Тень «Райского сада»

– Прачечная, – пояснил Андрей, как бы извиняясь. – Теперь направо. Дальше – кухня.

– Почему же вонь такая? – не выдержала Зина.

– Господи, да ты ведь сама понимаешь, что у нас за пациенты, – горько усмехнулся он. – Многие годами гниют в собственных испражнениях. Помнишь картину по клинической шизофрении?

– Нет, – Зина удивленно покачала головой.

– Ладно, забудь. Персонала не хватает, – коротко сказал Андрей.

Он открыл незапертую дверь, которой заканчивался коридор, и они оказались в месте, похожем на настоящую тюрьму. По обеим сторонам коридора двери были под густыми стальными решетками, и такими же решетками заканчивался каждый отсек коридора.

– У меня универсальный ключ – пропуск, – произнес Угаров. – Я сделаю тебе копию.

– Кого здесь держат? Это же тюрьма! – Зина не смогла сдержать возгласа – было сложно испытать больший ужас, представляя, кто находится здесь, за запорами.

– Хуже, – вздохнул Андрей. – Значительно хуже. Из тюрьмы можно выйти. Отсюда – уже нет. Здесь находятся без прошлого, без будущего, без мозга… – почти шепотом закончил он.

– Электрошок? – воскликнула Зина, начиная понимать.

– И это тоже, – кивнул он. – Это самое страшное отделение. Оно для пожизненных.

Андрей помолчал.

– Вон за той дверью – женщина, которая утопила в ванне троих маленьких детей. А рядом – женщина, которая сожгла в духовке своего годовалого сына заживо. Это больше не люди. Зачем выходить таким?

– Я думала, здесь не держат пожизненных, – растерялась Зина.

– Их действительно переводят в другие места. Но не всех.

Жирная наглая крыса, переваливаясь, неспешно перешла им дорогу и протиснулась в отверстие у стены под тюремной решеткой.

– А еще те, кого привозят к нам под номерами, – Андрей говорил глухим шепотом, так, что Зина едва различала слова. – Ты понимаешь, о чем я… И они тоже не должны выйти. Так, мы почти пришли. Запоминай.

Они дошли до самого конца коридора и остановились у последней двери, как и все остальные, забранной густой решеткой. Оттуда не доносилось ни звука.

Глава 3

Андрей открыл дверь очень быстро, предварительно оглянувшись в даль пустынного коридора. Там никого не было. Замок щелкнул. Он отодвинул в сторону решетку, и Зина замерла, не поверив своим глазам.

– Да входи же! – Андрей легонько подтолкнул ее в спину. – Здесь стоять нельзя.

И, наслаждаясь страшным эффектом, со своей привычной долей мстительности, знакомой ей по еще прежним годам, добавил:

– А ведь я тебя предупреждал!

Зина, не помня себя, вошла внутрь, двигаясь словно во сне. За всю свою жизнь, за всю свою врачебную практику ей не доводилось видеть ничего подобного! Кровь даже не леденела в жилах – она просто застыла, полностью остановив свой ход.

Комната – келья – камера, как ее назвать, Зина не знала, была обставлена с той страшной аскетичностью, которая всегда является неотъемлемой частью тюрем и больниц. Узкое пространство было полностью занято металлической койкой, придвинутой к стене. Она была застлана грязной простыней, которая сползла в сторону, обнажая старый, рваный матрас в пятнах. Ни подушки, ни одеяла не было. Вместо этого были отчетливо видны кожаные ремни – кандалы для рук и для ног, прочные и страшные путы, которыми пристегивают пациентов в психиатрической больнице. Ни умывальника, ни тумбочки не было. Стены были обиты мягким материалом – безопасность для буйных плюс звукоизоляция. Впрочем, пациент, который находился в палате, не нуждался ни в звукоизоляции, ни в кожаных ремнях.

На самом краешке койки неподвижно сидел… ребенок. Это был мальчик не старше десяти лет, светловолосый, славянской внешности. Он был такой худенький, что острые косточки плеч проступали сквозь больничную пижаму. Страшное, угнетенное состояние ребенка просто бросалось в глаза!

Он был абсолютно неподвижен. Широко раскрытые глаза, похоже, ничего не видели, несмотря на то что были открыты и уставлены в одну точку. Рот полуоткрыт, из безвольных, вялых и онемевших губ стекала уже где-то подсыхающая струйка мутной слюны. Все черты его лица были искажены страшной гримасой. Это было выражение дикого, чудовищного, просто вселенского испуга, который поразил этого маленького человека как удар! Люди суеверные и простые с воплями бросились бы прочь от этой жуткой гримасы, крестясь и крича про дьявольщину. Но Зина как врач моментально определила, что лицо ребенка было искажено судорогами, от которых онемели мышцы, потому и появилась на его лице такая страшная гримаса, означающая вселенский страх.

Руки ребенка безвольно лежали на коленях пальцами вверх. Они были скрючены, как птичьи когти. Вся поза и положение рук были для человека в нормальном состоянии жутко неудобны, так нельзя было бы долго просидеть на одном месте. Но мальчик был неподвижен. Ступни его ног были вывернуты наружу пятками, как будто он страдал плоскостопием. Было ясно, что это последствия судорог. В комнате стоял характерный тяжелый запах. Зина поняла, что ребенок испражняется под себя.

– Долго он сидит… так? – Голос ее дрогнул.

– Его привезли таким, – отозвался Андрей. – Он в ступоре. Но я никогда не видел ступора у ребенка. Потому тебя и позвал.

Она подошла ближе, попыталась распрямить мальчику пальцы и вернуть его руку в нормальное состояние. Пальцы были твердыми и холодными на ощупь. Ей это почти удалось. Но едва она разогнула последний палец, пытаясь вывернуть кисть, как рука ребенка вернулась в прежнее состояние – к той самой неудобной позе.

Ступор. Зина видела только картинки на эту тему в медицинском учебнике по психиатрии, но ей никогда не приходилось наблюдать живого, реального человека в таком состоянии. Мистики назвали бы его промежуточной остановкой между двумя мирами – человек еще не умер, но назвать его живым не было никакой возможности.

Она стала лихорадочно вспоминать то, что читала когда-то о психиатрическом ступоре – это один из видов двигательного расстройства, представляющий собой полную обездвиженность с ослабленными реакциями на раздражение, в том числе и болевое. Обязателен мутизм – немота. Полное отсутствие каких-либо реакций, отказ от коммуникаций. Больной ступором не разговаривает, может долго не питаться, не соблюдает гигиенических норм, сидит на одном и том же месте, в одном положении, придерживаясь часто неудобной, противоестественной позы, невозможной в нормальном состоянии. При попытке изменить позу тут же возвращает ее обратно. Сознание полностью отключено.

Зина повернулась к Андрею:

– Это действительно ступор? Какие симптомы?

– Сознание отключено – полное помрачение. Абсолютная неподвижность. Мутизм.

– Но есть слюнотечение.

– Слабое. Повышенный тонус мускулатуры. Угнетенность рефлекторных реакций. Полное отсутствие вербального общения. Не слышит, не говорит. Также полное отсутствие болевой чувствительности – боли не испытывает и ничего не почувствует, хоть порежь его на куски. Абсолютно не реагирует на внешние раздражители – на изменение температуры, звуки голоса, шум. То есть все, как описано в учебнике, то, что ты сейчас вспоминаешь про себя!

Зину всегда поражала странная способность Угарова словно бы читать мысли. Это изучение потаенных мыслей людей и умение считывать по ним тайную информацию он когда-то считал залогом своего успеха.

– Когда его привезли, он лежал, был неподвижен. Похоже, ему искусственно пытались закрыть глаза. Я даже решил, что у него сопор! Помнишь еще, что такое человек в сопоре?

– Смутно.

– Сопор – это когда сознание отсутствует, и человек выглядит спящим. Похоже на глубокий сон! Но сопор – это не самостоятельное заболевание, а свидетельство нарушения работы головного мозга, вызванное какими-то серьезными причинами. Глубокая черепно-мозговая травма, поражение мозга, отек мозговой ткани… При углублении состояния сопора развивается кома. Сопор – это промежуточное состояние между оглушением и комой. Но здесь не было ничего подобного! Через какое-то время, когда его отвязали и оставили у меня на кровати, он моментально попытался сесть, а затем и сел так. Было ясно, что работа мозга не нарушена, и это не сопор. Я стал исследовать и понял, что поражения мозга нет. Значит, ступор. А ведь это намного хуже!

– Почему хуже? – нахмурилась Зина.

– Потому, что полный перечень причин, приводящий к ступору, в современной психиатрии до сих пор не изучен.

– Но подозрения есть?

– Черепно-мозговая травма, состояние болевого шока. Психологическая травма, психологический шок, когда человек стал свидетелем чего-то невероятно страшного, того, чего его психика просто не выдержала. Ну, дальше уже в фантазию можно зайти, не в медицину. Может быть последствием серьезного инфекционного заболевания или полной интоксикации организма! Но первой, конечно, подозревают травму головы.

– Ты осмотрел? Были раны на его теле, на голове? – настаивала Зина.

– Осмотрел тщательно, буквально с лупой каждый сантиметр тела. Никаких травм на его теле нет. Ни ран, ни царапин, ни застарелых синяков или ушибов, или ссадин непонятного происхождения – абсолютно ничего! И голова не повреждена. Все чисто. Температура тела, правда, была несколько повышена, когда его привезли, а затем стала быстро понижаться.

– Насколько повышена?

– 37, 6.