– Точно! – встрепенулась она. – Вот тут-то собака и зарыта: где взять бабки? С зарплаты в общепите ничего откладывать не получалось, ведь она такая маленькая, что едва-едва удавалось сводить концы с концами!
– Но у Даши, похоже, имелись соображения на этот счет?
– Ага. Она сказала, что продаст свою долю в квартире.
– Даша получила жилье?
– Как положено, встала на очередь в восемнадцать лет, и мы даже удивились, как легко и быстро ей дали жилплощадь – и полгода не прошло!
– Вы, выходит, жилье не получили?
– Нет, я ведь у бабки прописана, – грустно опустила плечи девушка. – Мамку лишили родительских прав, пока я в детдоме жила, она померла, а бабка вот жива… Сами видите, какие тут хоромы!
Лукины жили в Сертолово, в деревянном строении с прохудившейся крышей и старыми бумажными обоями, на ширину ладони отстающими от стен. Неудивительно, ведь дом принадлежит двум женщинам, одна из которых слишком молода, а вторая – слишком стара, чтобы хоть как-то улучшить свои жилищные условия.
– Они с Машкой Ладогиной получили квартиру в новом доме на двоих.
– То есть у Даши была не вся квартира? – уточнил Белкин.
– Зато огромная! Дашка так радовалась, ведь детдомовцы годами стоят в очереди на жилье! Я слышала, что его вообще нереально получить, а она вот сразу в дамки… Единственно, что огорчало, – Машка.
– Почему?
– Ну, как бы это поточнее выразиться… Машка никогда с нами не водилась – все больше с парнями. Воспитатели с ней намучились еще лет с тринадцати: она из дома убегала, потом ее с милицией по привокзальным кафе отлавливали… Короче, не самая лучшая соседка Дашке попалась. Мы бы точно вместе ужились, только вот у меня типа есть родительская жилплощадь!
– Вы в курсе, нашла ли Даша покупателя на свою долю?
– Сложно оказалось. Комната большая, в новостройке, в отличном районе. Бедным людям она не по карману, а богатеи хотят всю квартирку!
– И как же ваша подруга намеревалась выйти из положения?
– Надеялась уговорить Машку продать свою долю и стать нашим партнером. Готовить она, конечно, не умеет – она маляр-штукатур по специальности, – зато могла бы, как говорила Дашка, стричь купоны, ничего не делая… Ну, это если бы дело выгорело.
– То есть Дарья верила, что у нее получится убедить Марию?
– Да.
– Вы можете дать мне ее телефон и адрес?
– Адреса у меня нет, а телефон… телефон, наверное, только мобильный.
– Ничего, сойдет. Скажите, Оля, что вам известно о личной жизни Даши?
– О личной? Ну, у нее был парень, Лешка.
– А фамилия у него есть?
– Есть, конечно, но я ее не знаю. Лешка не из наших.
– То есть не из детдомовцев?
Оля кивнула.
– Он, конечно, тоже никакой не принц – знаете, мать их с отцом бросила, папаша бухает, запойный он… Поэтому Дашка с ним просто так валандалась, от безысходности.
– Похоже, он вам не нравился? – догадался Белкин.
– Не нравился, – подтвердила Ольга.
– Почему?
– Он сидел. По малолетке, правда, но не за кражу или мошенничество, а за… как это… групповой разбой с насилием…
– Разбой, совершенный группой лиц с применением физического насилия, статья сто шестьдесят вторая?
– Номера не знаю, но да – все, как вы сказали. Он, кстати, ко мне приходил, требовал, чтобы я дала адрес новой Дашкиной работы. Только я адреса не знала – Дашка не говорила. Она перестала со мной общаться, как устроилась в тот богатый дом, а ведь когда получила эту работу, такая счастливая прибежала, сказала, что теперь у нас все обязательно получится: она продаст их с Машкой квартиру, заработает денег и все вбухает в дело… И с тех пор она пропала.
– Что, даже не звонила?
– Я звонила. Дашка все время отговаривалась, что у нее нет ни одной свободной минутки, поэтому встречаться ей недосуг и даже по телефону болтать некогда… Обидно, честное слово, ведь всю жизнь вместе!
– Значит, имя Роман Саблин вам ни о чем не говорит?
– А кто это?
– Да не суть… Хорошо, Оля, я все-таки попрошу вас найти телефон Марии Ладогиной: возможно, она знает больше, чем вы.
* * *
Дамир не горел желанием общаться с представителями золотой молодежи. Он терпеть не мог детишек богатых родителей, считающих себя выше всех остальных на том лишь основании, что их предки чего-то добились в жизни.
Поэтому он не был удивлен тем, что большинство друзей Романа Саблина оказались именно теми чванливыми недорослями, каких он ожидал встретить.
Белкин предоставил ему короткий список имен, фамилий и телефонов, выуженных из соцсетей, и, пообщавшись с доброй половиной приятелей и приятельниц парня, Ахметов ощущал легкую тошноту: девицы томно махали нарощенными ресницами прямо ему в лицо, откровенно разглядывая потертую кожанку и видавшие виды ботинки (честное слово, нужно было отправить в это логово гламура Антона – уж он бы точно не подкачал!).
Самое обидное, что у Дамира информации не прибавилось.
Да, Роман действительно обожал женский пол и волочился за каждой мало-мальски привлекательной юбкой, но гораздо больше он любил развлечения с друзьями, ночные клубы и экстремальные виды спорта.
В целом парень даже начинал нравиться Ахметову: он не одобрял его неразборчивость в связях, но необходимо принять во внимание юный возраст паренька, в котором даже Дамир, ныне примерный семьянин, мало в чем себе отказывал. Причем отказывать приходилось не по причине добропорядочности, а лишь из-за отсутствия финансов.
А теперь представьте, что у молодого человека нет недостатка в деньгах и он может позволить себе буквально все – долго бы вы продержались пуританином?
Вот и Дамир пуританином не являлся, как не являлся и ханжой, хоть и знал, что коллеги причисляют его к таковым. И все из-за посещения мечети и наличия единственной любимой супруги? Глупо!
Екатерина Шипова стала одной из последних, с кем довелось говорить Дамиру.
Девушка выбивалась из общего сонма приятелей Саблина – она не была красоткой и предпочитала в одежде спортивный, а не глянцевый стиль.