– Да-а? Дети богатеев, говоришь? – протянула с сомнением в голосе Алина. – Так это самое зловредное сословие! И, главное, дети очень быстро перенимают манеры и образ мышления своих родителей. Но нам не из чего выбирать! К тому же я не хочу, чтобы она прекратила занятия в музыкальной школе. Как сейчас с этим?
– Теперь у нас две музыкальные школы, – с воодушевлением поведала Елена Владимировна. – Первая, та, которую ты окончила. Но в здании летом обрушился потолок, и оно на ремонте. Сейчас часть ребят занимается в бывшем Доме пионеров, остальных разбросали по обычным школам. Родители жалуются, никаких условий, а мэр все завтраками кормит, но воз, похоже, и ныне там. Нет у города денег на ремонт.
– Да, жалко, – вздохнула Алина, – школа была хорошая, я подумывала отдать Полину Марии Сергеевне. Она еще работает?
– Помаленьку скрипит, ведет в школе несколько часов да на дому индивидуально занимается. Седьмой десяток пошел, побаливает постоянно.
– Понятно, а что со второй школой?
– А вторая – частная, там приличные деньги берут за обучение. Да ты помнишь, наверно, Ольгу Старикову? Подружку свою закадычную. Она долгое время руководила детским ансамблем скрипачей. Так вот, это ее школа!
– Ольга? – изумилась Алина. – Она ушла из музыкального колледжа? Но ведь ее муж был директором? Как он ее отпустил?
– Был, да сплыл! – с досадой произнесла Елена Владимировна. – Чуть ли не на ее глазах закрутил роман со студенточкой. Ольге тут же донесли! А она, сама знаешь, женщина горячая, бросилась на эту девицу с кулаками, причем прямо на занятиях. Скандал страшный был! Вот после этого она не только своего Старикова бросила, но и из колледжа ушла!
– Стариков! – Алина покачала головой. – Старый пень! И с Ольгой у него тоже подобный роман случился! Помнишь?
– Конечно, помню. Терезу Романовну из-за кого он бросил? Ради Ольги твоей. – Елена Владимировна поджала губы и осуждающе покачала головой.
– Так он теперь с этой девочкой живет?
– Ну да! – пожала плечами Елена Владимировна. – Лидкина однокурсница. Лет девятнадцать ей, от силы. А ему уже шестьдесят три. Мой ровесник.
– Сластена! – усмехнулась Алина. – И как он с ней справляется, дырявый валенок?
– Так «Виагру» пьет! – рассмеялась тетушка. – У моей приятельницы дочь в аптеке работает, она рассказывает, старый хрыч ежемесячно флакончик покупает. Причем вслух не говорит, что ему нужно, а записочку сует в окошко. А в городе и так знают, смеются.
– Поделом ему, старому дурню! – сказала Алина и поднялась со стола. – А с Ольгой я встречусь! Думаю, нам есть о чем поговорить! Где ее школа находится?
– В клубе ковровой фабрики. Они там целое крыло в аренду снимают. Помнишь, где это? Сразу за парком, рядом с пожарным депо.
– Как такое забудешь? – улыбнулась Алина. – Мы туда на танцы бегали.
– Повстречайся с ней, Алюшка! Она о тебе частенько спрашивает. Честно сказать, это она помогла нам Лиду устроить. А то, сама знаешь, сейчас без денег сложно поступить учиться!
– И здесь, выходит, без взяток не обойтись? – поразилась Алина. – А я думала, это только в столицах процветает.
– А чем наши чинуши хуже? – усмехнулась Елена Владимировна. – Хорошо жить не запретишь! А они все очень хорошо живут, на наших костях, естественно…
Встречу с Ольгой Алина решила не откладывать в долгий ящик. Когда-то они были близкими подругами, но поссорились, и причиной разлада стало замужество Ольги. Стариков был не только на добрых три десятка лет ее старше, но к тому же являлся мужем Терезы Романовны, режиссера молодежного театра, которую обе боготворили. И роман Ольги со стареющим ловеласом Алина восприняла как предательство. Конечно, Стариков ценой больших усилий выглядел моложаво. И подруги это прекрасно сознавали. Все происходило на их глазах, потому что они дневали и ночевали у Терезы Романовны, которая тоже души в них не чаяла.
И, лишь повзрослев, Алина поняла мотивы, по каким Ольга бросила жениха, их однокурсника по музыкальному училищу. Ольга понимала, что иным путем ей в жизни не пробиться. В лучшем случае ей светило распределение в городскую школу преподавателем музыки, в худшем – в сельскую…
Крошечная зарплата, комната в общежитии, полуголодное существование – Ольга нахлебалась этого досыта в студенческие годы. Она не хотела бороться, доказывать, убеждать, завоевывать свое место под солнцем. Стоило ли губить свою молодость, если этой молодостью и красотой можно воспользоваться, как оружием. Чем еще можно сразить рассыпающего песок, но распушившего хвост олуха, как не молодым гибким телом и томным взглядом из-под слегка опущенных век, да еще восторженным полушепотом:
– Ах, Георгий Александрович, вы – просто мой кумир! Вы – мой идеал! Я всегда мечтала, чтобы вы занимались со мной индивидуально…
Именно эти слова услышала Алина, когда без стука вошла в гостиную Терезы Романовны. Та попросила ее узнать, по какой причине Ольга не приехала на репетицию, и попутно захватить пуховую шаль, которой она обвязывала больную поясницу. Алина очень спешила, но застыла на пороге, когда увидела, что Ольга сидит на коленях Старикова, обнимает его и целует в плешивое темя.
Стариков заметил ее первым, побагровел, попытался подняться на ноги, но Алина, забыв о просьбе Терезы Романовны, пулей вылетела из комнаты. Ее затошнило от отвращения и чуть не вырвало на крыльце…
Здание бывшего музыкального училища промелькнуло слева, и Алина вздохнула. Колледжем оно стало именоваться чуть позже, когда вместо контор появились офисы, а вместо школ – гимназии и лицеи…
Она все еще размышляла, стоит ли сначала заехать в театр, а потом к Ольге или все-таки наоборот. Известие об ее разводе со Стариковым несколько поумерило нежелание Алины встречаться с бывшей подругой. Правда, она до сих пор не могла простить ей смерть Терезы Романовны. Та скончалась на следующий день от сердечного приступа, когда узнала, что ее муж чуть ли не в открытую живет с ее любимой ученицей, которую она сама привела в свой дом, подкармливала, перешивала ей свои платья, потому что стипендии, которую платили в училище, с трудом хватало на пару колготок, не больше. А Ольге приходилось жить на одну стипендию. Ее мать, прежде знатная доярка и орденоносица, спилась в одночасье, когда пригородный колхоз, в котором она всю жизнь работала, развалился, а молочное, высокоудойное стадо пустили под нож.
И все же удовольствие общения с Ольгой Алина оставила на более позднее время. Сначала нужно было утрясти вопрос с работой.
За шесть лет, что она не была в Староковровске, здание театра, возведенное в начале пятидесятых, еще больше обветшало. Судя по фасаду, его не ремонтировали с советских времен. Ржавые потеки на стенах, обвалившиеся ступени, разводы плесени над входом. Алина взглянула на большую афишу. Репертуар на октябрь… Она вздохнула: кроме «Мнимого больного» Мольера, ни названия пьес, ни фамилии их авторов ничего ей не говорили.
Алина толкнула дверь, но она не поддалась. В дневное время сюда, видимо, попадали не через парадный вход. Она обогнула здание театра. Здесь оно выглядело еще хуже: облупившаяся краска, обвалившаяся штукатурка, буро-зеленые пятна плесени.
Она поднялась по разбитым ступеням и открыла дверь с надписью «Служебный вход». И почти сразу оказалась в мрачном коридоре, освещенном единственным, затянутым пылью и решеткой окном. За высоким барьером восседала дородная дама в меховой безрукавке поверх синего казенного халата и в шелковой косынке, обмотанной вокруг головы наподобие чалмы. Вокруг нее толпились пять или шесть человек, мужчины и женщины, неважно одетые, но с претензией на экстравагантность. Одна из дам была завернута в ярко-красный палантин, из-под которого выглядывали полы дешевого пальтишка и старенькие сапоги. Вторая смотрелась несколько лучше в своей белой курточке из искусственного меха и узких кожаных брючках.
На Алину сначала никто не обратил внимания. Все были заняты обсуждением какой-то жгучей проблемы, голоса у толпившихся у барьера людей звучали оживленно, но в них проскакивали раздраженные нотки. Вахтерша пребывала как раз в центре этой дискуссии и зло огрызалась на замечания окруживших ее мужчин. Женщины находились в стороне. Они сели на низкий диванчик и наблюдали за происходящим.
«Актеры, – подумала Алина, – будущие коллеги! Первая проверка на границе…»
Она поздоровалась, из всех присутствующих ей ответила только вахтерша. Бросив на Алину быстрый взгляд, она снова перевела его на мужчин. Правда, женщины не оставили Алину без более пристального внимания. И она спиной почувствовала, что им что-то в ней не понравилось, хотя оделась она более чем скромно.
– Откуда мне знать? – сердито бросила вахтерша, видимо, в ответ на чей-то вопрос, и затянулась сигаретой. – Обращайтесь к Радченко. Он занимается автобусом, я здесь ни при чем.
– Но Радченко сказал, что автобус подадут к десяти! – Самый рослый, лет сорока мужчина с пышной гривой темных волос сердито постучал пальцем по циферблату часов. – Уже половина одиннадцатого, а ни Радченко, ни водителя, ни автобуса нет!
– А я при чем? – уставилась на него вахтерша. – Я вам, что ли, обещала автобус?
– Карина Борисовна, – подал голос щуплый молодой человек, чьи жидкие волосы были заплетены в тонкую косичку, – позвольте нам позвонить Карнаухову!
– Не позволю! – быстро сказала вахтерша и резко взмахнула рукой, отчего столбик пепла на сигарете отлетел в сторону и приземлился на барьер. – У Геннадия Петровича важная встреча с Цурановым. Понятно вам или нет? Важная!
– А нам что из того? – возмутилась дама в белой курточке. – Они небось коньяк пьют, а у нас спектакль срывается! – Она поднялась и подошла к барьеру. Брезгливо стряхнув с его деревянной поверхности пепел, она облокотилась на него и приказала: – Карина, старая грымза! Если ты сейчас же не пропустишь меня к Геннадию, я подниму дикий скандал. Ты меня знаешь! При Цуранове устрою!
– Устраивай! – Вахтерша презрительно скривилась, никак более не отреагировав на «старую грымзу». – Все равно не пропущу! – И перевела взгляд на Алину. – Вам чего, женщина? Если билеты получить, то это в бухгалтерии. Первый раз, что ли?
– Первый раз, – сухо ответила Алина, – но я не распространитель. Мне необходимо увидеться с вашим директором или художественным руководителем.
Вахтерша поморщилась.
– Директор не принимает, не слышали разве?
– Слышала, – ответила Алина, – но меня, думаю, примет незамедлительно.
Недовольно галдевшие актеры замолчали и все, как один, уставились на нее. Алина поняла, что пора снять напряжение, и улыбнулась.
– Карина Борисовна! Я до сих пор помню вашу Вассу Железнову. Потрясающе! Я раз десять смотрела этот спектакль…
Вахтерша открыла рот и быстро закрыла его.
– Милочка, – что-то похожее на улыбку тронуло ее ярко накрашенные губы, – я вас плохо припоминаю, но, вижу, что-то знакомое…