Его малышка на миллион

Я её хочу. Безотменно. И я, похоже, впервые собираюсь по-настоящему начать ухаживать за девушкой и её добиваться.

Глава 13. Рим

Плакала. Вижу и…

Злюсь. Неимоверно, бля.

На Яну, на клуб наш, на того нежильца, которому не только местоположение усов нужно подправить, но и местонахождение рук. Оторвать бы ему их.

Но это потом. Придумаю точно, как наказать этого мудака, чтоб от мысли только посмотреть-то на чужую девушку заикаться уже начинал, а уж чтобы трогать без разрешения…

Ему определённо пора подумывать о смене прописки. Найду.

Я Голодному-то хочу прописать по мозгам, что недосмотрел за разбойницей, что говорить про какое-то подобие мужика?

Не успокаиваюсь, хотя и понимаю, что позарез нужно тормозить разгон ярости. Я на малышку смотрю, а не на усатого урода, но видит то мои глаза сейчас она. Остановилась от неожиданности, как я к ней подкатил на машине внезапно. Даже чуть отступила назад и с испугом уставилась в первые секунды растерянности. А затем туфельки поближе к бедру прижала, сгруппировалась, будто бы готовится защищаться или оправдываться – не разобрать эту скованность. Но то, что она смотрит на меня несколько иначе, чем в том же фойе вечером, не отменить.

Настороженно, словно не знает, чего от меня ждать. И из взгляда будто бы что-то пропало, что мою душу в какую-то хрень растопленную превращало.

Я хочу, чтобы её глаза улыбались, как тогда, когда видел её с сестрёнкой в песочнице, а не смотрели на меня так, словно я приперся последние доски в этой песочнице добивать.

Фиаско ж полнейшее.

Попридержал я её ближе к себе, называется. По факту, будто бы что-то разбил в ней, что она хранила в себе и лелеяла.

… а ты её, можно сказать, разом столкнул с реальностью.

Вот и…

На Яну, мать его, снова же злюсь!

Что правду сказала. Не додумался я сам почему-то, что малышку такая работа погубит.

– Вы меня уволить хотите? – первая подаёт голос.

Но почему-то не слышу надежды я в нём. Спрашивает с виной и сожалением, робкий, но в тот же момент храбрый, будто бы принимает вину ту самую, когда ещё и понимаю, что она переживает за реакцию, которую выдала на похабные руки.

Она переживала, что с работой не справилась. Мерзкой и отвратительной, но оно ей очевидно не важно. Ответственность берет верх и чувство долга. Вот на кой я ещё ей сказал, что она должна отработать? А теперь, блин, отвадь её от этой работы.

Вздыхаю.

– Хочу, – говорю, как есть, а затем выхожу из машины.

Малышка, естественно, не сразу понимает намерений, что собираюсь делать. Корпус назад инстинктивно, а я, кстати, беру мысль на заметку, что надо бы уточнить, каким спортом она занимается. Но не сейчас.

Сейчас у меня другой приоритет. Не могу я смотреть на эти голые ноги. Оно аж зудит будто в мозгу, что это срочно нужно исправить.

К ней подхожу, почти что вплотную, и меня не спасает даже то, как малышка глядеть на меня начинает, всё равно всё тело рядом с ней просыпается.

Настороженность – максимально.

Расстроенная – тоже уже вижу в глазах, как блеск в них появляется.

А вот догадливости – абсолютный ноль.

Иначе бы, возможно, не позволила бы мне сделать то, что всё равно бы сделал, даже если б рванула.

На руки её поднимаю, ловя – ну просто нереально какой – очумительный на слух мягкий вдох.

Прет же. Прет. Мне её мгновенно сдавить хочется. Как «подорожник» к изнывающей душе приложить.

В руках моих. По-настоящему. И чёткая уверенность – не отпущу уже из них никогда.

Не берусь разбирать эти всплывающие набегом мысли, но по ощущениям, будто во что-то вшиваются, что отдирать потом буду с корнями, если вдруг ошибусь. Да и малышка на себя отвлекает мгновенно. Возмущения вроде пробует выдавать, но на них у неё воздуха не хватает.

– Что… что вы… – по сторонам головой крутит, пока обхожу вместе с ней капот. То ли кого о помощи просить ищет, то ли так понимание старается отыскать. – Стойте, я ж…

– Тише, – в мягкость слова вкладываюсь максимально, чтобы побыстрее успокоить её.

Ага, а ещё взгляд её выцепить. Близко. Тотально. Что в самую глубину нутра разряд улетает, как мощно действует расстояние до её глаз.

Смотрю на неё. Не отлепляясь. Невероятно красивая. А эти глаза… взгляд её.

Мой. Вот прям так – нагло, не спорю. Но я хочу, чтобы этот взгляд принадлежал только мне.

С трудом же достаю себя из него, чтобы продолжить выдавать реплики. Мог бы, тупо смотрел на неё. Мне даже функция разговаривать не нужна, дышать, ну и в принципе, что там ещё можно променять на возможность всегда смотреть в её глаза с расстояния мизерного.

– Считай, доставка до дома, как компенсация, что в наш клуб просачивается подобное дерьмо.

Да, бля, Римчук. И как, мать его, ты собрался добиваться такой чистой девочки с подобным речевым оборотом?

Ну точно ж пора на курсы по этикету. А лучше сразу на курсы по самому матерому красноречию.

– Так вы… вы не злитесь?

– Не злюсь, – отвечаю.

Если мы говорим о том, что вопрос её понимаю правильно. На себя? Да мне самому не мешает по мозгам прописать. Но на неё я точно не злюсь. То, что к ней… вот, где не помешало бы красноречие, чтобы описать, что испытываю сейчас.

Я ведь так и держу её на руках. Уже у дверцы машина. Открывай да усаживай. А стою. Намеренно, а не типа потому что ушёл с головой в разговор. Просто хочу её держать. Пока она сама не опомнилась и не вынырнула из разговора. А она вся в нем. И в моих глазах, потому что смотрит в них точно так же, как я, – безотрывно.

– Ну вы же сказали, что уволить хотите, значит…

– Значит, поговорим, пока едем.

Ладно, я готов отпустить Элю, но только потому, что приоритеты сменяются. Она возвращает меня к главному моему желанию. Начать с ней общаться подальше от этого клуба.

– Держись, – говорю, и она, пусть и с задержкой для раздумывания короткого, но всё же двумя руками обнимает за шею, чтобы я открыл дверь.