Кто в доме хозяйка?

Валентин с Олесей поторопились за хозяйкой, и, как только вышли на крыльцо, молодой человек остановился и с опаской оглядел двор.

– Мадам, а где ваш волкодав? – спросил он у старухи.

– Цезарь-то? В саду небось спит, где ж ему еще быть?! А ты, смотрю, соскучился по нему? Хочешь, позову? – усмехнулась Екатерина Ильинична.

– Нет-нет, пусть спит, не надо его беспокоить, – замахал руками Валя, пулей пролетая через двор к калитке. – Послеобеденный крепкий сон очень полезен для здоровья породистой собаки, – выдохнул он, в три секунды оказавшись по ту сторону забора.

– Сейчас пройдем к задней калитке, чтобы на территорию войти, – сказала Екатерина Ильинична. – Ворота сейчас всегда на замке, Тимофей его ни разу не открывал после смерти хозяйки.

– Тимофей – это тот самый управляющий, о котором вы говорили? – спросила Олеся.

– Да, он самый.

– И он совсем один в доме живет?

– Один как перст, – вздохнула женщина. – Никогда своей семьи не имел, хотя в дни его молодости много девок по нем сохло. Мать говорила, что красавцем он был знатным. Я-то его молодым совсем не помню, давно это было, да и маленькой я тогда была. Потом война началась, меня к тетке в далекую Сибирь отправили. Потом в городе учиться осталась, там же замуж вышла. Сюда-то я не очень часто приезжала, все некогда было, семья, дети. А совсем в отчий дом я вернулась шестнадцать лет назад, когда овдовела. Тимофей уж к тому времени пожилым человеком был.

– А почему же он остался один? Почему не женился?

– Всю жизнь твою прабабку любил, поэтому и не женился.

– А она?

– А что она? У нее муж был, потом сын родился, твой дед.

– Нет, я не то хотела спросить. Веда разве не знала, что Тимофей ее любит?

– Как не знать? Конечно знала! Такую любовь скрыть невозможно, про это весь поселок судачил. Все, как один, были уверены, что Веда Тимофея к себе присушила.

– Присушила? Как это?

– Ну, приворожила, значит, околдовала его.

– Что за предрассудки? Как можно кого-то околдовать, если никакого колдовства не существует в природе?

– Как знать? Как знать? – пожала старуха плечами. – Я за что купила, за то и продаю.

– А муж Веды тоже про эту любовь знал?

– Николай-то? Да, знал!

– И что?

– Он также очень хорошо знал свою жену, потому спокойно относился к этой любви. Веда никогда не давала повода для ревности и была верна своему мужу даже после его смерти.

– А он давно умер?

– Да, очень давно, почти сразу после войны, в конце сорок пятого года. Он же коммунистом был, и его послали куда-то под Мурманск, на восстановление их железной дороги. Климат там суровый, поэтому семью свою с собой он брать не стал, а оставил здесь. Да и куда было брать, когда они там сами, как каторжане, в бараках жили? Время было очень сложное, кругом разруха, голод да холод, чего уж там говорить. Обещал через полгода вернуться, а вместо него приехал человек и вручил его жене казенную бумагу. Мол, ваш муж умер, как настоящий коммунист, при исполнении гражданского долга.

– А от чего он умер?

– В той бумаге, естественно, ничего об этом написано не было. Только через год Веда нашла одного человека, который вместе с Николаем на той стройке работал, он ей все и рассказал. На самом деле твой прадед сильно простыл и заболел воспалением легких, а там ни врачей, ни лекарств, в общем, сгорел он как свечка за две недели. Это сейчас медицина уже научилась и более серьезные болезни лечить, а тогда простой пенициллин на вес золота был. Жене Николай ничего не стал о своей болезни писать, не хотел ее беспокоить, да и не собирался он умирать, думал, что выкарабкается, а вон как оно все вышло. Случись с ним эта болезнь здесь, Веда бы его в два счета на ноги поставила, а он был далеко. Моя мать рассказывала, что Веда вроде заранее знала, что больше не увидит своего мужа, когда он только собирался в дорогу. Даже просила его никуда не ездить, но, к сожалению, не мог он отказаться. Время тогда такое было, что, заикнись он только, что не хочет ехать, сразу бы врагом народа объявили да в тюрьму посадили. Вот так твоя прабабка и стала вдовой в сорок лет и замуж больше выходить не захотела. Хотя желающих взять ее в жены было больше, чем нужно, даже несмотря на то, что мужиков после войны очень мало осталось. Деду твоему тогда только-только десять лет исполнилось, и отца ему заменил Тимофей, он как раз с фронта вернулся. Учил мальчика на лошади ездить, из ружья стрелять, на лыжах ходить, на коньках стоять. Когда Сергей подрос, Тимофей стал брать его с собой на охоту да на рыбалку.

– Постойте, постойте, что-то я ничего не понимаю! – воскликнула Олеся. – Вы же сказали, что Веда больше замуж так и не вышла, и в то же время говорите, что Тимофей заменил моему деду отца.

– Да, заменил! Но почему ты решила, что ему для этого обязательно нужно было быть мужем Веды? Да, я не буду спорить, он бы этого очень хотел, и даже не раз пытался сделать твоей прабабке предложение, только напрасно все. Она лишь согласилась взять Тимофея в свой дом управляющим, – как ни крути, а без мужчины было трудно содержать хозяйство в должном порядке. Так он и этому был безмерно рад и счастлив, что может быть поближе к своей любимой и хоть чем-то быть для нее полезным. А к мальчишке он привязался, как к своему родному сыну, да это и неудивительно, ведь своей семьи у него не было, значит, и детей тоже.

– Ах, ма шер, какая драматическая и сентиментальная история, – воскликнул Валентин. – Я уже еле-еле сдерживаю слезы. Послушайте, любезная Екатерина Ильинична, а сколько же тогда сейчас этому Тимофею лет? – спохватился он. – Двести, что ли?

– Почему двести? – удивилась та.

– Ну, не двести, конечно, а... Вы сами посчитайте, если Веда умерла всего полгода назад, и было ей уже почти сто четыре года, а он до сих пор жив, и в молодости хотел на ней жениться, это значит, что ему сейчас... кошмар сколько натикало. Это же нереально!

– Тимофею девяносто лет недавно исполнилось, он на четырнадцать лет моложе Веды, так что арифметика не слишком сложная, и, как видишь, все реально, – пояснила женщина.

– Надо же, на целых четырнадцать лет моложе и так любил? – удивился Валя. – Молодых, что ли, было мало?

– Веда была удивительно хороша и всегда выглядела моложе своих лет, – ответила Екатерина Ильинична. – Даже уже перед самой смертью тот, кто видел ее впервые, и подумать не мог, что она переступила вековой рубеж, а уж про молодые годы и говорить нечего, необыкновенно была хороша, – повторила она.

– Да, здесь вы правы, она действительно была необыкновенно хороша, это видно даже на той старой фотографии, – согласился Валентин. – Леся, ты теперь понимаешь, почему все мужики вокруг стремятся затащить тебя в постель? – засмеялся он. – Порода, она ведь издали видна. Кстати, фамилия Лурье от кого тебе досталась? Не от прабабки, случайно?

– Нет, не от нее, фамилия к нам по мужской линии перешла. Дед мне рассказывал, что и отец его был Лурье, и дед Лурье, и прадед, и так далее, – ответила девушка. – По-моему, в четвертом или даже пятом колене у нас в роду был француз, Жан Жак Лурье, вот от него наш род и пошел.

– Все верно, Веда в девичестве была княжной Тишинской, а фамилию Лурье получила от супруга при замужестве, – подтвердила Екатерина Ильинична.

– Княжной? – удивился Валентин. – Ма шер, ты слышала? Твои предки были князьями.

– Да, я уже что-то слышала об этом от деда, – ответила Олеся. – Только так, как бы между прочим, он не любил об этом говорить. Больший акцент он делал на наши французские корни.

– Да, моя мать мне рассказывала, что у мужа Веды предок был французом, тот самый Жан Жак Лурье, – подтвердила Екатерина Ильинична. – Так вот, он был французским революционером, участвовал во взятии Бастилии и еще в чем-то там, не могу точно сказать. Давно об этом слышала, когда еще ребенком была, поэтому мало что помню. По рассказам матери знаю только, что Николай очень гордился своими революционными корнями и также с огромной гордостью носил фамилию Лурье.

– Да, дедушка тоже гордился нашей фамилией и очень часто мне говорил: «Олеся, старайся жить честно, чтобы никогда не запятнать фамилию Лурье, ее носили великие люди», – тихо проговорила девушка. – А сам обманывал меня всю мою сознательную жизнь. Вот и верь после этого людям! – тяжело вздохнула она. – А как же я могу верить, если даже родной дед... ай, да что там говорить?

– Это ты о чем? – спросила Екатерина Ильинична, внимательно посмотрев на Олесю. – Что тебе сделал твой родной дед, что ты так вот о нем говоришь?

– А то и сделал! Не поверите, но я узнала о существовании своей прабабушки всего три дня назад, когда случайно нашла документы у него в кабинете, – с возмущением ответила Олеся. – Я уже всю голову себе сломала, почему он так поступил. Почему никогда не говорил мне о ней? Она ведь была жива, здорова, и умерла всего полгода назад. А если бы я не нашла эти документы? Выходит, что я бы так никогда ничего и не узнала? Я, конечно, понимаю, что о покойных плохо не говорят, но ведь дед обманывал меня, и я, конечно, на него сердита. Что за странные тайны? Ничего не понимаю!

– Не сердись на своего деда, он наверняка не хотел тебя обманывать, – сказала Екатерина Ильинична.

– Как это не хотел? Что вы такое говорите?! Если бы он не хотел, то не обманывал бы, – возмущенно воскликнула Олеся. – А что же он тогда делал, по-вашему?

– Мне кажется, что он оберегал тебя. Наверное, хотел защитить таким образом.

– От чего меня нужно было защищать? Или от кого? – удивилась девушка.

– Трудно сказать от чего. Может быть, от твоей судьбы, от которой не убежишь и не скроешься? – загадочно улыбнулась Екатерина Ильинична.

– Что значат ваши слова? – насторожилась Олеся. – Я человек современный и во всякие там сказки о предначертанной заранее судьбе не верю. Человек сам делает свою судьбу, и какой она будет, плохой или хорошей, зависит только от него самого.