От неожиданности у меня подкосились ноги.
– Умер?! Как это – умер?! Когда?!
– Пять дней назад. Он попал в автомобильную катастрофу.
Мне стало совсем нехорошо. Я села (вернее, свалилась) на мягкий диван.
– Но, это невозможно… О Господи… Умер… Вы хотите сказать, что его убили?!
Ничего не ответив, девушка отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы.
– Послушайте, я… Я действительно ничего не знала. К Полю Вердену меня привело очень важное дело. Мне сказали, что он единственный человек, который поймет, о чем идет речь. А вы…
– Я была его женой, – девушка решительно повернулась ко мне, – и мы работали всегда вместе. У Пола не было от меня секретов.
Я обратила внимание на то, что она произносит его имя на английский (вернее, американский) манер. Еще до звонка я предположила, что Поль Верден имеет французское происхождение, но девушка явно была не француженкой.
– Хорошо. Я расскажу вам все.
– Я и так знаю, о чем вы хотите говорить. О каньоне.
– Да. О каньоне. И не только об этом. Но прежде – прочтите письмо.
Я встала и направилась к компьютеру. Внимательно все прочитав, она спросила:
– Как вы это получили?
– Совершенно случайно! – я рассказала подробности.
– Почему вы?
– Я не знаю. Автор письма посчитал, что я смогу. Теперь я и сама так считаю. Кажется, я смогу это сделать. У меня появилась определенная цель. Я хочу докопаться до правды…
– У вас ничего не получится.
– Простите?
– Я сказала: у вас ничего не выйдет, поэтому оставьте любую надежду на успех. Даже Пол не рассчитывал дойти до конца, а он был очень хорошим журналистом. Что бы там ни было, в этом проклятом каньоне, оно убило Пола. В последние дни он говорил, что это может его убить… А я не принимала его слова всерьез…
– Как он умер?
– Его машина столкнулась с грузовиком. Это произошло в самом центре города, на кольцевой дороге. Пол возвращался со встречи с одним депутатом, речь шла о политической информации (что-то типа обязательного интервью, нас обязывают делать такие вещи). Было двенадцать часов дня. Пол сам был за рулем. На встречную полосу выехал грузовик. Потом выяснилось, что водитель грузовика был пьян… Они столкнулись лоб в лоб. Пол умер на месте… Ваши власти постановили, что это был несчастный случай. Столкновение произошло по вине пьяного водителя грузовика… Но я так не думаю. Я не считаю это случайностью. Я думаю, что все произошло из-за того, что Пол занимался расследованием, связанным с каньоном. Его похоронили дома, во Франции, на семейном кладбище в пригороде Лиона, откуда он был родом. Вчера утром я опять вернулась в вашу страну. Я приехала, чтобы продолжить его работу. Сделать то, что он не успел. И я даже рада, что появились вы. Вместе у нас будет больше возможностей выяснить хотя бы что-то. Если не узнать истину, то хотя бы приблизиться к ней.
– Я обещаю вам это сделать.
– Хорошо. Если вы хоть что-то узнаете, если вам удастся распутать хоть часть истории (хотя на это я даю один процент из ста) и вы сможете представить любые доказательства (пусть даже из тех, что не станут рассматривать в суде), я гарантирую вам постоянное место в «Тарквелл-пресс», если это вас интересует…
– Еще как интересует!
– Хорошо, – девушка улыбнулась впервые с начала нашей встречи, – честно сказать, я не смотрю вашу передачу, она кажется мне глупой. Но, если вам удастся проявить себя с другой стороны, я буду рада предоставить вам возможность изменить свою жизнь. Я сделаю это ради Пола. Теперь, после того, как мы с вами обо всем договорились, вы можете начинать прямо сейчас.
– Если честно, я все время думаю только о полученном письме. Об этой истории. Может быть, вы мне расскажете, хотя бы немного, о том, что сумел найти Поль? Что он искал? Что ему удалось узнать? Чем он занимался, особенно в последние дни своей жизни? С кем встречался? Куда звонил? Ездил ли он в N-ский музей?
– Вы задаете мне так много вопросов и мне очень жаль, что я почти ничего не могу вам ответить. Не потому, что Пол мне не доверял, а потому, что ему удалось узнать очень мало. Начну с последнего вопроса. Пол ездил в музей-заповедник того маленького городка только один раз. А вот в самой области он побывал дважды. В первый раз его поездка была для рядового репортажа о провинции: что-то о развитии местного кустарного производства, о сохранении и расширении культурных традиций, о том, как местный замок был восстановлен практически из руин и превратился в приличный музей. Он поехал брать интервью у директора музея. Вот тогда, в этой первой поездке и произошло что-то, что очень изменило Пола. Это случилось во время беседы с директором. Тот рассказал ему что-то такое, от чего Пол буквально сошел с ума. Он забросил все свои дела и остался в N-ске на лишние пять дней, чем очень удивил и меня, и руководство нашего агентства. Дело в том, что именно в это время должен был приехать директор и владелец компании, мистер Тарквелл, и пропустить эту встречу Полу было практически невозможно. Встреча с генеральным директором была важна для карьеры Пола и он ждал ее несколько месяцев, ожидал с нетерпением! Когда я узнала, что Пол решил пропустить эту встречу, то очень удивилась. Мой муж не был легкомысленным человеком, наоборот, он всегда относился чересчур серьезно и к жизни, и к своим обязанностям, и даже ко мне.
Но, Пол сделал личный звонок мистеру Тарквеллу домой и сказал, что готовит самый сенсационный репортаж из всех, которые когда-либо выходили в агентстве. Мистер Тарквелл удивился, ничего не понял, перезвонил мне, но я ничего не смогла объяснить. Я только ответила, что если Пол посчитал нужным отменить встречу, значит, у него были очень веские причины. Сама я так не думала. То, что Пол отменил встречу с боссом, было для меня огромной неожиданностью. Все, что я знала о материале, который он собирает, это то, что в течение пяти дней в маленьком городке N-ске Пол вместе с директором музея ездят в каньон и даже ночуют там. Зачем? Этого Пол не объяснил. Очевидно, они не нашли то, что искали, потому, что Пол вернулся очень разочарованный и сказал, что сенсационный материал оказался сплошной ерундой.
Мне он рассказал только то, что директор говорил о каком-то незаконном любительском проекте, который будет иметь очень плохие последствия. После того, как директор отказался от сотрудничества с ними, эти люди (связанные с проектом) стали его преследовать и даже угрожать жизни. Но проект оказался ерундой, он не увидел доказательств. Еще Пол сказал очень странную вещь о том, что белые цветы все время оставались белыми – такими, как и должны быть. Мне даже показалось, что он немного повредился в уме. Фраза была уж очень странной… А он еще все время ее повторял… Я спросила о подробностях, но Пол вдруг резко прекратил разговор на эту тему. Больше он мне ничего не рассказывал и постепенно я совсем забыла об этой истории. Но, однажды, Пол услышал по телевизору в выпуске новостей о том, что директор музея исчез. Он сорвался с места и на следующий же день бросился в N-скую область. Там он находился недели две. Вернулся злой, разочарованный и очень грустный. Сказал, что директор музея Алексеев уехал в Грецию и бросил семью. Что его исчезновение – ложь, и оно совсем не связано с тем делом. Когда я начала приставать к нему с категорическим требованием подробностей, он ответил, что хочет меня защитить от непроверенных страшных слухов, от фантазий ненормальных людей, которые выдумали себе на голову всякие глупые вещи и могут им следовать.
В общем, мне практически ничего не удалось узнать. А за день до своей смерти Пол получил письмо. Адрес отправителя отсутствовал, но штамп был из той самой области. Это был диск с вырезанными цветами – точь в точь, как у вас. На нем было записано электронное письмо. После того, как Пол его прочитал, он срочно заказал билет на поезд в N-ск, куда должен был выехать на следующий день, сразу после дежурного интервью у депутата. Пол хотел выехать сразу, но встреча с депутатом была слишком важной (у мистера Тарквелла были связанные с этим финансовые интересы), и Поль не мог ее отменить. Я устроила скандал и потребовала поехать с ним в тот городок. Наконец, он сдался и заказал мне билет. Правда, из предосторожности, в другом вагоне. «В конце концов, ты обо всем узнаешь», – сказал мне Пол, – «так будет лучше, если ты увидишь все на месте своими глазами, сама побываешь в каньоне. Если же я расскажу тебе все сам, боюсь, ты мне просто не поверишь».
– «Но ты можешь, хотя бы, рассказать о том, что в письме? Что случилось»?
– «Могу. Цветы больше не белые». После того, как прочитал письмо, Пол уничтожил диск. Вот и все, что я знаю.
– Но хоть о чем-то он говорил?
– Только о каньоне. Ни о чем больше. Пола интересовал только каньон. Но я могу дать вам совет, с чего следует начать поиски. С тех людей, которые преследовали директора музея. Вам нужно узнать, что это были за люди, откуда они и что от него хотели. Кто бы они ни были, именно с них все началось.
Я покинула агентство «Тарквелл-пресс» с тяжелым сердцем. Мне не нравилось все то, что со мной произошло. Как бы фантастично ни звучала история, но необъяснимая смерть Поля Вердена – уже реальность. С первых же шагов я наткнулась на труп. Кому это может понравиться?! В добавок к тому, меня неотвязно мучило одно слово – каньон.
Позже я сидела за компьютером, вчитываясь в текст про каньон. Я не решилась сделать распечатку (и без тщательного изучения бреда у меня хватало своих забот), поэтому предпочла оставить все, как есть в самом тексте. Текст, конечно, был какой-то ахинеей. Я и не думала подобное отрицать. Только вот существовала одна вещь, против моей собственной воли, смущавшая все мои мысли. Я не могла спокойно думать об этом. Пожалуй, со временем я даже примирилась бы с тем, что не могу думать об этом… Если б не… Если б не сам каньон.
Он был мне невероятно знаком. Словно я, действительно, находилась там прежде. Так, как будто я всегда там была, проходя самые невероятные пути. Все всплывало: тучами мошкары, врывавшимися в душный салон машины вместе с оцепенением пустоты, не оставлявшим ничему места. Прежде.
4
Константин Сопиков – автор статьи в центральной газете о сбежавшем директоре музея, напустил на себя важно-пренебрежительный вид, словно я специально вторглась на его территорию. Причем вторглась нагло, не снимая грязных сапог. Мне был неприятен его вид. Было неприятно сидеть с ним в кафе. Но, другого выхода не было. К тому же, наш столик смотрелся так странно, если не сказать, смешно. Передо мной стояла маленькая чашка кофе со сливками, а перед Сопиковым теснились: блюдо шашлыка с жареным картофелем, три горячих бутерброда и бутылка красного вина. Мне он даже не подумал предложить чего-нибудь съестного. Было чертовски обидно. Дело заключалось, конечно, не в шашлыке (на деньги, которые были с собой, я могла заказать десять таких порций), а в том, что он уселся за столик и сделал заказ, демонстративно игнорируя меня, даже подчеркнул официанту, что второй прибор не потребуется. Разумеется, мне было плевать на его угощение, просто меня покоробило проявление столь «дружеских» и «добрых» ко мне чувств. Он словно говорил мне всем своим видом: «Раз уж ты обратилась по делу, то мы становимся не друзьями, а конкурентами, и здесь нет никакого места реверансам»!
Глядя на Сопикова, который и раньше-то не страдал хорошими манерами, я вспомнила народную мудрость: «хочешь потерять друга, заведи с ним общий бизнес». Я не собиралась заводить с Сопиковым общий бизнес. Просто меня привело к нему дело, случайно оказавшееся общим. И, глупый Сопиков, даже не подозревал, что информация, которой он располагает, имеет большую ценность. Разумеется, я не собиралась делиться с ним этими сведениями. А потому сделала вид, что ничего не замечаю и не понимаю, и спокойно заказала себе маленькую чашку кофе со сливками. Бестактное, грубое поведение Сопикова напрочь отбило у меня аппетит.
– Итак, – сказал Сопиков с набитым ртом, – итак, давай поконкретнее. Что конкретно ты от меня хочешь?
– Я уже объяснила.
– А почему ты считаешь, что я должен делать тебе одолжение?
– Одолжение?!
– Разумеется! Ты просишь меня разгласить конфиденциальную информацию, которая…
– Сопиков!
– Информацию, которую я достал с таким трудом!
– Просмотрев областные газеты в Интернете…
– Да как ты смеешь! – пухлое лицо Сопикова побагровело, – как ты смеешь мне такое говорить! Мы работаем совсем не так, как вы на этом своем ящике! Я никогда не дурил людей! От твоего якобы шоу несет пошлостью и хамством, а ты еще в чем-то пытаешься упрекать меня! Да, твою журналистскую деятельность следует просто запретить в приличном обществе, потому, что ты это общество разлагаешь! А ты еще…