– И при этом, Лопухин, не прозевать ни одного сообщения! – строго наставил на него палец фельдмаршал, – Не выдать разведчика! Не стать самому мишенью для неприятеля!! Тебе ясно?!
– Ясно, – вздохнул Ванька.
– Чтоб создать такой подробный план действий, требуется время. Я вас не тороплю. Обсудите всё хорошенько. Разрешаю пользоваться картами для детального изучения местности.
– Хорошо!
– Чтоб добыть недостающие сведения для разработки плана, позволяю Вам ходить в ближайшие деревни. В лес. К реке. Вступать в разговоры с местными жителями ближайших деревень.
Друзья радостно переглянулись.
– Но на линию огня не соваться! – тут же пресёк их задорный настрой фельдмаршал, – И перед неприятелем не мелькать! Враг не должен знать разведчика в лицо. Разведчик – это фигура инкогнито. Уяснили?!
– Так точно!
– Приступайте!
Пруссия
План Бюрена сработал! Ставка на Ягужинского оказалась точным попаданием в яблочко. Своё назначение посланником в Берлин Павел Иванович Ягужинский считал опалой, в которую его ввергли коварные козни завистника Остермана.
В нахождении при дворе короля Фридриха-Вильгельма Ягужинский не видел ни пользы, ни личного интереса. Его натура жаждала бурной деятельности, развития, продвижения проектов, общения с передовыми мыслителями и вдохновителями идей. А здесь в Берлине он был вынужден изнывать от скуки.
Кайзер прусский в глазах Ягужинского был чудаковатым монархом, который, из-за чрезмерной озабоченности внутреннего переустройства страны, целыми днями разъезжал по владениям, поучал крестьян, как им пасти скот или растить брюкву. Видимо, мнил себя в этих вопросах большим знатоком. Кроме того, был невероятный сквалыга и скопидом. Не терпел бездельничества и мог, завидев на своём пути праздно шатающегося горожанина, приказать поймать бездельника и отлупить. Поэтому, издали завидев короля, горожане разбегались от него в рассыпную и прятались по домам.
То же касалось и придворных особ, которые, по его мнению, должны постоянно быть при делах, а не слоняться по дворцовым залам. Отсюда легко догадаться, что придворная жизнь в Берлине кардинально отличалась от Петербургской, изобилующей ассамблеями, балами, маскарадами и прогулками.
В вопросах внешней политики Фридриха-Вильгельма интересовали лишь отношения с соседствующей Австрией, в правителе которой он видел своего ближайшего соратника и друга. Поэтому предложения, поступающие от посланников австрийского цесаря, рассматривались им в первую очередь и, чаще всего, имели положительную резолюцию.
Все же остальные проекты подвергались сомнениям и тщательной проработке в поисках подвоха! Король имел особенность подозревать, что все вокруг имеют намерение обмануть его. И когда его маниакальная подозрительность вдруг находила своё подтверждение, король впадал в огорчения, обижался, как ребёнок, и глубоко страдал, уходя в длительную депрессию, отменяя визиты и целые рауты.
Учитывая, что Фридрих-Вильгельм уже считал себя обиженным и обманутым русским двором, посеять в его уме сомнение в очередных обещаниях русской императрицы не составляло никакого труда. Король изначально был настроен недоверчиво ко всему, что станет излагать ему посланник Анны Иоанновны. К тому же импульсивность и упрямство, с которыми Левенвольд взялся за дело, ещё больше настроили Фридриха-Вильгельма на сопротивление.
И Ягужинскому достаточно было лишь не вмешиваться и не пытаться ни в чём разубедить короля, чтоб оправдать доверие Бюрена и полученную от него сумму денег.
Впрочем, деньги тут были ни причём. Главной мотивацией для Ягужинского послужило обещание фаворита походатайствовать об его возвращении к петербургскому двору! Павлу Ивановичу осточертела скука прусского дома, где он, страшно признаться, от отсутствия развлечений, стал уже находить удовольствие в семейном кругу, нянькая новорожденную дочь и слушая глупую болтовню супруги Анны Гавриловны.
Таким образом, Левенвольд-старший убрался восвояси ни с чем. Прусский король оставил за собой право хранить нейтралитет в отношении дележа полькой короны. Артиллерийские русские полки продолжали двигаться к Данцигу в обход прусских территорий. Миних оставался под стенами осадного города без достаточного количества людей и орудий.
Зато Бюрен вернул себе надежду, что к его скромному имени однажды добавится герцогский титул! А заодно вкусил удовольствие от того, что «надрал уши» Остерману.
А Ягужинский набрался терпения в ожидании обещанного приглашения в Петербург.
Польша
Миних, совместно с генералом Ласси, равномерно распределил имеющиеся полки по западному берегу Вислы от Данцига до Балтийского моря. Определил выгодные позиции для траншей и редутов. И в течение месяца осадная армия создала обширные военные укрепления около стен города.
Вот только жители Данцига до сих пор не видели в русских серьёзной угрозы. В городе располагался постоянный гарнизон численностью более двадцати четырёх тысяч солдат. И со смотровых башен города полякам было видно, что противник не превосходит их, ни числом воинов, ни количеством орудий. Да и съестных запасов на складах было более, чем достаточно.
К тому же, несмотря на осаду, у них сохранился выход к Балтийскому морю. С северной стороны Данциг сообщался по реке с крупным фортом Вайхзельмюнде. Оттуда по реке регулярно приходили мелкие суда, обеспечивая связь и доставляя припасы.
Русские, заняв высоты на левом берегу, старались расстреливать корабли, идущие в Данциг. Но, поскольку пушек у них было не много, полностью потопить корабль удавалось редко. Поэтому, хоть и с ущербом, но судна всё же прорывались сквозь линию обстрела и поставляли в осаждённый город порох, гранаты, муку и прочие необходимые предметы.
Наблюдая из укрытия, как солдаты обстреливают очередное судно, движущееся к городу, Микуров радостно хлопнул Ваньку по плечу:
– Лопух! Я знаю, как пробраться в Данциг!!!
Миних привёл друзей в штабную палатку:
– Ну? Рассказывайте, что надумали?
– План таков, – начал Микуров, – Необходимо сосредоточить все имеющиеся мортиры ближе к береговой линии в одном месте.
– Зачем?
– Для того, чтоб в следующий раз, когда разведка донесёт о том, что очередной корабль вышел из форта в направлении Данцига, атаковать его огнём и обязательно захватить вместе с командой!
– Так.
– Думаю, лучше всего, это сделать вот здесь, – и Василий указал место на карте как раз напротив острова Хольм.
Миних внимательно посмотрел на указанное место и, подумав, кивнул:
– Допустим. А дальше?
– В самый разгар боя, я в одежде польского крестьянина, незаметно зайду в реку, – продолжал Василий, – Проплыву под водой и вынырну возле борта корабля. Сделаю вид, что я – член корабельной команды и вплавь брошусь к польскому редуту на остров Хольм. Уверен, польские солдаты должны будут подобрать «своего», видя, как тот чудом спасся при захвате корабля противником!
– Та-ак, – удовлетворённо потёр подбородок фельдмаршал.
– Ну, а спасшим меня солдатам скажу, что я – помощник мукомола с мельницы из деревни Лангфурт. Зовут меня Вацлав. И будто я приставлен хозяином в сопровождение груза из десяти мешков муки, что были на корабле. Уверен, мне поверят; никто не знает этих мальчишек, работающих на деревенских мельницах. На острове меня, конечно, не оставят и переправят в Данциг. И вот я – у цели!
– Неплохо придумано! – похвалил Миних, – Очень неплохо!!
– Только непременно нужно проследить, чтоб с атакуемого корабля никто не сбежал. Иначе моя легенда рассыплется в прах.
– Уж об этом я позабочусь! – пообещал фельдмаршал и обернулся к Лопухину, – Ну, а как быть со связью?
– Всё продумано, Христофор Антонович, – заверил его тот, – В ходе тщательных разведывательных маневров, выявлено, что наилучший способ для сообщения – восточная стена города.
– Это почему?
– Там меньше всего польских охранников. Это оттого, что там местность болотистая и непригодна к атакам противника и размещению орудий, – пояснил Иван.
– Молодцы, – подивился Миних, – Отличные наблюдения.
– Мы выяснили, что ночью вся охрана восточной стены располагается только в сторожевых башнях. И, зная тропинку на болоте, в одиночку можно пробраться к стене незамеченным! – и на вопросительный взгляд фельдмаршала Ванька добавил, – Для убедительности мы уже проделали это несколько раз.
– Каков план передачи сведений?