Агент сыскной полиции

Тартищев засучил рукав, и Червивый еще более мрачно выдавил из себя:

– Ну, Крапива!

– Передай сукину сыну, ужо пора отбегаться ему! Пусть ноги уносит из города! Придет бумага на розыск – в одночасье поймаю, ты меня знаешь! – Он ухватил здоровой рукой детину за шиворот и рывком поставил его на ноги. – Барин в цилиндре и с тростью здесь не появлялся?

– С усиками? – быстро справился детина и по-волчьи пристально прошелся по Тартищеву взглядом. – Кажись, это его замастырили[28 - Обыграть в карты с помощью шулерских приемов.] сегодня у Гришки на катране. Василиса не до конца выдоила, говорят, еще и пинтерам[29 - Шулеры.] кое-что досталось.

– Куда он делся?

– Да Василиска опять подобрала. Она баба жалостливая…

– Ладно, проваливай!

Детина в мгновение ока исчез в темноте, а Тартищев повернулся к Алексею:

– Айда, познакомлю тебя с Василисой. Говорят, бывшая графиня. Лет двадцать назад убила ножом любовника, отбыла каторгу, да так и осталась в наших краях. Официально бордель значится за ней, но есть сведения, что истинный хозяин – «иван» по кличке Крапива. Он уже пару лет как числится в розыске, а раньше по ярмаркам промышлял, купцов грабил.

– И что ж тогда его не схватят, если он почти на виду живет?

– Не стесняйся, спрашивай прямо, – усмехнулся Тартищев, – почему я его не схвачу? – Он рывком распахнул дверь борделя и первым шагнул через порог. Через плечо посмотрел на Алексея. – А мне это надо? Он сейчас тихий, в городе гадить остерегается, финажки[30 - Деньги.] копит про запас… Паспорт чистый купил. Того гляди, заправским купцом заделается. Так зачем мне лишняя морока, если он вот-вот за Урал смоется?

Алексей не успел ответить, так как вслед за Тартищевым шагнул в комнату, которая сама по себе выглядела достаточно прилично. Чистые занавески прикрывали окна. На полу лежал толстый с почти незаметными проплешинами ковер. На круглом столике под лампой с треснувшим зеленым абажуром стоял глиняный горшок с цветущей бегонией. Ну, впрямь гостиная в доме небогатого чиновника, да и только, если б не портили впечатление с полдюжины полуголых девиц на деревянных диванах под литографиями, изображавшими кавалеров и дам в отнюдь не целомудренных позах. Девицы занимались тем, что показывали «живые картины» двум пьяненьким клиентам, судя по виду загулявшим приказчикам, и наперебой предлагали:

– Пойдем со мной, у меня и пиво есть, и водка…

– А пиво что ж, по-прежнему на окурках да белене настаиваете? Или на чертополохе? – весело произнес от порога Тартищев. – Чтоб спалось крепче? Или что-то новенькое придумали? А, барышни? – расплылся он в улыбке, заметив нешутейную растерянность местных жриц любви. – Позвольте поинтересоваться, вы сначала услуги предоставляете, а потом раздеваете клиента, или все-таки наоборот?

– О чем вы говорите, Федор Михайлович? – ласково проворковала дородная дама с роскошным бюстом и с едва заметными следами былой красоты. Портил ее лицо отвратительный шрам, располосовавший ей правую щеку и верхнюю губу. Она выплыла из-за черной лаковой ширмы с изображением китайских драконов и ярко-малиновых лотосов, вполглаза глянула на девиц, и те вмиг исчезли из поля зрения как клиентов, так и нежданных визитеров. Следом словно ветром сдуло приказчиков.

– Да вот говорю, Василиса Маркеловна, что третьего дня подняли в канаве недалеко от вашего заведеньица голого человека в полном отрубе, – в тон хозяйке борделя ответил Тартищев. – И как выяснилось, сынка известного в городе владельца пимокатной фабрики Бориса Егорыча Касьянова. Помнит сынок, что через порог здешний переступал и банчок сорвал на твоей мельнице, а вот что дальше было, убей бог, запамятовал. И как штанов лишился, и часов золотых, и денег каких-никаких… Ох, Василиса Маркеловна, Василиса Маркеловна! – погрозил ей пальцем Тартищев и вольготно раскинул свое большое тело на одном из диванчиков. Алексей последовал его примеру и устроился напротив. – Опять за старое взялась?

– Что-то я не понимаю ваших сложных вопросов, Федор Михайлович. – Василиса попробовала кокетливо улыбнуться, но глаза ее смотрели настороженно. – У нас тут без обману. Барышни чистые, все с билетами… Хотите проверить?

– Проверим, только не суетись раньше времени, – усмехнулся Тартищев и оглянулся по сторонам. Кивнул на пузырящуюся от сквозняка оконную занавеску: – Червивый и Крапива отсюда в окно слиняли?

– Да ни боже мой… – взмахнула руками Василиса. – Открыли, чтобы от табаку проветрить!

– Просто до удивления наивная ты баба, Василиса, – вздохнул Тартищев, – неужто думаешь, я тебе поверю? Там на окне небось и следы остались от сапог. На юрзовку[31 - См. катран.] твою задними дворами ходят, сквозь помойки, как псы шелудивые… Алексей, – внезапно обратился он к молодому человеку, – а ну-ка глянь в ту вон дверь, что за шторкой прячется. Сдается мне, что сегодня там довольно много сала нажарили на стирках.[32 - Многих обыграли в карты.] Как играли, Василиса? На верняк?[33 - Игра в карты с помощью шулерских приемов.] Или на заманку?[34 - Игра, в которую через временный выигрыш втягивают жертву.]

– Без кляуз,[35 - Розыгрыш денег среди воров без применения шулерских приемов.] – процедила сквозь зубы Василиса, – ты что ж, Крапиву не знаешь? Он этих понтеров на дух не переносит!

Алексей толкнул узкую, ниже человеческого роста дверь и заглянул в полутемную комнату, освещенную висящей на стене и коптящей жестяной лампой. Узкая струйка дыма незаметно сливалась с черным от сажи потолком. На двух столах стояли точно такие же и точно так же коптившие лампы, громоздились пустые бутылки, валялись объедки хлеба, пожухлые соленые огурцы, куски селедки и свиного сала вперемешку с картами и мелкими монетами, торопливо брошенными во время бегства. Дальше, сквозь приоткрытую дверь, виднелась еще одна комната, оставленная с той же поспешностью, что и первая…

– Гарун бежал быстрее лани, – выказал неожиданное знание поэзии Тартищев. Он остановился за спиной у Алексея и положил ему руку на плечо. – Смотри, сынку, и запоминай. Это и есть катран, или юрзовка, где чешут лохов, раздевают их до кишок, а то и на кон ставят[36 - Игра на жизнь человека.]… Проще, самая непотребная шулерская мельница, за содержание которой, Василиса Маркеловна, придется вам отвечать в соответствии с уставом уголовного судопроизводства на полную катушку!

– Батюшка, Федор Михайлович, не губи за-ради Христа! – заголосила вдруг Василиса и, как стояла, с размаху хлопнулась на колени перед Тартищевым и принялась хватать его почему-то за раненую руку, порываясь ее поцеловать. – Отслужу, отблагодарю… – бормотала она, размазывая по лицу обильные слезы.

– Прекрати выть! – прикрикнул на нее Тартищев и приказал Алексею: – Приведи понятых, будем все протоколом оформлять.

Василиса взвыла совсем уж не по-человечески, а Тартищев, подмигнув Алексею, дескать, не уходи пока, вернулся к диванчику. Василиса подползла следом.

– Ну что, Васька, будем говорить без церемоний? – Тартищев достал из кармана табакерку и задумчиво посмотрел на нее, потом принялся постукивать ею по спинке диванчика. – Скажи, кто мне клялся, что ноги Крапивы здесь больше не будет? – Он отпихнул носком сапога попытавшуюся бухнуться головой в пол Василису. – Кто обещал вывесить правила содержательницам публичных женщин на видное место?

– Да вон же они! – взвизгнула Василиса. – В рамочке над вами!

– И верно! Цветочками даже украсила! – согласился Тартищев. – Но ты же их не выполняешь! – И опять подмигнул Алексею, из чего тот понял, что Федор Михайлович по какой-то причине затевает форменное представление. – Итак, по правилам, окна в борделе не открываются, а они у тебя распахнуты настежь… – Он загнул указательный палец здоровой руки. – Второе, в одной комнате не должно быть более одной кровати, а у тебя их по две, а то и по три. Занавесками-то хоть отгородила?

– Отгородила! – буркнула Василиса и поднялась на ноги. – Говори, что надо? Я ведь из понятливых…

– Не торопись, – Тартищев загнул еще один палец, – скажи, когда постельное белье последний раз меняла? Или, как всегда, простынку перевернули, и айда по новой? По правилам барышне обмыться надо после каждого употребления и белье поменять, или впервые от меня слышишь про такое?

– Если б все по правилам исполнять, я б за вход не полтинник брала, а целковый, – огрызнулась Василиса и, вытащив откуда-то из-под юбок длинную папироску, закурила ее, притулившись к ширме.

– Правильно, потому все лохмотники на твой фонарь и слетаются, – сказал устало Тартищев. – Девки твои румянятся и белятся на два пальца толщиной, вместо того чтобы лишний раз известные места обмыть. А ведь это тоже повод, чтобы штраф на тебя наложить приличный, а то и билет отобрать, чтоб другим неповадно было правила нарушать!

– А ты по околотку пройдись, Федор Михайлович, посмотри, кто этих правил не нарушает? Жизнь-то нонче дорогая, а девок кормить надо, и в отрепье их не оденешь, и клиенту пива да водки надо выставить…

– Ладно, заприбеднялась, – махнул рукой Тартищев, – неси сюда медицинские билеты, посмотрю, когда барышни твои последний раз у врача проверялись… Надеюсь, малолеток среди них не наблюдается?

Василиса ушла за ширму, но вернулась не с билетами, а со штофом вина и молча поставила его на стол. Тартищев, прищурившись, окинул его взглядом и крякнул. Василиса задрала юбку, обнажив костлявую ногу в вязаном чулке, и достала кошелек. Аккуратно положила его на стол перед Тартищевым.

– Возьмите, Федор Михайлович, жертвую на богадельню. Передайте батюшке, что от чистого сердца…

– На богадельню сама передашь. – Тартищев взял кошелек и опустил его во внутренний карман шинели. – Это на другое пригодится.

Алексей опешил. На его глазах начальник сыскного отделения без явных угрызений совести положил себе в карман взятку и даже не покраснел при этом. Зато сам он едва сдержался от негодования. Но все-таки решил высказаться после, когда спектакль наконец закончится.

Тартищев достал носовой платок и, сняв фуражку, тщательно протер голову и лицо. Потом так же неторопливо вернул платок в карман и строго посмотрел на Василису.

– А теперь рассказывай, куда Мозалевского подевала?

– Моза… – поперхнулась Василиса. – Кого? Отродясь про такого не слыхала!

– Не врать! – прикрикнул на нее Тартищев и для острастки стукнул кулаком по спинке дивана. – Он же сюда прибежал, когда мы его спугнули!

Василиса недоуменно пожала плечами:

– Не пойму, о чем говорите, Федор Михайлович?

И Алексей понял, что на этот раз она не обманывает. Действительно не понимает, о ком идет речь.

Тартищев это тоже понял и уточнил:

– Кого сегодня Крапива с Червивым замастырили? В шляпе и с тросточкой?

– Ах, этого! – обрадовалась Василиса. – Так вы ж его знаете! – Копченый это, Фаддейка, вражий потрох! Финажки лишние появились, так он решил погусарить. Чепчик[37 - Шляпа.] приобрел, коньки[38 - Сапоги.] новые… Да за вечер все и продул. Я его по старой памяти к Ляльке привела. Потом расплатится, когда опять разбогатеет! Он и сейчас там, в нумере. Дрыхнет, наверное, пока у Ляльки клиентов нету…

Через десять минут, удостоверившись в том, что в номере у Ляльки действительно отсыпается мелкий ширмач и бывший форточник Фаддейка Копченый, Тартищев и Алексей покинули заведение Василисы. А еще через десять минут Федору Михайловичу доложили, что во время облавы никого похожего на Мозалевского задержать не удалось…