– Кто они? – полюбопытствовала я, разглядывая большой групповой снимок камнетесов. Худые и едва одетые, они сидели на корточках с допотопными инструментами в руках. Их лица, белые от мраморной пыли, приветливо улыбались фотографу, пытающемуся увековечить их будни.
– Они все живут у Таджа, – ответила Чхая, любовно поглаживая снимок. – Санджу часто туда ездил – он говорил, что они являются для него неиссякаемым источником вдохновения. Он считает, что эти люди – настоящие, никем не притворяющиеся. Они делают свое дело и очень трудно зарабатывают на кусок хлеба.
Перебирая снимки, я наткнулась на один, который не ожидала увидеть. На нем были трое – мужчина, женщина и мальчик. Мальчик сидел на лавке, женщина расположилась позади, и лицо ее хранило озабоченное выражение. Мужчина стоял на одном колене перед малышом, и тот, широко открыв рот, позволял ему себя осмотреть. Сразу было ясно, что Санджай сфотографировал врача, пациента и его мать, но не это удивило меня, а то, что человек на фотографии мне знаком.
– Кто это? – спросила я тем не менее у Чхаи.
– Ноа, врач, – охотно ответила она. – Он часто навещает пациентов в районе Таджа, у которых нет возможности прийти в больницу самим.
Я заметила, что краешек снимка оторван и, просмотрев оставшиеся, увидела, что некоторые фотографии также повреждены.
– Ты же сказала, что вы с Санджаем готовили фотографии для выставки? – уточнила я. – А это что такое?
– Кое-что странное произошло несколько месяцев назад, в ночь после праздника Дивали, – сказала она, забавно покачивая головой. – Утром я зашла к Санджу в комнату и увидела там такой кавардак – просто словами не описать! А его лаборатория… У него в подвале лаборатория – так вот, ее всю разгромили, представляете?!
– Интересно, кому это могло понадобиться? – удивилась я.
– Сама не пойму!
– Вы в полицию заявляли?
– Да что вы, какая полиция, ведь Пратап-бабу не одобрял занятия Санджу. Если бы из-за этого в дом нагрянула полиция, он бы его в порошок стер! Я просто прибралась там, насколько возможно, и все.
Непонятно. Зачем кому-то переворачивать апартаменты моего братца вверх дном? Более того, особняк Варма отлично охраняется – как посторонний мог проникнуть сюда и устроить разгром?
Кишан Баджпаи вызвался сопровождать меня в тюрьму временного содержания, где сидел Санджай. Я дивилась непохожести братьев. Арджун напоминал отца и неприметной внешностью, и серьезностью, тогда как Кишан обладал приятными, правильными чертами лица, спортивной фигурой и отменным чувством юмора, что, несомненно, нравилось женщинам. Я нервничала – в конце концов, не каждый день приходится посещать подобные места даже в своей стране, не говоря уж о загранице, да и первое свидание с единокровным братом – испытание не из легких.
Санджая привели в допросную. На этом настоял Кишан, так как считал, что негоже брату с сестрой общаться через решетку. Кроме того, у меня мелькнула мысль, что адвокат не хотел, чтобы гостья из России увидела, в каких условиях содержат здесь подозреваемых. Несмотря на то, что Санджай действительно имел потрепанный вид, я поняла, почему модные журналы охотно принимали его в качестве модели. Парень оказался на редкость хорош – высокий, стройный и смуглый, с тонкими чертами, прямым носом и большими черными глазами. При виде меня на его лице отразилось крайнее изумление. Он возбужденно обратился к адвокату на хинди, однако Баджпаи тут же перевел:
– Он сказал, что я мог бы и не представлять вас – невооруженным глазом видно, что вы – Варма, просто одно лицо с прабабушкой Кундалини!
– Да-да, вылитая Кундалини! – подтвердил Санджай на хорошем английском. – Значит, ты и есть моя сестрица?
Санджай приблизился ко мне и принялся разглядывать, словно я была экспонатом в музее восковых фигур.
– Ну, здравствуй, сестра, – произнес он, наконец, и протянул мне руку. К счастью, обниматься не полез, а то я почувствовала бы себя неудобно. Поэтому я испытала к брату прилив благодарности, пожимая его узкую, сильную ладонь.
– Я вас, пожалуй, оставлю, – вежливо сказал Кишан. – Подожду снаружи, чтобы не подумали, что мы тут заговор затеваем!
Санджай начал с вопросов о членах семьи, особенно о матери и бабушке, и я охотно ответила на них. Постепенно неловкость между нами исчезла, и я спросила:
– Почему ты не спрашиваешь о Чхае?
Мой вопрос застал Санджая врасплох, и краска мгновенно залила его лицо.
– О Чхае? – переспросил он, пытаясь собраться с мыслями. – А что с ней не так?
– Да нет, все так, – улыбнулась я: смущение Санджая означало, что ее чувства, столь очевидные, не остаются без ответа. – Она в порядке.
Я напомнила Санджаю о разгроме в его лаборатории.
– Есть предположения, кто и почему мог это сотворить?
– Понятия не имею! – нахмурился он. – Кому она помешала? Скорее, я мог бы ожидать подобного от отца…
Он замолчал, помрачнев: рано или поздно этот вопрос должен был всплыть.
– А теперь я – подозреваемый номер один! – с горечью добавил Санджай. – Мы с отцом не ладили, но убить его – такое бы мне и в голову не пришло!
– Откуда у тебя пистолет? – спросила я.
– Это – большая глупость. Мне хотелось иметь собственное оружие, потому что в Тадже стало опасно: я купил его на улице у одного наркомана.
– В Тадже, говоришь?
– Чхая, наверное, рассказывала тебе о том, что я часто там бываю… вернее, бывал, – печально закончил он.
– Она говорила, что ты фотографируешь жителей окрестностей Таджа, – кивнула я. – Я видела несколько снимков, и они мне очень понравились.
На лице Санджая отразилось удовольствие.
– Но почему именно Тадж? Моделей везде полно, – заметила я.
– Впервые я попал туда случайно, когда отец притащил меня посмотреть место для новой клиники – видела бы ты, как я сопротивлялся!
– Не сомневаюсь – наслышана о твоей «любви» к папиному делу!
– Там я встретил людей, каких не видел раньше – интересных, понимаешь? Тех, для кого деньги и власть – не самое главное в жизни.
– А для отца эти вещи были главными?
– Я так и не понял, что отец ценил в жизни превыше всего, – вздохнул Санджай. – Раньше мне казалось, что это был Аамир. После его смерти он весь погрузился в работу. Меня папа никогда не считал достойной заменой брату… Да я, наверное, и не был таким – достойным его любви! – с горечью добавил он, сжимая лежащие на столе руки в кулаки. – Никто не знал, что отец поручил Баджпаи тебя разыскать. Вот уж не думал, что он способен на такое – взять и показать большую дулю всей семье, оставив все заграничной дочери!
– Ты меня ненавидишь?
– Ненавижу? – искренне удивился Санджай. – За то, что отец оставил все тебе? Да в гробу я видел его деньги, мне от него было нужно только одно – чтобы он перестал давить и смирился с тем, что из меня не получилось ни врача, ни банкира, и с тем, что я стану заниматься любимым делом! Думаю, я смог бы этим зарабатывать – может, не сразу, но со временем… Так что забудь: я не питаю к тебе ненависти – даже наоборот, рад, что все так обернулось.
– Почему?
– Да потому, что теперь грызня из-за денег закончится, наконец! Ты не представляешь, как наши родичи мечтали откусить кусок от отцовских денег, ведь он всех их содержал, а в семье без малого пятьдесят человек.
– Пятьдесят?! – ужаснулась я.
– Ну да, ведь у отца куча двоюродных и троюродных сестер и братьев, а у них, в свою очередь, дети, также обремененные семьями. Да ты, верно, их видела?
Действительно, в свой первый день мне пришлось познакомиться кое с кем. Они уехали утром, поэтому больше мы не встречались, но мне стало ясно, что это были смотрины: видимо, остальные родственники ожидали подробного отчета о том, что представляет собой «русская дочь» Пратапа Варма.
– Я не думала, что все эти люди живут на отцовские деньги! – пробормотала я.