Танец над пропастью

– На самом деле он не разбился. Игорь жив и здоров и работает… в одном танцевальном шоу.

Отец и дочь переглянулись. Рита чувствовала себя неудобно. Жаклин – интеллигентная молодая женщина, разбирающаяся и в искусстве, и в хороших манерах, поэтому Рита внутренне краснела при мысли, что отец позволил себе в ее присутствии непечатные выражения. Уж Леон-то ни за что не повел бы себя подобным образом!

– Вы понимаете, Рита, – по-русски начала Жаклин, – наше шоу рассчитано на вашего отца. – В речи француженки присутствовал легкий акцент, придававший ей пикантности. Она не коверкала слова и почти не делала ошибок в грамматике. – Имя Григория Синявского и его талант обеспечивают кассовые сборы! Под эти гарантии мы убедили других инвесторов вложить средства в проект. Если ваш отец откажется участвовать, то, так как он подписал контракт, ему придется выплатить колоссальную неустойку. Кроме того, пострадают люди, которых мы набрали для участия в шоу. Вы должны убедить его изменить решение или заставить Игоря Байрамова принять предложение. Вы же юрист и сами все понимаете, верно?

Рита понимала, но не видела выхода из создавшейся ситуации. Она ни за что на свете не пойдет снова к Байрамову, даже если ее предать вечной анафеме!

– Плохи наши дела, да? – услышала она голос за спиной и обернулась. Это оказался Митя Строганов, премьер труппы, который, один из немногих, понимал ее положение. Его голубые глаза участливо смотрели на Риту, а улыбка была печальной.

– Я знаю папу, – вздохнула она. – Без Байрамова не будет «Камелота».

Митя помолчал с минуту, а потом вдруг сказал:

– Дай мне адрес этого клуба, я попробую уговорить его.

– Ты что! – воскликнула Рита. – Он не желает даже слышать имя отца, он не станет с тобой разговаривать!

Танцовщик слегка подмигнул правым глазом.

– Это тебе неудобно его упрашивать, – сказал он. – Сама знаешь, мы переживаем не лучшие времена, нам нужны деньги и это шоу! Иначе многим придется туго. Я пойду к нему и стану умолять, я готов унижаться, если это поможет делу. В конце концов, у Игоря есть право обижаться на Григория Сергеевича.

– Право? – переспросила Рита. – Какое такое право, Митя?

– Ну, это их дела, а мое дело – вернуть Игоря в коллектив, – уклончиво ответил тот. – Так ты дашь мне адрес или нет?

Возвращаться домой в этот вечер Рите не хотелось. Она жалела, что поддалась на уговоры матери и сдала однокомнатную квартиру, доставшуюся ей после бабушкиной смерти. Рита намеревалась жить там сама, но мама, скучавшая по разъехавшимся в разные края старшим детям, хотела, чтобы хотя бы младшая оставалась с родителями. В данную минуту Рита завидовала сестре Катерине, которая работала в небольшом английском университете недалеко от Манчестера, была погружена в проблемы химии тяжелых металлов и своей собственной семьи, в которой росли трое мальчишек, почти не говорящих по-русски. Она звонила родителям раз в два-три месяца и по праздникам. Брат Михаил жил не так далеко, в Токсово, но наведывался домой редко, так как имел жену и любовницу, которым требовалось в равной степени уделять время, и на отца с матерью его почти не оставалось. Поэтому Рита оказалась единственной, кто должен вставать на сторону матери, когда они с отцом ссорились, а случалось это регулярно. Наталья Ильинична, Ритина мама, женщина с сильным характером – другая просто не смогла бы выносить Григория Синявского вот уже в течение тридцати пяти лет. Бывшая балерина, она отказалась от карьеры ради мужа, который сказал, как всегда, безапелляционно: «Лучше быть хорошей домохозяйкой, чем плохой балериной», и занялась воспитанием детей и обустройством семейного быта. В доме все делалось для удобства Григория Синявского, его решения не обсуждались и не оспаривались. Возможно, поэтому, думала Рита, идя по заснеженной улице от стоянки, где оставила на ночь свой «Фольксваген», ее сестру и занесло в такую даль, и брат так редко наведывался к родителям. Им надоело вытягиваться по струнке при появлении отца, соответствовать его собственным понятиям об успешной жизни и карьере и видеть мать постоянно старающейся ему угодить. Только Рита так и не сумела оторваться от родителей, а возможно, просто не успела: к тому моменту, как она начала осознавать свою самостоятельность, старшие уже разбежались, и совесть не позволила ей последовать их примеру.

Проходя мимо витрины универмага, расположенного на первом этаже ее дома, Рита на мгновение задержалась. Из зеркальной глубины на нее смотрела молодая женщина, высокая и стройная, с пепельно-русыми волосами, собранными в роскошный «конский хвост» и удлиненным овальным лицом. Такие лица можно увидеть на русских иконах или картинах Ильи Глазунова, но их несовременная, неброская красота как-то не вписывается в бешеный ритм теперешней жизни. Наверное, ей все-таки следовало выйти замуж за Мэтта… Он восхищался ею, считал красавицей и гордился, представляя друзьям и коллегам. Мэтта ждало блестящее будущее в фирме дяди, занимающейся водолазным снаряжением, а Рита стала бы наконец самостоятельной! Но нет, в дело, сам того не подозревая, вмешался Игорь Байрамов и все разрушил. Рита хотела ненавидеть его, но понимала, что сама сделала выбор, а сейчас пытается кого-то обвинить в собственных несчастьях.

За ужином отец почти не разговаривал, его общение с женой сводилось к просьбам передать хлеб или налить еще чаю. На дочь он даже не глядел, словно она и не присутствовала за столом. Покончив с едой, Григорий Сергеевич заперся в кабинете и не выходил до тех пор, пока женщины не отправились спать. Рита рассказала матери о том, что произошло днем между ней и отцом и о своем разговоре с Байрамовым. Выслушав возмущенную тираду дочери о хамском поведении последнего, Наталья Ильинична рассмеялась.

– Узнаю Игорька, – сказала она. – Ему палец в рот не клади! Если и есть кто-то, кто не боится твоего папу, так это он. Они частенько ругались в пух и прах, но приходил мириться первым всегда твой отец.

Слова матери явились откровением для Риты. Она редко присутствовала при общении Байрамова и Синявского, а когда это случалось, Игорь беспрекословно подчинялся указаниям учителя.

– Да-да, котенок, – улыбнулась Наталья Ильинична, заметив вопрос в глазах дочери. – Одно дело, когда они общались как балетмейстер и танцовщик, а другое – как мужчина с мужчиной. У обоих бешеный темперамент, когда они спорили, проводка перегорала! Боюсь, на этот раз твоему отцу придется туго: об этот орешек он может зубы обломать.

Раз уж разговор приобрел столь откровенный характер, Рита решилась задать мучавший ее вопрос:

– Мама, за что Игорь ненавидит папу? Когда я разговаривала с ним, в нем чувствовалась такая злоба, что становилось не по себе.

Мать покачала головой.

– Что-то случилось, как раз перед аварией, после которой Игорь ушел из балета, – задумчиво ответила она. – Твой папа мне не рассказывал, но, похоже, дело серьезное. Да ты и сама помнишь, как он злился, когда при нем упоминали имя Игоря!

Рита не забыла. Не забыла, как, вернувшись из Англии, спросила у отца про Байрамова, и как тот разъярился и заорал, что знать не знает об этом человеке и что через месяц все остальные тоже забудут о том, что существовал такой танцовщик. Он кричал, что если бы не он, Григорий Синявский, вообще не было бы никакого Байрамова, и что только бешеная собака кусает кормящую ее руку.

В какой-то степени он прав. Никому не известный мальчик из Баку никогда, скорее всего, не стал бы знаменитым Игорем Байрамовым, если бы много лет назад Григорий Синявский не поехал в гости к школьному приятелю и не попал по чистой случайности на детский фольклорный концерт. В тот момент, когда он вошел в зал, на сцене лихо отплясывал восьмилетний востроглазый пацанчик в национальном азербайджанском костюме. В том танце отсутствовало даже само понятие о технике, но в движениях сквозила такая природная грация, такой интуитивный подход к исполнению фигур, какие встречаются крайне редко. Разумеется, Григорий Синявский не смог пройти мимо. Выяснилось, что у мальчика большая семья: помимо него у отца с матерью еще шестеро детей. Мать оказалась русской, отсюда и имя «Игорь»: старшие сыновья имели азербайджанские имена, и отец согласился, чтобы самого младшего назвали в честь русского тестя. Жили они бедно, поэтому, недолго посовещавшись, согласились отправить сына в Петербург, где он мог чего-то добиться. Родители понимали, что Игорю будет лучше с Синявским. Кроме того, отпадала необходимость кормить лишний рот, ведь заезжая знаменитость обязалась взять расходы по пребыванию ребенка в Питере на себя. Мать и сестры немного поплакали, провожая паренька в дальний путь, и он благополучно отбыл в Северную столицу России. Балетное училище по сути своей являлось интернатом, но Синявский решил поселить юное дарование у себя дома. Кроме того, возникла проблема: Игорю едва-едва исполнилось восемь, а в училище принимали только с девяти лет. По требованию Григория Сергеевича было сделано исключение из общепринятых правил. Мальчишка оказался на удивление трудоспособным, схватывал все на лету и, казалось, был лишен понятия об усталости. Синявский искренне восхищался новобранцем и говорил, что тот обладает «сиянием». Это слово по отношению к танцу изобрел сам балетмейстер и всех балетных делил на тех, у кого «сияние» есть, и тех, у кого оно отсутствует. Синявский признавал, что хорошо танцевать можно и без него, но не сомневался, что стать великим танцовщиком или балериной может лишь тот, кто им обладает. Десять лет Игорь и дети Григория Сергеевича жили бок о бок, и Синявский привык считать парня членом семьи. Он и представить не мог, что в один прекрасный день все изменится! Узнав о романе младшей дочери и Игоря, Григорий Сергеевич пришел в ярость. Причем злился он не на своего подопечного, а на собственную плоть и кровь, считая, что она мешает карьере Игоря. В течение полутора лет отношения молодых людей с Синявским были весьма натянутыми, и он настаивал на разрыве. Игорь был не готов расстаться с Ритой, и в конце концов ей пришлось взять инициативу на себя. Она отлично сознавала, что отец вполне может устроить Байрамову обструкцию, лишив его и собственной поддержки, и карьерных перспектив. Рита также понимала, что для Игоря танцевать гораздо важнее, чем все остальное в жизни, только сам он ни за что не уступит – не потому что не боится все потерять, а лишь потому, что не выносит давления. Рита сказала Игорю, что между ними все кончено. Она не потрудилась объяснить свои мотивы, понимая, что они его не устроят. Снова все получилось так, как хотелось Синявскому, но он и не подумал оценить поступок дочери: то, что для нее выглядело как самопожертвование, ему казалось торжеством здравого смысла!

Так что, думала Рита, у ее отца есть все основания считать, что без него Игорь Байрамов никогда не стал бы тем, кем стал. Он вложил в него столько душевных и физических сил, сколько не доставалось ни одному из его воспитанников, а Игоря никто не назвал бы неблагодарным. Почему же горячая любовь переросла в жгучую ненависть?

На следующий день Рита не пошла в театр: ведя дела отца по новому проекту, как юрист и переводчик, она старалась пореже наведываться в его вотчину, так как ее нервы с трудом выдерживали царившую там обстановку. Труппа боялась Синявского как огня. С замиранием сердца танцовщики следили за выражением его лица, пытаясь предугадать, кому достанется на этот раз. Он был «безжалостен до жестокости и талантлив до гениальности», как охарактеризовала его в каком-то интервью одна из бывших коллег, прима Мариинки Ксения Егорова. Она вспоминала, как, будучи его ученицей, стояла вместе с другими девочками, опустив глаза от страха и стараясь слиться с окружающей средой, только бы цепкий взгляд балетмейстера не нащупал в ней слабину. Он любил прицепиться к кому-нибудь со словами типа:

– Я подумываю о том, чтобы перенести действие «Лебединого озера» куда-нибудь в Центральную Африку, тогда «Танец маленьких лебедей» можно с чистой совестью переименовать в «Пляску маленьких гиппопотамов». С каких это харчей, мадам, вы так разъелись, что партнер не в состоянии вас поднять? Может, вам стоит подумать о драме, где вес не имеет значения? Офелию вам не играть, но вот на роль няньки Джульетты – прямо хоть сейчас. Уж не беременны ли вы часом, дорогуша?

И так далее, и тому подобное. Говорил он все это хрупким девушкам весом в сорок килограммов, доводя их до истерики. Они сидели на строгих диетах, падали в голодные обмороки, репетировали до изнеможения, но на сцене выглядели обворожительно! Однако вечером Рита испытала шок: придя домой, отец, сияя, вручил матери букет белых роз и поставил на стол бутылку «Мерло». Приобняв дочь за талию, он поинтересовался, чем она весь день занималась, лишив ее дара речи. Наталья Ильинична, не менее Риты удивленная подобной сменой настроения, поинтересовалась, что такого произошло, что привело ее мужа в столь прекрасное расположение духа.

– У нас есть Ланселот! – с торжествующей улыбкой ответил Григорий Сергеевич. – Байрамов согласился!

Неужто Мите и в самом деле удалось уломать Игоря?! На следующий день, едва дождавшись обеденного часа, Рита стремглав бросилась в театр. Она попала в перерыв, устроилась в темном зале. Глядела на сцену, где в расслабленных позах сидели или стояли члены труппы. Байрамов расположился с краешка, скрестив ноги по-турецки, а Жаклин Серве растирала ему плечи. Еще два дня назад они даже не были знакомы! Судя по выражению лица Игоря, он пребывал в нирване и не заметил прибытия Риты. Зато заметил Митя. Он подошел и подмигнул, плюхаясь рядом на сиденье.

– Как тебе удалось? – только и смогла спросить она.

Парень загадочно покачал головой.

– Еще один мой талант! – рассмеялся он. – Когда выйду в тираж, займусь дипломатией. Но, – заметил он уже без улыбки, – надо сказать, пришлось нелегко. К счастью, у Игоря при наличии множества недостатков есть совесть, и я к ней воззвал.

Рита посмотрела в веселые голубые глаза Мити. Они так непохожи с Байрамовым, но считаются друзьями. Митя – неконфликтный, милый, добродушный, его в труппе любят. Даже его внешность – светлые волосы, мягкие линии лица – говорит о хорошем характере, который трудно сохранить в балетной среде. Когда Синявский со скандалом ушел из Мариинки, именно Митя первым последовал за ним. Он пожертвовал состоявшейся карьерой, чтобы с нуля начать со своим учителем. Не проиграл, но ведь он здорово рисковал!

Игорь Байрамов, напротив, весь состоит из острых углов: яркий и стремительный, он не доказывает, что он – лучший, а просто им является, и с этим никто не может спорить. Друзей у него мало, но есть удивительная способность наживать врагов. Зато никто не остается равнодушным. Если кто-то нравится Игорю, это сразу очевидно, если нет – тоже. Его ненавидят, им восхищаются, ему поклоняются. Все это он принимает с олимпийским спокойствием человека, знающего себе цену. Как такие разные люди могут быть друзьями? Но даже Митя не настолько близок к Байрамову, чтобы тот поставил его в известность о своей жизни после исчезновения со сцены.

Громко хлопнула дверь в правой кулисе – так Григорий Синявский предупреждал о своем появлении. Все подобрались, готовые к «бою». Жаклин спустилась в зал и, заметив Риту, направилась к ней. Григорий Сергеевич находился в приподнятом настроении, поэтому лишь слегка «куснул» некоторых своих подопечных и приступил к репетиции. Рита знала, что у труппы всего четыре месяца на то, чтобы выпустить спектакль, сроки жестко установлены инвесторами, поэтому график репетиций очень плотный. Сюжет «Камелота» строился на произведениях Томаса Мэллори, но в целом включал всего одну сюжетную линию, по которой король Артур представал объединителем Британии, великим и мудрым правителем, а Ланселот, его главный соратник и друг, являлся выразителем мнения простого народа. Несмотря на возражения французского автора, работавшего над сценарием шоу, решено было ввести любовную линию между женой короля Гвиневрой и Ланселотом. Таким образом, роль Байрамова расширилась, и он фактически стал главным действующим лицом представления. Партию Артура, значительно урезанную Синявским, исполнял Дмитрий Строганов, роль королевы отводилась молодой приме. Масштабность проекта представлялась невероятной: костюмы шил знаменитый московский модельер Никита Волков, декорации заказали в Японии. Кроме того, предполагалось широко использовать компьютерную и световую технику. Но ключевым звеном оставались исполнители и Григорий Синявский, которому предстояло сделать из проекта долгоиграющий хит. В процессе ему пришла идея использовать в шоу элементы риверданса, самым ярким исполнителем которого считается американец ирландского происхождения Майкл Флэтли. Сегодня как раз репетировалась сцена с ривердансом. Ланселот танцует с королевой и крестьянами на сельском празднике, а Артур, подогреваемый недругами рыцаря, сгорает от ревности. По сюжету крестьянские девушки пытаются заставить Ланселота потанцевать с ними, он соглашается. Потом к ним присоединяется королева, но король упорно отказывается от приглашения. В конце концов Гвиневре удается увлечь короля танцем. Он на короткое время забывает о нашептываниях врагов и возвращает свое расположение Ланселоту.

Музыка, использованная в отрывке, нравилась Рите: она навевала мысли о зеленых полях и пастбищах, о спокойной и размеренной сельской жизни и в то же время была заразительно веселой и жизнерадостной. Начинали танец две девушки, по ходу к ним присоединялись группами еще несколько, после чего вступали мужчины. В ривердансе главным элементом являются движения ног, набор сложных элементов, направленных на нижнюю часть тела, тогда как верхняя должна оставаться неподвижной.

Рита любила наблюдать за отцом в процессе работы, особенно в минуты его хорошего настроения и вдохновения. Он выглядел увлеченным, четко очерчивал движения и комментировал каждый жест, расставляя акценты, ведь в искусстве, лишенном слов, пластика является единственным выразителем чувств и эмоций. В такие моменты Синявский не был отцом, на которого она могла обижаться или злиться. Он был создателем волшебства, и вся труппа казалась единым организмом, который беспрекословно подчинялся каждому импульсу своего «мозга» – Григория Синявского.

Что-то не получалось, и Рита видела, что отец начинает закипать. Он несколько раз прерывал танец в момент вступления Байрамова. Рита не могла понять, что не устраивает Григория Сергеевича, и внимательно наблюдала за движениями Игоря, в особенности за тем, как он орудует травмированной ногой, но ничего не замечала. Ей казалось, что все идеально, а поддержки – просто колоссальны по исполнительскому мастерству. Так же думала и сидящая рядом Жаклин, но балетмейстер рвал и метал.

– Что, черт возьми, у тебя с ногами? – вопрошал он, ударяя Игоря носком по лодыжке. – Ты словно на костылях! Если не готов танцевать, так и скажи!

Рита видела, как заходили желваки у Байрамова, как вся его стройная жилистая фигура напряглась, словно он вот-вот бросится на отца. Но Игорь ничего не сделал и даже не сказал, лишь сжал зубы и продолжил выполнять требования. Напряжение постепенно спало. Рита не знала, сколько времени зачарованно наблюдала за происходящим, но, случайно взглянув на часы, спохватилась: ей давно надо быть в конторе! Правда, никто ничего не скажет, ведь она сама себе хозяйка. Несколько лет назад шесть женщин-адвокатов решили объединиться в одно агентство, и Рита оказалась в их числе. Они наработали базу данных и специализировались в различных областях права. Нельзя сказать, что жировали, но на кусок хлеба с маслом зарабатывали. Так что Рита могла позволить себе опоздать.

Вечером отец позвонил часов в восемь и попросил заехать в театр. Рита удивилась: почему не обсудить дела дома? Идя по коридору к отцовскому кабинету, она услышала крики:

– Напрасно ты считаешь себя незаменимым! – гремел голос Синявского. – Да, я настаивал на твоем участии, но если начнешь мне разваливать труппу, то я вышвырну тебя вон! Вернешься к своим «балеринам» в стрингах, которые только и умеют, что сиськами перед богатыми мужиками трясти! Если повезет, найдешь себе спонсоршу с толстым задом! До твоего появления ребята и слова мне не говорили, просто делали свою работу, а теперь, вишь, огрызаются – как же, такой пример перед глазами… Так вот что я тебе скажу: может, восемь лет назад ты и представлял из себя что-то, но сейчас ты – ноль без палочки. Я хотел наладить отношения, думал, поймешь и умеришь спесь, но нет, – мы такие гордые, нам палец в рот не клади! Не забывай, где бы ты был, если бы не я!

– А ты не забывай, где бы ты был без меня! – услышала она голос Байрамова, походящий на шипение разозленной змеи. – Не смей повышать на меня голос в присутствии остальных, я не твой лакей! Хотел успокоить больную совесть, пригласив меня, но не желаешь признать, что это ты нуждаешься во мне, а не наоборот! Я не позволю снова разрушить мою жизнь, так и знай. Можешь измываться над другими, а я не твой мальчик для битья. Мне есть что рассказать, если ты меня вынудишь!

Хлопнула дверь, и спустя несколько мгновений мимо Риты пронесся Байрамов. Она вжалась в стену, и в темноте коридора он ее не заметил. Никто не смел так разговаривать с Григорием Синявским. Она не могла прийти в себя: о чем, собственно, шла речь? Какие такие тайны связывают отца и Игоря?

Она выждала несколько минут и лишь потом вошла в кабинет: отец не должен заподозрить, что она стала свидетелем их с Байрамовым разговора. Если, конечно, можно назвать разговором эту отвратительную ссору! Григорий Сергеевич сидел за столом, курил свою любимую сандаловую трубку и казался скорее задумчивым, нежели рассерженным.

– Есть работка для тебя, – сказал он, не тратя времени на приветствия. – Я еще раз внимательно прочел контракт – в той части, где говорится о сроках. Мне кажется, тут можно что-то сделать, как считаешь?

Сроки?! Неужели отец для этого заставил ее тащиться через весь город, неужели нельзя было подождать до дома? Но, как обычно, Рита не стала спорить и послушно уселась за отцовский стол. Сам отец отошел, чтобы отрегулировать температуру электрического камина, занимавшего почти всю стену. Рабочая часть была небольшой, но портал представлял собой тяжелую мраморную громаду, которую Синявский в свое время специально заказывал в Италии. Рита с трудом заставила себя отвести взгляд от искусственных язычков пламени, весело пляшущих за стеклом, и погрузилась в чтение.

Глава 3