Эффект прозрачных стен

– Неонила жила с нами, ее комната в вашем распоряжении. Вы можете жить в своей квартире, но в будние дни должны приезжать к семи, кормить Машу завтраком – мы с Прохором уезжаем в полвосьмого, она в это время еще спит. К полдевятому вы отвозите ее в школу. Затем забираете после занятий. Где-нибудь гуляете – это целиком на ваше усмотрение. Потом обед. Обед, кстати, можно совместить с прогулкой. Только если захотите поесть в городе, обязательно посоветуйтесь со мной. Не хочется, чтобы моя дочь питалась в заведениях с не очень хорошей репутацией.

При этих словах Ася отчаянно замотала головой, и Лада пояснила:

– Я не имею в виду какие-то злачные места. Просто есть вполне пристойные заведения, которые не всегда придерживаются санитарных норм и правил или экономят на продуктах. Знают об этом единицы. В основном те, кто так или иначе связан с общепитом. Так что вы решили насчет проживания? Здесь или дома?

– Нет, мы дома. Так лучше, – внутренне содрогаясь от собственного косноязычия, промолвила Ася. И тут ей пришло в голову, что на самом деле этот вопрос нужно согласовать с Кристиной. А вдруг для дела нужно, чтобы она жила именно здесь? И потом, если сейчас отказаться, под каким предлогом она сможет попасть в комнату Неонилы, чтобы поискать там какие-нибудь забытые вещи, способные помочь «Кайросу» в расследовании?

Асины душевные метания не остались не замеченными Ладой.

– Что-то не так? – спросила она. – У вас есть какие-то вопросы?

Тут Ася снова вспомнила про документы и рекомендательные письма.

– А у в-вас? – заикаясь от волнения, спросила она. – У в-вас нет ко мне вопросов? Вы же совсем меня не знаете, а предлагаете жить с вами под одной крышей.

– Мне достаточно того, что вас знает Прохор. Обычно он не ошибается в людях. И потом, меня вполне устроило то, что я увидела и услышала.

– Что именно?

– Пушкин и Молоховец. Думаю, общение с вами пойдет Маше на пользу. Давайте я покажу вам вашу комнату. Жить или не жить в ней – решите сами. Я не настаиваю, главное, чтобы вы не опаздывали утром. И да, если решите все-таки остаться, Андрей Петрович, наш водитель, сейчас отвезет Машу и Ольгу Эдуардовну на выставку, а пока они будут там, вы сможете съездить домой за вещами.

От водителя Ася наотрез отказалась.

Они прошли в светлую комнату с большим окном, выходившим на балкон. Легкий тюль в цветочек, светлые обои с тисненым рисунком, кровать, покрытая шелковым покрывалом, повторяющим рисунок штор, но в более крупном варианте, – все было переполнено уютом и спокойным достоинством. Если бы Ася сама обставляла комнату, вряд ли ей удалось это сделать лучше. И это обстоятельство почти примирило ее с необходимостью ночевать в чужом доме. «В конце концов, это ненадолго, – успокоила она себя. – Ваня с Кристиной быстро найдут тарасовскую дочку, у меня появятся деньги на поездку в Лондон…»

– Я приеду завтра к семи с вещами, – сказала она Ладе. – На выходные буду уезжать домой, а в понедельник утром возвращаться. Хорошо?

Лада кивнула:

– Да, вполне. Пойдемте, проводим Машу с Ольгой Эдуардовной, а потом я отвечу на ваши вопросы. Если, конечно, они у вас будут.

Вопросы были, но задавать их Ася не решилась. Поэтому она с облегчением попрощалась с Машей и Ольгой Эдуардовной, еще немного побеседовала с Ладой, а после, съев пару довольно-таки вкусных вареников, отказавшись от чая и прижав к груди обнаруженную в кухне сумочку, отправилась в «Кайрос» доложить о своих успехах. И хотя докладывать, собственно, было не о чем, она очень спешила. Может быть, потому, что низко опустившиеся тучи обещали разразиться нешуточным дождем, а может, потому, что рассчитывала застать в офисе «Кайроса» Рыбака.

Глава 8

Но Рыбака в «Кайросе» не было. В этот самый момент он уже въезжал в Андреевск.

Для того чтобы попасть на улицу Извозную, где, судя по паспорту, проживала гражданка Фролова Неонила Сергеевна, Рыбаку пришлось пересечь весь Андреевск с запада на восток. Ему уже приходилось бывать в этом старинном городе, ведущем свою историю с начала тринадцатого века. Преимущественно двух-трехэтажной застройки, он казался компактным и аккуратным. Но сейчас, следуя подсказкам навигатора в поисках нужной улицы, Иван понял, что в прошлый раз не увидел и десятой доли Андреевска. Из малоэтажного центра он въехал в спальный район с безликими высотками, затем оказался в пригородном коттеджном районе с разновеликими и разномастными коттеджами, облепленными башенками, балкончиками и разными прочими финтифлюшками. Строения эти, казалось, соревновались друг с другом в безвкусице. Подобные скопища домов, которые можно найти в каждом городе, старый приятель Рыбака, Сергей Новоселов, окрестил улицей Демьяна Бедного. Постепенно количество украшений уменьшалось, дома становились более обыденными и практичными. Метров через сто Иван свернул на дорогу, судя по всему, приходившуюся ровесницей города и которую с начала тринадцатого века никто не ремонтировал. Рыбак продвигался с осторожностью сапера, опасаясь оставить на раритетных выбоинах подвеску. На особо выдающихся ухабах «Форд» ворчливо постукивал крышкой багажника, напоминая, что он уже не в том возрасте, когда можно позволить себе подобные ралли по бездорожью.

Дом номер двадцать один был довольно симпатичным: белым, одноэтажным, с приветливо распахнутыми ставнями и блестевшими в свете заходящего апрельского солнца окнами. Невысокий забор с приоткрытой калиткой позволял увидеть аккуратный дворик с несколькими еще по-зимнему голыми деревьями, детские качели и, судя по всему, гордость хозяйки – клумбу, сделанную из старой автомобильной покрышки, в которой радовал глаз вечнозеленый куст, похоже лавр. Чувствовал себя лавр не очень хорошо – то ли приходил в себя после зимы, то ли красота его была принесена в жертву рачительности хозяйки, периодически щипавшей листья для приготовления еды. В любом случае ощетинившийся голыми ветками лавр вызывал сочувствие.

Толкнув калитку, Рыбак пересек двор, пару секунд постоял на крыльце, прислушиваясь к звукам за дверью, а потом коротко и решительно постучал. Ответом ему послужил дробный топот маленьких ног. Дверь распахнулась так энергично, что чуть не заехала Рыбаку по физиономии. На пороге стоял щекастый пацанчик лет семи в футболке с надписью: «Вот так выглядит идеальный мужчина».

– Привет! – поздоровался Рыбак. – Есть кто-нибудь из взрослых?

«Идеальный мужчина» едва успел открыть рот для ответа, как позади него раздался возмущенный женский голос:

– Я что, не говорила не открывать дверь кому попало?

Позади мальчика материализовалась миловидная женщина лет тридцати. Похоже, натуральная блондинка, хотя точно не определишь – волосы заколоты на макушке в небрежный пучок. Ярко-розовый халат с изображением кувыркающихся Эйфелевых башен и надписей «Paris» обтягивает тело, подобно гидрокостюму, абсолютно не оставляя простора для фантазий.

При виде Ивана женщина испуганно уставилась на него, резко побледнев, устало спросила:

– Пашка, что ли?

– Меня зовут Иван Станиславович. – Рыбак мимолетно засветил удостоверение и быстро спрятал его в карман. – А кто такой Пашка?

– Так муж, – кивнула женщина. – Что-то стряслось?

Иван как мог заверил хозяйку, что он вовсе не по поводу Пашки. Та облегченно выдохнула, лицо ее порозовело, приближаясь по цвету к халату. В глазах, обращенных на Рыбака, застыл молчаливый вопрос.

– Я разыскиваю Фролову Неонилу Сергеевну, – поспешил он внести ясность. – Она же здесь живет?

– Нет, – женщина покачала головой. – Здесь мы с Сашкой, – тут она кивнула на мальчика, – и Пашкой.

– То есть Неонилу Фролову вы не знаете? – уточнил Рыбак.

– Как же не знаю? Это же сестра моя старшая. Только здесь она не живет. Уже давно. Как школу окончила, так и ушла. Вещи собрала. Отец ее отвез ее в Богоявленский монастырь, и больше я ее не видела.

– Куда? – переспросил Иван, чувствуя, что разговор перешел в какие-то непонятные ему сферы.

– Так в монастырь же, в монастырь! Да вы проходите, – сказала женщина, – в дверях такие разговоры не разговариваются.

Он прошел в уютную комнату, похоже, хозяйкину гордость. На стенах – вышивки в позолоченных рамочках, на окнах – занавески с рюшечками.

Женщина усадила его за стол, не спросив, поставила большую кружку, сбегала на кухню, притащила коробку чайных пакетиков и пластиковый электрочайник «Ровента». Сбегала еще раз, и на столе появилась сахарница без крышки, но с чайной ложкой.

– Варенья? – спросила с непонятной Рыбаку надеждой. Но он решил беготню прекратить – предстоит еще как-то выбираться отсюда по убитой дороге, успеть бы до темноты.

История, которую поведала ему сестра Неонилы, назвавшаяся Майей, была странной, какой-то варварской, архаичной, уходившей корнями в те самые Средние века, откуда появился Андреевск.

Жизнь кого-то из Фроловых-предков была короткой, но уж очень неправедной. За это небеса разгневались на семейство, обрушив на его представителей тяжелые испытания. Младенцы умирали, не успев произнести слово, крепкие, здоровые мужчины заболевали и становились беспомощными. Женщины не могли выйти замуж и так и отцветали, не дав потомства. Некогда большой и крепкий род вымирал. И тогда на семейном совете было решено: нужно отправить к Богу своего человека, чтобы он денно и нощно молил его о снисхождении к ни в чем не повинному роду. Помогло это или нет, но традиция прижилась. Старшая дочь в семье, достигнув совершеннолетия, уходила в монастырь. Неонила с детства знала о своем предназначении. Готовилась ли она к нему? Вряд ли. Конечно же, сестры Фроловы, Неонила и Майя, были крещены в церкви. Но службы не посещали, церковные традиции не соблюдали. Неонила, в противовес общительной Майе, росла девочкой замкнутой. Училась легко, на одни пятерки, хотя от нее этого никто не требовал. У Майи же пятерки были редкими гостями. В основном – крепкие тройки. Но благодаря молитвам сестры сейчас у Майи все хорошо. Семья, свой дом, сын. Был грех – после свадьбы пару раз ходила в церковь, молила Бога послать ей сына. Не дочь. Чтобы не отдавать в монастырь.

Пять лет тому назад отец умер. Майя часто вспоминала о сестре, а тут почувствовала прямо-таки острую необходимость встретиться с ней. Мать о судьбе старшей дочери ничего не знала, только плакала в ответ на расспросы, и Майя сама отправилась в Богоявленский монастырь. Однако поездка оказалась напрасной. Настоятельница, женщина с мягким и светлым лицом, посоветовала не искать встречи с Неонилой. «Для человека, принявшего решение посвятить себя Богу, – сказала она, – встреча с родственниками или хотя бы известие от них – искушение. Порой даже мучительнейшее искушение. Хотите ли вы этого для своей сестры?» Майя не хотела. Она вернулась домой с тяжелым сердцем. Ощущение того, что сестра была принесена в жертву ее семейному благополучию, еще долго не оставляло женщину. А еще она решила, что детей у нее больше не будет. Вдруг родится девочка…

– Странный, конечно, обычай, – сказал Иван и хлебнул уже порядком остывшего чая. – Неужели вы во все это верите?

– Есть вещи, которые помогают независимо от того, верите вы в них или нет, – тихо, чуть слышно сказала Майя. И после небольшой паузы, совсем другим голосом, в котором звучал неприкрытый вызов, добавила: – Семейные ценности, например. Вы против семейных ценностей?

Рыбак, конечно же, не являлся противником семейных ценностей, но если они проявляются в таком виде… Может, иногда лучше быть Иваном, не помнящим родства? Или нет? И как жить, зная, что ради твоего здоровья кто-то отказался от себя? Причем не по доброй воле? Может, лучше заниматься спортом и пить какую-нибудь эхинацею?

– А может, вы борща хотите? У меня такой вкусный борщ! По бабушкиному рецепту!

В голосе Майи было столько мольбы, ей так хотелось, чтобы кто-то похвалил ее борщ, что Рыбак не смог отказаться. Да и любил он борщ, что ни говори. А против был только один аргумент, вернее два – стремительно надвигающиеся сумерки и плохая дорога.

Борщ действительно оказался бесподобным.

– Вот это я понимаю, семейные ценности, – сказал Рыбак, блаженно жмурясь от удовольствия.