Бриллиантовая королева, или Уроки судьбы не прогуляешь

Змей-искуситель, опять за свое! Наверное, так ты целовал прошлой ночью ту худющую кикимору, что прямо-таки повисла на тебе…

Позавчера Макс пригласил меня в ресторан по случаю полугодового юбилея моего «восшествия на престол». Я только отошла к зеркалу, чтобы поправить прическу, как тут же к нему подлетела эта «мочалка». А потом все время, что мы там были, делала ему разные знаки. Вечер был испорчен. Но самое неприятное случилось позже, когда она стала посылать ему сообщения на сотовый, и он, думая, что я ничего не понимаю, быстро расплатившись, отвез меня домой. А сам…

Теперь ты поняла, Катерина, что с таким мужчиной лучше дружить, чем… Чем, что? Не задавай глупых вопросов. Господи, кем и какой надо быть, чтобы удержать такого мужика?

Привезенные мною украшения Мишаня разглядывал довольно долго, и в лупе, и без нее. Я уже сама немного разбиралась в камнях, но мне была важна его оценка не только их, сколько всего изделия, а главное, понравившегося мне стиля.

– Ну, что же, Катюша! Модели совсем неплохие. Есть над чем подумать. Сами камни исключительные, и чистота, и размер. Да к тому же антиквариат!

– Я думаю, Миша, раритет. Век эдак 15—16.

Мишка присвистнул.

– Это тебе того, твой подарил?

Я не сразу поняла, о чем он.

– Ну, этот, твой друг, адвокат?

Мне пришлось утвердительно кивнуть головой.

– Что же, хороший подарок, – одобрил Мишаня. – Он это купил?

– Нет. Это семейная реликвия. Ты слышал что-нибудь о золоте испанских евреев?

Я собрала драгоценности и пошла спрятать их в сейф. Когда вернулась к Мишане, то нашла его с вытянутым от удивления и восхищения лицом.

– Кать, я вспомнил. Мне несколько лет назад один мой клиент показал статейку из израильской газеты, ну, у них там того, много газет на русском языке выходит. В ней говорилось, что одна богатая, но одинокая дама, завещала государству Израиль драгоценности, полученные ею в наследство от своих предков, испанских евреев. Уж не знаю, чего там было, но оценивалось это…

И он назвал сумму, от которой у него и вытянулась физиономия.

Обсуждая и разбирая эскизы, сделанные Мишаней, мы пришли к выводу, что нужно обязательно сфотографировать оригиналы. Тем более что покупка хорошей фототехники была в ближайших планах: на подходе первые изделия «Кремерз Хаус».

О работе ювелирного производства я знала едва ли не все, но в теории. Павел всегда подробно делился со мною всем, что случалось в его жизни. Поэтому, когда он вошел в долю к Мишане, став его компаньоном, мне не надо было постоянно присутствовать у них на фабрике, чтобы досконально изучить тонкости технологического процесса. Я вместе с ним заочно начала осваивать разные ювелирные профессии. Вначале Паша занимался тем, ради чего Мишаня и взял его к себе: контролем и учетом золота и камней, расчетом цены каждого изделия, а также контролем над мастерами.

Но заказов было много, а рабочих рук не всегда хватало. И мой муж, никогда не чуравшийся никакой работы, потихонечку научился разным подсобным ювелирным специальностям: делал резинки с деталей изделия, восковки, стал литейщиком золота и серебра, наносил эмали и выполнял массу других тонкостей, о которых я как обыкновенный несведущий человек и не подозревала. Помимо этого, он подробно объяснял мне, что такое закрепка камней, ювелирные «елки», и какие чудеса творят настоящие мастера-модельеры.

Каждый вечер за ужином он так красочно это описывал, что мне казалось, будто я сама работаю в этом бриллиантово-золотом балагане. Почему балагане? Да потому, что мои дилетантские представления о ювелирном деле как о точнейшем и чистейшем производстве были полностью уничтожены. Судя по степени загрязненности его рабочего халата, который он периодически приносил для стирки, работа ювелира была как раз очень даже пыльная и грязная, а временами и жаркая, о чем свидетельствовали многочисленные коричневые подпалины.

Он взахлеб рассказывал о каком-нибудь новом заказе, для которого Мишаня выдал очередной шедевр, описывал его хитроумную и оригинальную конструкцию. У меня перед глазами сверкало чудо-великолепие. Но через две-три недели Паша приносил какую-то матово-шершавую фиговину из серебра со следами воска или гипса. И я с пренебрежением спрашивала: ну, и где тут шедевр? Вещица была грубая, без каких-либо намеков на изысканность. А вот недели через три передо мной лежал обещанный шедевр, отлитый из золота, отполированный до положенного идеального блеска, со сверкающей россыпью бриллиантов. При этом Павел сокрушался, что заказчик подкачал, решил сэкономить на камнях, поэтому пришлось вставлять не самого лучшего качества. А по мне, так это была неописуемая красота!

Теперь же все свои теоретические познания я воплощала в реальность. Поэтому когда начались работы в мастерской, я не задавала глупых вопросов, не давала нелепых рекомендаций. Наоборот, все мои чудо-мастера были уверены, что на этом деле я «съела собаку», а то и две. Разумеется, я не разубеждала их в таком приятном для меня заблуждении. И в этом мне помогал Мишаня.

О нем разговор отдельный. Я восхищалась его умением грамотно организовать сложный технологический процесс, быть в курсе всех работ, вовремя проконтролировать и подкорректировать, найти любую ошибку, за всем проследить и до глубокой ночи, когда уже в мастерской никого не осталось, что-то рисовать, рассчитывать. А еще он успевал ставить на ночь литье, чтобы пришедшие утром мастера имели все необходимые детали. Это был настоящий работоголик, не понимающий, как можно жить по-другому.

Вдобавок к знаниям всех ювелирных премудростей Мишаня умел выданные им на гора шедевры запечатлевать для вечности, то есть не менее профессионально их фотографировать. Что это особое искусство, я поняла, когда стала ему обучаться под Мишкиным руководством. Он оборудовал мини-фотоателье, где мы, меняя фоны, ракурсы, освещение и композиции, стали снимать наших «звезд» – первые работы, выпущенные ювелирным домом «Кремерз Хаус».

Это был настоящий полет фантазии Михаила Файнберга. Не знаю, кто из нас был более счастлив, он или я. Каждая вещь была необычайно красива, конечно же, на мой вкус. Но, глядя на эти стильные и уникальные вещицы, я понимала, что он у меня не самый худший. Красота каждой из них была неповторима – изготовление второй такой вещи не предполагалось. Только по особому заказу покупателя.

Я смотрела на эти первые сверкающие ласточки и подсчитывала, сколько времени мне понадобится, чтобы заполнить ими три магазина, к открытию которых следует начинать готовиться в соответствии с разработанным мною планом.

Мне понравилось, как грамотно и искусно Мишаня использовал стиль изумрудного гарнитура «испанского наследства», поэтому продолжила работы в этом направлении, каждый раз привозя из банка новый комплект. Мишка долго и внимательно рассматривал уникальные драгоценности, ничего не говоря, только недоуменно пожимая плечами. На четвертый или пятый раз, вертя в руках колье с рубинами и бриллиантами, он не выдержал:

– Удивительно! Но это действительно старинная работа!

– В каком смысле? Ты разве сомневаешься?

– Катенька, я же тебе ту историю про аукционы не придумал. Так ведь на самом деле богатых дураков «делают». Ты думаешь, умельцу сложно освоить закрепку времен Фаберже или вот этого неизвестного мастера и найти старинный камень с соответствующей огранкой? А нет, так огранить под заказ? Ювелирные подделки удаются чаще всего. А у твоего хахаля вон этого добра сколько. Я и подумал, может он того, по незнанию столько денег на дорогие безделушки потратил.

Мишаня недолюбливал Макса, но денег его пожалел.

Я надела на себя эту потрясающую роскошь, чтобы оценить весь комплект. Но глядя в зеркало, думала только об одном, интересно, куда бы сейчас Максу захотелось меня поцеловать? Да, сладкую пытку я себе придумала.

Когда все содержимое сейфа было переснято в разных ракурсах и положениях, мне пришла мысль сделать одно из этих уникальных средневековых произведений искусства своей «визитной карточкой». Макс эту идею поддержал, тем более что надо было приступать к обдумыванию рекламной компании. Сказка про русскую золушку, ставшую в одночасье, английской миллионершей, сама по себе великолепный пиаровский ход. Но упоминание о наличии у меня испанских драгоценностей значительно повышало мои шансы получить титул «Бриллиантовой королевы».

Выбирать долго не пришлось. Тот самый изумрудный гарнитур, что дал направление стилю «Кремерз Хаус», и стал его эмблемой. Именно его фотографии будут помещены во всех рекламных буклетах и проспектах.

Глава 12. Любовь или предубеждения?

Была середина мая, работы в мастерской шли полным ходом. Мишаня на основе средневекового дизайна выдавал одну идею за другой. Увеличилось количество мастеров. Да и мне уже не требовалось столько времени для занятий языком. Я сократила их до двух раз в неделю. К сожалению, пришлось прекратить наши уроки с Максом, но я постаралась их компенсировать чем-то другим. Все время я проводила в мастерской. Но по вечерам, какой бы ни была занятой или усталой, обязательно ходила с ним туда, куда он меня приглашал: в театр, в кино, на концерт, в ресторан. С ним везде было хорошо и комфортно.

В последнее время Макса стал занимать процесс постепенного ввода меня в профессиональный круг высокого уровня. Он начал с людей, лично знавших Самоэля. И однажды мы пришли на шабатний ужин, то есть в пятницу вечером, в один дом, где хозяином был известный в ювелирном мире специалист по драгоценным камням Бенжамин Опельбаум. Свою карьеру он начинал еще мальчишкой у Самоэля Штокмана, которого считал своим учителем, и не только в профессии.

Мы сидели за огромным столом, вместившим многочисленную разновозрастную семью Бенжамина. Все ее члены, не сговариваясь, делали только две вещи: хорошо кушали и разглядывали меня, не скрывая своего любопытства, как какую-то диковину. Если бы не Макс, плечо которого я физически ощущала рядом, я бы не задумываясь, смылась из-под обстрела этих жестоких в своей наивности взглядов.

Но старикашка догадался, видимо, что я чувствую себя не очень уютно в его доме, а может быть, имя Самоэля навеяло на него приятные воспоминания о молодости, и он начал рассказывать. В первую очередь, конечно же, о самом Самоэле, каким мудрым и неординарным человеком он был, о его семье и окружении, в том числе, как я поняла, и об отце Макса. Не забывал в этих историях и себя, показывая свою находчивость и изворотливость в самых разных ситуациях. Рассказчиком он оказался живым и обаятельным.

К тому времени я уже много знала о человеке, по воле которого так резко изменилась моя жизнь, и одно упоминание его имени у меня вызывало благоговейный трепет благодарности. Мне всегда хотелось знать о нем больше. А эти рассказы живого очевидца рисовали передо мной такие реалистичные картины, что я, не стесняясь, стала выспрашивать Бенжамина: почему Самоэль поступил так, а не иначе, что при этом сделал его сын, как к этому отнеслась жена Самоэля – как будто этих людей я знала всю жизнь, а теперь просто хотела уточнить некоторые мотивы их поступков. И как часто бывает в подобных случаях, вечер, поначалу показавшийся малоприятным, стал удивительно теплым и трогательным.

Потом Бенжамин пригласил нас к себе в кабинет, где Макс, ничего перед ним не скрывая, обрисовал ситуацию. Вот мол, наследница, хочет продолжить славу Бриллиантового короля. Строит свой бизнес, ювелирный дом с сетью магазинов по всей Европе. Но никаких связей и нужных знакомств нет. Сейчас усиленно занимается изучением камней, но лучшего учителя в этой области, чем уважаемый Бенжамин, не сыщешь. Теперь уже сам старикан, не скрывая своего любопытства, разглядывал меня.

Когда мы уходили, и Макс нагнулся, чтобы попрощаться с ним, старик что-то шепнул ему на ухо и похлопал по плечу, после чего Макс немного смутился и залился краской, что было ему совсем не свойственно.

– Что он такого сказал, что ты так покраснел? – незамедлительно приступила я к расспросам, когда мы сели в машину. – Что ты носишься со мной, как со списанной торбой?

– Дурочка, наоборот, ты ему очень понравилась. Он сказал, что научит тебя всему, что знает сам.

– Это так важно? – все еще с тревогой в голосе спросила я, не очень-то ему доверяя: так просто смутить мистера Ландвера дано не многим.

– Его рекомендации откроют для тебя любые двери.

Да, была именно середина мая. По воскресеньям меня обычно будил звонок Макса, вызывающий на утреннюю пробежку. Я, как правило, устраивала целый спектакль, пытаясь вызвать хоть каплю сочувствия и оставить меня в покое на эти два, самых важных в моей жизни часа. Но бесполезно, Макс в каких-то вопросах бывает неумолим. Стоя под душем, я обычно размышляла о том, что, должно быть, жена от него ушла, скорее всего, по этой самой причине: он слишком усердно заставлял ее бегать по утрам, вместо того, чтобы заниматься более приятными вещами.

В это воскресенье я открыла глаза одновременно с его звонком.

– Кэтрин, как ты смотришь на то, чтобы провести день на природе, например, пикник на реке?

– Если ты думаешь, что я откажусь, то ошибаешься.