался мальчик. – Так я вам расскажу. Эту игру недавно придумали. В американском городе Спрингфилде, сами ребята из колледжа со своим учителем мистером Нейсмитом. Я уже видел в Париже, как настоящие команды играли, французская и американская. Нужно две корзины, с двух сторон – как в футболе двое ворот. И мяч вот так «ведут».

Он побежал по площадке, ударяя по мячу ладошкой, и вдруг схватил его в руки и бросил мадемуазель Элен. Та, наверное, этого ожидала, потому что сразу поймала, повернулась и бросила прямо в корзину. И попала!

Саша аж подпрыгнул от восхищения:

– Ловко! Я тоже хочу попробовать! Можно?

Сначала он учился попадать в корзину, и смеясь, и сердясь, и смущаясь. Но скоро у него уже получалось. Потом они стали играть: Саша и Всеволод против гувернантки. Уставшие и веселые, пришли на веранду, где их ожидал кувшин со сладким морсом и вазы с грушами, яблоками и малиной – пуар, пом и фрамбуаз, как говорил маленький князь.

В первый день Саша побыл в гостях недолго и вернулся домой с Максимом, который провел это время на конюшне со Степаном и Варфоломеем. Но князь Берестов, с разрешения своей тети, пригласил Сашу приехать назавтра на весь день. Потому утром, сразу после завтрака, Максим отвез мальчика в «Замок» в двуколке, сам вернулся в «Бородинку», договорившись, что приедет за ним часам к шести вечера.

На этот раз мальчики встретились, как старые друзья. И почти сразу перешли на «ты». Причем Саша узнал, что Лодя и гувернантку свою тоже зовет на «ты» и по имени – Аленка. Но только тогда, когда этого не слышат взрослые.

Они сразу побежали на площадку с корзиной и играли в баскетбол, пока их не позвали полдничать. На веранде стояли плетеные кресла и плетеный столик, накрытый полотняной вышитой скатертью. Ребят уже ждал горячий шоколад со сливками и блюдо с еще горячими хрустящими печеньями, которые Лодя называл «брийош», а Алена – «хворост». С аппетитом все уплетая, они весело болтали. Но вдруг Лодя понизил голос и наклонился ближе к Саше:

– Знаешь, у нас здесь есть привидение! Я раньше думал, что призраки водятся только в старинных французских замках. Мы были с папой и мамой в гостях у графа де Шамбертона в его замке на Луаре, там жил призрак одного предка графа, которого отравили ядом. Но мое имение тоже называется «Замок», и здесь тоже есть свой призрак!

– Вот здорово! – восхитился Саша. – Я никогда не видел привидений! Это, наверное, жутко страшно, но интересно. Я бы посмотрел. А ты видел?

– Не-е-ет… – Лодя глянул обиженно на свою гувернантку. – Оно ведь днем скрывается, а ходит только по ночам. А ночью мне не разрешают пойти туда. Но я когда-нибудь дождусь новолуния, притворюсь спящим, все заснут, и я проберусь в рыцарскую башню!

– В рыцарскую башню? А где это?

– Пойдем, покажу! – Лодя выпрыгнул из кресла. – Там и днем интересно, только призрака нет.

Мальчики вприпрыжку, болтая, побежали через старый сад. Алена пошла за ними по новой тропе. Проходя мимо клумбы, она непроизвольно замедлила шаг, как делала все последние дни. Что-то ее тревожило, но девушка никак не могла понять – что же? Вдруг Саша споткнулся, упал, тут же вскочил, потирая колено и сердито глядя под ноги. Потом махнул рукой:

– Коряга какая-то!

И побежал догонять Лодю.

Алена подошла и тоже поглядела – обо что же зацепился мальчик? Толстый изогнутый корень слегка выступает из травы, прямо на тропе. Мало ли их здесь! Да, но рядом нет деревьев: с одной стороны кусты жасмина и одичавшей малины, с другой – новая клумба. Девушка пригляделась, и ей показалось, что земля в этом месте не так сильно утрамбована. Она оглянулась на дом, на ближайшие кусты. Никого… Тогда быстро стала на колени и ощупала руками место на тропе вокруг торчащего корня. Не сразу, но ее чуткие музыкальные пальцы нащупали чуть заметный выступ, побежали по его периметру… Круглая крышка! Скорее всего, закрывает какое-то отверстие. Яму или колодец. Лежит плотно и совершенно незаметно. И никто из живущих в доме о ней не знает…

Никто?.. Похоже, недавно кто-то ее трогал. Но главное – клумба разбита на месте старой дорожки через сад. И потому появилась новая – как раз по верху этой незаметной и никому не ведомой крышки. А клумбу разбили по приказу госпожи Коробовой. Алена помнила, как они приехали из Москвы сюда, в имение, как через несколько дней мадам заявила, что надо привести в цивилизованный вид старый заброшенный сад. Кухарка посоветовала ей хорошего садовника Степана из близкой деревни Енино. Но сказала: