– Служба – она есть служба. Юру, вот, жалко. Могли бы стать парой прекрасной…
– Не говори. Не могу об этом. Сломалось во мне что-то после этого случая. Ну, хоть Томка выжила. Я ведь ее от всех этих прихвостней серых защитил. Если б ты только знал, что тут было!
– Догадывался.
– Молодчина она у тебя, с такой травмой смогла вернуться. И к награде приставил, ну ты знаешь.
– И с инвалидностью помог… Спасибо. Я знаю. Я вам очень благодарен.
– Юрку не нужно было посылать. Зеленый был. А я, старый дурак, решил, что операция плевая… Кабы знать, что так все пойдет. Я бы и не отправил их.
– Да… Такая вот, она жизнь.
– Если бы не этот беспредел! Все разрушили, все! Самое ужасное, что разведка тоже им, видите ли, не нужна! Забыли, что предупрежден – значит, вооружен. Глупцы, просто глупцы! Всю мою сеть осведомителей – под корень. А мне – приказ в зубы. Хочешь – не хочешь исполнять должен. Подготовил я завершающую операцию. А тут моего главного – Санька Морозова грохнули. И девчонку его тоже. Вот дела! Что там у них вышло – не знаю. Я из последних сил старался – чуть коту под хвост вся операция не загремела. Вот и пришлось молодежь посылать. Ладно, давай еще по одной.
– Давай!
– Ты, Дегтяренко, мужик правильный. Никогда никого не подставлял, не доносил, в кулуарах не шептался. Словом, надежный. Поэтому, да еще за хорошую службу, хочу подарить тебе вот эту серебряную Лорелею. Она у меня тут уже давно. Так сказать, в память о Германии. Я даже помню Гете:
«Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут средь зыбей;
И всякий так погибает
От песни Лорелей».
Генерал показал на стоящую на столе серебряную скульптуру прекрасной девушки, сидящей на скале с гребнем в руке.
– Хотя немцы говорят «Лореляй», но это перевод Блока, кажется… Забирай. Хоть что-то останется на память от Германии.
– Дорогая, наверное! – полковник Дегтяренко взял ее в руки. – И тяжелая! Может, не стоит…
– Бери! Это приказ. Поставь дома и никому не отдавай. Ни за какие деньги. И прости меня за Томку.
– Да, все нормально. Уже хорошо ходит. Она у меня вообще-то прочная. 8 лет плаваньем занималась, 5 лет – стрельбой. Серега – тот ей и в подметки не годится! Медицинский бросил, в бизнес решил поиграть… А год назад влетел в «Камаз» на «Жигулях». Жену угробил. Слава Богу, хоть внучка уцелела!
Они помолчали и выпили еще по одной.
– Все образуется. Давай, Василь Яковлич, будем прощаться. Я еще тут месячишко-другой побуду, а ты мотай домой, на Родину, к детям. Отдохнешь от всего, потом, глядишь и на Украину съездишь. Что-то тут неспокойно стало… Вот билеты. Я все заранее заказал. Похозяйничал тут немного без тебя. И вещи твои уже в машине. Никуда не заходи. Сразу же в аэропорт.
– К чему такая спешка?
– Надо, Вася. Не могу тебе все рассказать. Вот выберусь из этого хаоса, я к тебе в гости приеду. Адрес твой знаю. Говорил ты, квартира у вас большая, на Волгу выходит…
– Да. Квартира мне от тестя досталась. Он был замом в обкоме… Хорошая квартира.
– Вот и отдохну у тебя. Рыбу ловить будем. Из Волги.
– Селедка в июне хороша! Приiжджайте, звичайно. Мы и на Украину можем съездить вместе, к старикам моим.
– Можем, можем… Ты поезжай. И прости уж меня.
Генерал обнял полковника и долго тряс его руку. Полковнику показалось, что в его глазах стояли слезы.
Василий Яковлевич Дегтяренко вышел из кабинета с тяжелым свертком, но с легкой душой. Коньяк начинал действовать, и, самое главное, скоро он увидит детей. Он, конечно, удивился, что остаться на параде ему не придется. Как-то слишком стремительно генерал его выпроводил. Но приказ – есть приказ. А приказы он привык выполнять, а не обсуждать. Во дворе его ждала черная «Волга» с генеральским водителем. В багажнике лежали все его чемоданы. Он оглянулся на это серое, невзрачное здание с тяжелыми шторами непонятного цвета. Никто не смотрел ему вслед. Ощущение чего-то неприятного, предвосхищающего грозу, внезапно накрыло его, как сачок накрывает бабочку. Но он умел справляться с собой. Для этого нужно всего-то достать из кармана любимые сигареты «Шибка» болгарского производства и закурить. Ощущение уменьшилось. Василий Яковлевич уселся в машину, поздоровался с водителем и закрыл глаза. Машина тронулась, и вся тревога превратилась в сигаретный дым. А «Волга» неслась по шоссе.
Через день после прощального парада советских войск генерал Платонов был найден мертвым в своем кабинете. Пуля вошла в правый висок, табельное оружие было найдено рядом с правой рукой. Расследование даже не начинали, ограничившись скупым и кратким заключением: «Самоубийство». Все вдруг почему-то позабыли, что генерал был левшой.
Дома в шикарной трехкомнатной сталинке Василия Яковлевича ждали его дети Тамара и Сергей, а также маленькая внучка Марина. Жену Василий Яковлевич схоронил 7 лет назад. Так и получилось, что воспитание внучки легло на плечи деда и тетки. Сергей был постоянно на работе. Дед гулял с Маришкой в тенистом парке на набережной Волги, строил ей крепости из кубиков, учил украинскому и русскому. Тамара освоила кулинарное искусство по книгам, а позже по телепередачам, кормила домочадцев приличной едой, водила Маришу на гимнастику и плаванье, пыталась учить немецкому. По вечерам они часто играли в карты – в «дурака», «пьяницу» или «Акулину». Дед придумал для Мариши интересную игру с карточным домиком – «шалаш», а иногда расставлял шахматы и учил ее играть.
Тамара часто жарила семечки – подсолнечные и тыквенные. Потом они в четыре руки с дедом чистили их для Марины. Семечки были любимым лакомством в их семье.
– Смотри, – говорил дед, – эти черные, а эти белые. Разные с виду, поэтому часто воюют. Так и у нас было. Раньше красные воевали с белыми.
– Это, когда царь был? – спрашивала Марина.
– Да. А если их раздеть, они все одинаковые. Вот, смотри.
– Серенькие.
– Да. Так и люди. С виду, вроде, разные, спорят, дерутся, воюют. А на самом деле, все одинаковые. Внутри.
Как-то на Новый год пятилетняя Мариша, вернувшись с представления из Дома профсоюзов, приболела. Встревоженная Тамара смотрела на градусник.
– Больше 38 нагрела. Что у тебя болит, Марина?
– Животик.
Сережки, как всегда, не было.
– Я позвоню Андрею, что-то мне все это не нравится.
Василий Яковлевич Дегтяренко подошел к внучке. Она лежала, невеселая, свернувшись калачиком.
– Привет, Мариша! Как представление?
– Деда, у меня животик болит.
– Ничего, сейчас доктор приедет. И все будет хорошо. А тебе дед Мороз привез подарки. Целый мешок. Там туфельки, как у Золушки, кукла, як там ii звати, Барби, кажется, шоколадный зайчик. Дед Мороз все твои желания исполнил, правда?
– Да. Спасибо, дедушка. Я потом посмотрю. Ты их только никому не отдавай.
– Хорошо, хорошо, милая. Ты только не болей…
Девочка закрыла глаза и свернулась калачиком. От этого боль немного уменьшилась, но не проходила.
В дверь позвонили. Это был Андрей Иванович. Он помыл руки и быстро осмотрел девочку. Потом взял ее на руки и понес в машину. Тетка пихала в сумку одежду, тапочки, свидетельство о рождении и полис.
– Полиса эти недавно ввели, будь они неладны – сказала Тамара, – без них, оказывается, медицинскую помощь теперь не оказывают.