Это даже перечеркивало мою обиду на Сафина за то, что он не поздравил меня с днем рождения, и еще за то, что свой день рождения я провожу именно так впервые в жизни.
Утром я проснулась с чувством удушающей горечи. Во-первых, мне исполнилось 39 лет. Во-вторых, я была абсолютно одна в чужом городе. В-третьих – ни праздника, ни подарков не планировалось ни от кого. Я поплакала немного, со злости отказалась от завтрака и поплелась в душ. Горячая вода немного привела меня в чувство. Когда я вышла из душа, позвонили мама и сын. Я крепко держалась и со всей злобой велела себе не плакать.
Вирг Сафин позвонил в три часа дня.
– Привет, моя любовь. Как ты? Хорошо спала? А я только что проснулся и сразу звоню тебе. Знаешь, ты мне снилась.
– И в каком виде? – уточнила я.
– Увидишь… – Сафин хмыкнул, – сегодня же ночью. Если, конечно, ты не против. Сегодня ночью ты будешь со мной. После всего этого… Этого балагана хренова…
Сафин выругался, а я даже вздрогнула от неожиданности. Это же его праздник. Почему так?
– Конечно… (мат), не хочу (мат)… (очень много мата) хреновы… Черт бы их побрал (мат)…
– Тогда зачем ты это делаешь? Зачем тратишь такие деньги, ведь ресторан дорого стоит.
– Положение обязывает. Я не хочу, но должен это делать. Иначе никак нельзя. Я занимаю положение в этом обществе, и, если хочу и дальше быть звездой, должен жить по его законам. Ты со временем поймешь. Поймешь, что все это ложь, мишура. За всем этим ничего нет. И Вирг Сафин, которого ты увидишь в ресторане сегодня, не имеет ничего общего с настоящим, со мной. Я другой. И жизнь у меня другая. Поэтому я привез тебя. Ты будешь моя тайна, понимаешь?
– Честно говоря, не совсем, – растерялась я.
– Ничего страшного. Со временем ты поймешь. Будет тяжело, но поймешь.
– Я постараюсь. Ради тебя, – вдохновенно вздохнула.
– Вот и прекрасно. Вызови такси. И прочитай адрес, который на пригласительном. Жду в ресторане. Целую, любовь моя. Встретимся там.
И все – отбой. Он назвал меня своей любовью. Он признался в сокровенных мыслях, и я чувствовала, что он говорит искренне. Он не поздравил меня с днем рождения. Он даже не вспомнил об этом. В ресторан я добралась сама, на такси.
Сколько времени прошло, я не помнила. Похоже, было начало одиннадцати, когда в зале вдруг возникло серьезное оживление. И в дверях, на входе, появился Вирг Сафин. Он был прекрасен.
Он шагнул в центр зала ресторана, но был не один. Сафин крепко за талию обнимал красивую высокую девицу лет двадцати с роскошными длинными черными волосами, миндалевидными черными глазами и повадками профессиональной модели. На ней было красное мини-платье, выставлявшее напоказ почти всю грудь. Словом, роскошная современная девица.
Вирг Сафин крепко обнял ее за талию и притянул к себе. Девица прильнула к нему, положив голову на плечо, жадно глядя на него похотливыми, алчными глазами. Они остановились в самом центре зала, поглощаемые взглядами всех присутствующих. Все смотрели на них так, словно взглядами пожирали заживо.
Только теперь я поняла, что в зале полно журналистов. Включились камеры, вверх потянулся лес рук со всевозможными гаджетами, снимающими, записывающими, втягивающими в себя мельчайшие частички Вирга Сафина. Одно только его появление спровоцировало, зажгло эту истеричную пресс-конференцию. Меня, разумеется, оттеснили назад, но и слышала, и видела я достаточно хорошо.
Сафин смачно поцеловал девицу в губы. У журналюг буквально началась истерика, и камеры, и гаджеты раскалились. Происходило что-то невообразимое: настоящий цифровой, информационный пожар!
Закончив целовать и лапать девицу, Сафин в картинной позе повернулся к журналистам:
– Итак, сенсация, которую вы все ждали. Впервые я решил официально представить мою девушку. Снимайте и записывайте: это моя девушка Алима. Моя королева и моя жемчужина Востока. Алима профессиональная модель и приехала для съемок в Киев три часа назад. Мы вместе уже второй год, и наконец решили прекратить скрывать наши отношения. Я объявляю всему миру о том, что на сегодня моя девушка – Алима. Она же королева и хозяйка сегодняшнего вечера.
Сочинительницы любовных романов тут же изошлись бы, наверное, в истерике, описывая меня и мое состояние, когда я стояла за всей этой толкающейся толпой.
Но ничего такого не произошло. Ни-че-го! Окруженные этой бешеной толпой журналистов, Сафин с девицей отправились к одному из столиков. Где-то рядом со мной промелькнули торжествующие, горящие злым торжеством глаза Алекса. Больше на меня никто никакого внимания не обращал.
Я решила уйти, но немного подумав, осталась. Дело было не так в том, что мой уход сделал бы меня посмешищем в глазах Алекса, а в том, что я не хотела уходить вот так, молча, тайком, такой оплеванной, как бы подчеркивая, что все это задевает меня со всех сторон. И я осталась.
Присев за один из столиков, взяла закуски, шампанского, пила и ела, как будто ничего особенного не произошло. Я даже улыбалась, отвечая на заигрывания какого-то мужика, сидевшего напротив.
Но все это время я чувствовала себя так, как будто и с моего лица, и с моего тела заживо сдирали кожу, а на всем моем теле (и снаружи, и внутри) не осталось живого места. Теперь я прекрасно понимала, что снять кожу заживо – самый чудовищный и мучительный вид казни. Именно так я себя чувствовала.
Когда первый болевой шок прошел, я впала в какую-то странную кому, в которой плыла, как в тумане, мало понимая и мало чувствуя, не видя ничего, даже окружавших меня лиц.
Люди тоже проплывали, как в тумане. Теперь это были призраки, окружавшие меня со всех сторон. И, как всегда бывает с призраками, я чувствовала во всем теле странный, противоестественный холод. Могильный.
Конечно, сразу я не смогла сфокусироваться на лице Сафина. Он все еще, как и другие, проплывал мимо меня в этом беспросветном тумане. Потом стали вырисовываться общие черты: дорогой костюм, лицо, пустые глаза, и, наконец, слова. Мне вдруг показалось, что он повторяет их, как на старой заезженной граммофонной пластинке. Странное сравнение… Я никогда не видела граммофон, да и никаких пластинок уже нет, но оно не даром пришло мне на ум. Наверное, я слишком хотела попасть в другую эпоху, где нет ни пиара, гаджетов, интернета, гламура, ночных клубов, этого маразма. И где Вирга Сафина тоже нет.
Я задумалась, чтобы уйти… И снова меня остановило одно важное обстоятельство – маленькая золотистая коробочка, перевязанная ярко-красной лентой – мой подарок Сафину. Я поклялась самой себе, что обязательно его вручу. Маленькую коробочку я спрятала в сумке, и даже сквозь кожу дорогой вечерней сумочки она обжигала мои руки.
Я во что бы то ни стало должна была дождаться вручения подарков и вручить Сафину то, что принесла – в этом был смысл. А пока… Я уставилась в зал, где с видом победителя расхаживал невероятно красивый Сафин, чокаясь с гостями бокалом с шампанским, к которому он даже не прикоснулся.
Про себя я отметила, что в личности Вирга Сафина есть два странных обстоятельства, о которых вряд ли кто-то догадывается. Во-первых, он никогда не пользуется лифтами. Во-вторых, не выносит алкоголь на каком-то патологическом уровне и ненавидит (в буквальном смысле слова) употребляющих его людей. Почему?
На какой-то короткий период времени я задумалась об этом, но потом все мои мысли улетели, и я не видела никого, кроме расхаживающего по залу Сафина. Он не пил шампанское, он улыбался, не разжимая губ, был холоден и надменен, как неограненный алмаз, который стоит так невероятно дорого, что все боятся к нему прикоснуться. Он оставил свою модель за столиком и перестал обращать на нее внимание.
Он был один. Абсолютно один.
Глава 8
Это случилось несколько дней назад. Я увидела мой будущий подарок Виргу Сафину в небольшом магазинчике на Петровке. Прошла всего несколько шагов, как буквально наткнулась на небольшой магазинчик эзотерических товаров с интригующим названием «Колдун». Всю жизнь терпеть не могла мистику и никогда не верила в приметы. И в магазинчик, подобный этому, я не зашла бы никогда в жизни, если бы не одно обстоятельство.
В окне витрины среди прочих забавных вещиц мой глаз наткнулся на вещицу, очень похожую на найденный мною медальон и на медальон, который я видела на шее Вирга Сафина – кельтский крест. Более того, подобные кельтские кресты были нарисованы в четырех углах окна этого магазинчика. Пораженная странным совпадением, я вошла.
В магазинчике было сумеречно и холодно, пахло экзотическими пряными благовониями, от чего стоял воздух был тяжелый. За прилавком перед ноутбуком сидел парень лет 25-ти с поражающей внешностью – абсолютно лысый. На его лысом черепе блестела какая-то ярко-зеленая татуировка. Его пышная черная борода, спускавшаяся ниже шеи, закрывала всю нижнюю часть лица. В ушах были тяжелые металлические серьги-круги из обычного железа. Несмотря на холодный ноябрь, он был в летней черной футболке. Руки же его в сплошную были покрыты разноцветными татуировками, в которых ярче всего выделялись три цвета: черный, красный и зеленый.
Мое появление в магазинчике оповестило приветливое звяканье колокольчиков. Парень оторвался от ноутбука и уставился на меня. Слава Богу, глаза у него были человеческие, нормальные без татуировок.
– Привет, – сказал парень густым басом, – хотите подобрать крутой талисман?
– Нет, – вздохнула я, сама не понимая, что хочу.
– Тогда осматривайтесь, – парень кивнул, как будто все понял, и сказал, – можете не спешить.
– Я… Я вошла потому, что… у вас в витрине… Понимаете, я увидела у вас в витрине один медальон, и еще такие же знаки на стекле, и…
– И этот медальон вас позвал?
– Не совсем. Этот знак… Это же кельтский крест?
– Совершенно верно. Кельтский крест.
– И этот медальон продается?
– Разумеется. Только это не медальон, а талисман. Зачем он вам?
– Один человек… носит такой знак. И я подумала, что это хороший подарок.