За синим пламенем свечи. Часть 2. Эксидорская невеста

После мойки посуды Эфиминия вручила Таньке ведро, кочергу и веник с совком.

– Идём, покажу тебе печи. Твоя обязанность – чистить их каждое утро после завтрака. А золу будешь высыпать на задний двор.

При дневном свете замок Эксидор выглядел чуточку привлекательнее. Следы его былой роскоши были ещё заметны. Танька по пути с интересом разглядывала огромные люстры, завёрнутые в ткань, остатки красивой мебели, цветные витражи и инкрустированные детали интерьера под толстым слоем пыли.

Они прошли через несколько комнат и оказались в длинном коридоре, стены которого украшала череда портретов в тяжёлых позолоченных рамах. Танька, задрав голову, рассматривала проплывающие мимо лица мужчин и женщин в диковинных нарядах. Предпоследним в этой веренице оказался портрет властителя Эрджеральда и замыкающим – изображение юной девушки в полный рост. Танька невольно остановилась:

– Чей это портрет?

Кухарка неожиданно остановилась и с умилением посмотрела на картину. Голос её сделался трогательным и дрожащим:

– Это Эстуэль. Наша бедная девочка. Красавица.

И она краем передника вытерла слезу.

Танька пристальнее вгляделась в портрет дочери правителя. Ничего особенного. Девица примерно её же возраста, с точно такими же огненно-рыжими крупными кудрями, распущенными по плечам. В белоснежном платье с букетиком белых цветов, которые она нежно прижимала к груди.

– А где она сейчас?

Эфиминия в раз переменилась и сделалась снова строгой и суровой:

– Это тебя не касается!! Чего встала? Пошевеливайся!

Обозначив фронт работы, Эфиминия удалилась на кухню. Печей в замке оказалось не мало; к счастью не все они использовались – и чистке подлежали только те, что разжигались для обогрева жилых помещений на ночь. На первом этаже размещалась прислуга. Рядом с кухней, на женской половине, к жилищу кухарки (где теперь проживала и Танька) примыкали комнаты горничной Эзл и прачки – все три помещения обогревала одна печь, выходящая заслонкой в коридор. Камердинер и дворецкий проживали в другой половине этажа; там тоже была одна печь на две комнаты. Ещё одну пришлось затопить из-за временного размещения с ними по соседству раненого Эвар-Си.

Танька узнала, что угольщик с водоносом и поварята не ночуют в замке, а лишь приходят сюда на службу. А садовник живёт в отдельном домике в конце сада.

На втором этаже замка действовали три печи. Одна из них обогревала ночью покои правителя, другая – комнаты, в которых размещался дипанарий Элчиритас. Третья располагалась в стене возле лестницы, ведущей на третий этаж. Что за помещения она отапливала, было неясно. И Танька из любопытства, прокралась по лестнице наверх и упёрлась в одну – единственную дверь.

Приложила ухо – тишина. Но, едва она повернулась, чтоб уйти, как дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возникла грозная фигура служанки по имени Эви, той, что утром не стала завтракать вместе со всеми, а молчаливо нагребла себе каши и ушла.

Её появление было столь внезапным, что Танюха с перепугу, едва не свалилась со ступенек. Да и вид у служанки был, мягко выражаясь, недоброжелательным.

– Чего тебе нужно? – спросила Эви.

Гголос у неё оказался глухим и сиплым, точно она простудилась.

– Н-ничего, – пролепетала в ответ Танька, отступая в страхе назад, – Я чищу печи.

– Печь вон там, под лестницей! – сообщила она и захлопнула дверь.

Ведро, доверху наполненное золой, Танька вытащила на задний двор. И остановилась, чтоб оглядеться и понять, куда следует высыпать печной хлам? Увидела кучу спрессовавшейся золы возле высокого забора, отделяющего задний двор от сада, и уверенно пошла туда.

Подойдя ближе, она услышала чьи-то голоса за забором.

– Значит, завтра на рассвете? – тихо сказал мужчина.

– Да. Две по три, – ответила женщина так же негромко, и добавила, – И, пожалуйста, скажи, чтоб фазана не трогали.

По метнувшимся теням в щелях забора стало ясно, что собеседники разошлись. Один исчез сразу, а другой торопливо пошёл вдоль забора. Танька проследила за ним глазами и увидела, как из-за забора вышла горничная Эзл.

Она тут же столкнулась взглядом с Танькой. На какое-то мгновенье будто растерялась. Но затем, гордо вскинув голову, прошла мимо и скрылась в замке.

После обеда, когда вся посуда была перемыта, Эфиминия недовольно оглядела Таньку с ног до головы:

– Ходишь, как пугало в этом фаталанском гвардейском костюме! Смотреть тошно!

– У меня больше ничего нет.

Кухарка покусала губы:

– Из моих вещей тебе тоже вряд ли что подойдёт, – и окликнула горничную, – Эзл! Может, найдёшь в своих закромах какое-нибудь платье нашей новой прислуге?

– Вот ещё! – огрызнулась та, – Нет у меня ничего лишнего. Сама в обносках хожу!

И, подхватив, корзину с выстиранным бельём, ушла на задний двор.

Кухарка вздохнула. И вдруг, вынула из кармана передника кожаный мешочек, отсчитала из него три монетки и сунула их новой помощнице в ладонь:

– Вот что! Ступай-ка к старьёвщику, да купи себе какое-нибудь платье!

– Хорошо! – обрадовалась та.

– Эй, – прищурилась кухарка, – Смотри! Не вздумай сбежать! Я сейчас велю, чтоб Эйб-садовник тебя сопровождал!

– Не надо, – доверчиво произнесла Танька, – Не волнуйтесь. Не сбегу.

На рынке оказалась только одна лавка старьёвщика. Хозяин скептично поглядел на монеты в руке покупательницы, и вытащил из груды тряпья какой-то поношенный балахон цвета сухой полыни.

– Что это? – скривилась Танька.

– Это то, что я могу предложить за те деньги, что у тебя есть! – сообщил он.

– Н-да… И чем это лучше моего мундира?

– Привет, красавица! – услышала она за спиной радостный бас и обернулась.

– Бэрт! Я так рада тебя видеть!

– Решила принарядиться?

– Да вот. Не знаю. Как тебе? – она показала ему предложенную старьёвщиком хламиду.

– Уф! Ничего страшней не видел! – скривился Бэрт.

Продавец обиженный, забрал балахон назад:

– А что ты хотела за три медных монеты? Платье из бархата с золотой отделкой?!