Однажды, когда-нибудь…

– Господи, – почти беззвучно прошептала она, с усилием сглотнув вдруг вставший в горле комок, сильно мешавший дышать, – ну почему, почему и я не умерла тогда, вместе с ним? Зачем, ну зачем я осталась? Для чего?

Она, жалобно всхлипывая, совсем по-детски, заплакала.

Безутешно рыдая, Варька громко шмыгала носом и отчаянно моргала мокрыми ресницами. Казалось, что горе, переполнившее ее до краев, вот-вот вырвется наружу и захлестнет ее уже давно привычной истерикой. Но тут, словно напоминая женщине о несправедливости ее желаний, за дверью соседней комнаты послышались какая-то возня и негромкий детский плач. Варя, тут же смахнув катившиеся по лицу слезы, тревожно прислушалась. «Аська, – мелькнуло в голове, – проснулась, малышка моя. Надо же, тоже не спится ей».

Девочка в соседней комнате что-то капризно говорила, плаксиво растягивая слова. Но уже через мгновение, словно вторя ей, раздался еще один голос, громкий и недовольный, как у человека, которому вдруг помешали спать. Женщина, убрав рассыпавшиеся волосы с лица, улыбнулась: «Сенька… Вот уж кто всегда сладко спит, а тут, смотри-ка, помешали ему!»

Варя, не двигаясь, опять настороженно прислушалась. Вот где-то сердито скрипнула дверь, вот зашлепали по полу торопливые шаги, вот тихий голос мамы, Александры Львовны, что-то проговорил, баюкая и успокаивая вдруг проснувшихся малышей. Ласково и очень тихо мама что-то запела, присев на скрипнувший, давно рассохшийся от времени стул.

Минут через семь все смолкло.

Внезапно опять наступила такая оглушительная тишина, что Варвара даже голову приподняла, стараясь понять, что же там, в детской, сейчас происходит. Но как только угомонившиеся дети тихонько засопели в своих кроватках, шаркающие мамины шаги медленно двинулись в сторону Вариной комнаты. Дверь слегка приоткрылась, и в нее осторожно проскользнула, придерживая на груди старенький цветастый халат, мама. Подойдя к кровати, женщина внимательно взглянула на дочь и, тяжело вздохнув, сделала вперед еще шаг. Постояла, внимательно глядя на дочь, присела на краешек и укоризненно прошептала:

– Ну? Что ты? Опять не спишь?

Варя, чуть улыбнувшись, пожала плечами:

– Нет. Не спится!

Она приподнялась на локте:

– Мама, а ты помнишь, какой сегодня день?

Александра Львовна, тяжело вздохнув, кивнула:

– Конечно, детка. Помню.

Глаза Варьки опять наполнились слезами:

– Кошмар… Я до сих пор в себя прийти не могу! Не верю, что его нет с нами…

Она уткнулась в подушку и опять горько зарыдала.

Александра Львовна печально вздохнула, протянула руку и погладила дочь по голове, совсем как в детстве:

– Ах, Варя, Варя… Доченька! Опять ты за старое! Знаю, все знаю, тяжко тебе… Это горе всю жизнь с тобой будет, но нельзя же только этим жить?! А?! Что ты с собой делаешь?! Не спишь, не ешь, никуда не ходишь… Ты думаешь, это хорошо?

Александра Львовна покачала головой:

– Перестань же, детка, наконец, мучить себя. Ну сколько можно… То, что случилось, беда страшная, конечно, что уж тут скажешь. Но ведь жизнь, Варюша, идет. Слышишь? Идет!

Мама помолчала, словно собираясь с мыслями или что-то вспоминая:

– Знаешь, я каждый день Бога благодарю, что хоть ты уцелела, а ты сама себя убиваешь! Грех это, Варенька, большой грех. Надо жить, доченька! Жить! И опять же дети у тебя… Они же все понимают, чувствуя твое беспокойство и боль, тоже волнуются, плохо спят, плохо едят… Хватит уже, Варюша! Прошедшего не вернешь и не исправишь!

В комнате повисло тягостное молчание.

Варя прикусила губы, чтобы снова не расплакаться, помолчала, глядя в сторону, и, нахмурившись, досадливо прошептала:

– Ой, мама, мама… Опять ты за свое? Перестань! Не надо. Сколько можно? Как ты не понимаешь – это внутри меня, это сильнее меня… Умом я все понимаю, а душа не хочет смириться! Понимаешь? Не хочет!

Но Александра Львовна ласково взяла дочь за руку:

– И все же, Варюша, пойми, так нельзя! Надо пере-листнуть прожитую страницу и идти дальше! Иначе нет жизни! Пойми, все помнят прошлое, но живут настоящим! Нельзя все о прошлом да о прошлом… Не хочешь о себе, о детях своих подумай.

Варвара долго молчала, и только потом, хмуро взглянув на мать, торопливо кивнула:

– Ладно, ладно… Все будет хорошо, мамочка. Я переживу это… Конечно, переживу. Дай только мне время, не торопи. Хорошо?

Видя, что мать по-прежнему печально глядит на нее, Варвара добавила:

– Ну, все, все… Не волнуйся, иди поспи, еще рано.

Александра Львовна тяжело вздохнула, погладила дочь по плечу и, улыбнувшись, прошептала:

– А я сквозь сон шум услышала и бегом в детскую… Ася проснулась, одеяло сползло, вдруг закапризничала, расплакалась, а Сеня в ответ ей как забубнил, как недовольно заворчал… Сразу видно – мужичок! Смешной такой!

Варя, благодарная матери за то, что она так легко и непринужденно сменила тему разговора, озабоченно спросила:

– Уснули?

– Уснули. Спят ангелочки наши, – Александра Львовна ласково усмехнулась, – растут малыши…

– Да, растут, – вторила ей Варя, думая о чем-то своем, потом, спохватившись, проговорила:

– Ну, все, все… Иди, мамочка, иди полежи еще.

– И то, пойду, – Александра Львовна тяжело встала с кровати, – ой, зябко что-то. Может, окно прикрыть?

Варя покачала головой. Мать, постояв еще секунду, украдкой перекрестила дочь и осторожно вышла из комнаты, тихонечко прикрыв за собой дверь.

Город просыпался.

То там, то здесь раздавались требовательные звонки приближающихся трамваев, добросовестно развозящих только что проснувшихся горожан по многомиллионной столице. Уже начинали скапливаться возле светофоров нетерпеливо сигналящие машины. Солнце, поднявшееся за прошедшие два часа высоко над горизонтом, властно вступало в свои права, готовясь одарить горожан очередной порцией палящего зноя.

Июнь, в этом году, на удивление, жаркий и сухой, радовал высоким, совершенно безоблачным небом, бурно зеленеющими деревьями и еще по-утреннему чистым, словно прозрачным, воздухом.

День завертелся, закружился, покатился…

Новый день. Новые заботы.

И только Варя, живущая последние два года словно в забытьи, между явью и сном, между ночными кошмарами и дневными отчаянными, горькими размышлениями, ничему не радовалась и ничего не замечала.

Ни-че-го…

Просто жила: дышала, ела, спала и плакала…

Просто существовала.