Островский – детектив

Сначала они шли молча, но так как весть о том, что денег из наследства Акима Акимыча они получат мало, цепко сидела в их головах, поэтому скоро они на эту тему и заговорили. Особенно горевал Муров. Потому что когда-то он, действительно, был очень богат из-за выгодной женитьбы, но годы прошли, жил он широко, привык к этому и теперь испытывал некие неудобства, да что там сказать некие, ему просто срочно нужны были деньги. А тут такие новости от Глумова!

Впрочем, так как он был вдовцом, ему в голову иногда приходила мысль жениться еще раз, но то, что надо будет опять перед кем-то что-то из себя изображать, совершать какие-то поступки, а потом терпеть женушку, скорее всего, нелюбимую, просто лишало его сил.

Вот об этом он и говорил Лыняеву, который к получению или неполучению им наследства отнесся более спокойно, потому что у него и своих средств было довольно. Его поместье исправно приносило доход, но молодая жена Глафира Алексеевна требовала все-таки значительных расходов… Впрочем, Михаил Борисович, промучившись с ней некоторое время, нашел-таки способ обуздать ее траты, но ведь не медведь он какой-то! Не все им вдали от городов жить. Поэтому деньги были бы ему сейчас очень кстати, словом, как и Мурову.

В гостинице около номера Лыняева они расстались, и тот тихонько отворил к себе дверь и прошел в спальню. Его красавица-жена, казалось, сладко спала. Михаил Борисович осторожно прилег рядом, но сразу же послышался капризный женский голос.

– Ты где был?

– В гостинице на ужине. Я же тебе говорил.

– А я тебе говорю, что мы с тобой сегодня пойдем в торговые ряды. Я хочу какое-нибудь украшение, ну, и всякие… подарки. Слышишь?

– Слышу. Но почему вдруг подарки-то?

– Потому что я все время здесь одна! Гуляю одна, ужинаю одна! И еще потому, что в этот приезд в город ты мне ничего еще не покупал.

– Хорошо-хорошо.

– Все подумают, что я …

– Что ты?

– Я сказала все, что хотела, сегодня мы идем за покупками. А теперь спи!

– И тебе спокойной ночи!

– Какой еще ночи? За окном уже светает! Сам спи! Но сегодня …

– Понял-понял, мы идем за покупками …

И после этих слов Михаил Борисович мгновенно заснул и захрапел. А Глафира Алексеевна как-то нехорошо улыбнулась и стала думать, как же она несчастлива. Денег муж дает мало, а что ей без них в этом городе делать? Приятельниц нет, даже поговорить не с кем. Правда, нашла она себе тут небольшое развлечение. Каждый день ходит к выступу на скале на местной набережной, потому что все приехавшие в город обязательно туда наведываются и восторгаются, ах, какая древность! И там нет-нет, да и встречаются бывшие знакомые. А так… Что тут еще делать? Нечего… И Глафира неожиданно для себя тоже задремала, несмотря на заглянувшее в окно солнышко.

Муров же не пошел к себе, а прошел дальше по коридору, остановился у комнат Елены Ивановны Кручининой и тихонько постучал в дверь.

– Люба, открой! Это я, Люба…

Ответа не было, но Григорий Львович продолжал и продолжал стучать, хотя за дверью была тишина. Поэтому Мурову ничего не оставалось, как вернуться к себе, тихо про себя приговаривая.

– Эх, Люба, Люба…

Великатов же этим утром совсем не хотел спать, уж слишком неожиданно было для него все то, что он услышал от своих друзей об Александре Николаевне. Поэтому он не направился домой, а медленно пошел вдоль Волги, которая просто тянула его к себе. А вот и каменный уступ, ставший сейчас частью городской набережной и столь популярный у приезжих, потому что все хотели на него взглянуть. Говорят, что это остатки какого-то древнего славянского капища, вырубленного в отвесной скале, хотя остальной берег был все-таки более-менее пологий и поросший травой.

В этот час набережная была пустынной и на ней не было даже влюбленных парочек. Иван Семеныч подошел к самому ограждению и посмотрел вниз. Там была темная-претемная вода, плеск которой еле-еле слышался. Иван Семеныч задумался. Ах, Сашенька, Сашенька! Вот сколько времени я с тобой знаком, а, оказывается, совсем тебя не знаю. Ты, как эта река, загадочная и таинственная! А Волга, увы, требует жертв…

Но перенесемся теперь во флигель Александры Николаевы Негиной, у которой в это время в гостях после спектакля сидела Елена Ивановна Кручинина, известная актриса. Ее пригласил в город по просьбе Сашеньки Великатов, чтобы та посмотрела ее игру и дала некоторые советы.

Жила Кручинина в гостинице недалеко отсюда. Сейчас же они пили чай со сладостями, и Сашенька делилась с ней впечатлениями о местной жизни.

– Знаете, а я раньше не у Волги жила. У нас в городе тоже была речка, но не такая широкая! А Волгу я, когда впервые увидела, в такой восторг пришла, что у меня чуть сердце не зашлось! И вы видели, какая тут у нас набережная?

– Да, здесь очень красиво! Я ведь не первый раз в вашем городе и уже играла на этой сцене. До вашего приезда, конечно, Сашенька, и было это давно! Но все здесь очень изменилось с тех пор.

– Наверное.

– Только Волга река не простая… Вы про женщин и девушек, которые из-за любовных историй в нее кинулись или на ее берегу погибли, знаете?

– Конечно. Про тех же Ларису Огудалову и Катерину Кабанову. У нас ведь новостей мало, поэтому каждое такое несчастье долго вспоминают.

– И что Борис Григорьевич и Сергей Сергеич, приятели вашего Великатова, в этом повинны, вам тоже известно?

– Известно… Только Иван Семеныч не такой! А они… Что мне они?

Кручинина усмехнулась.

– Ох, Сашенька, Сашенька! Вы еще пожалейте этих мужчин… Вы все верите в лучшее…

– Нет, что вы, Елена Ивановна! За что же мне их жалеть? Я как представлю, что Катерина и Лариса перед своим уходом пережили… Нет, я Бориса Григорьевича и Сергея Сергеича совсем не жалею!

– Кавалеры они все немного бессердечные! У меня с ними особые счеты, поэтому я и живу сама по себе. Вольная птица! Куда хочу, туда лечу! Никогда замужем не была и, наверное, уже и не буду.

– Но у вас же есть сын, насколько мне известно!

– Есть, Сашенька! Гриша! Красавец! В Университете учится. Он моя гордость.

– А его отец почему на вас не женился?

– Сначала он не хотел, когда я бедной девушкой без приданного была, а потом, когда я известной актрисой стала, предлагал мне за него замуж выйти, только тогда уже я не согласилась!

– Трудно, вам, наверное, в молодости пришлось?

– В бедности всем трудно!

– Ой, мы с маменькой тоже очень бедно жили, хотя я в театре уже играла. Только когда меня Иван Семеныч из нашего городка забрал, я красивые платья впервые и увидела-то, и копейки считать перестала. Но матушка моя обратно в наш городок вернулась, скучно ей здесь со мной показалось, хотя я ей каждый месяц посылаю на жизнь, не забываю.

– А вам самой, Сашенька, тут не тоскливо? Великатов в Петербург или Москву вас возил?

– Да, один раз мы были с ним в Москве. Большой город! А в Петербурге нет, не были. Но мне и здесь не скучно! Я на сцене разные жизни проживаю. Хотя, конечно, я хотела бы посмотреть, как в других местах люди живут, мне это очень помогло бы в работе над ролями. Знаете, говорят, одна актриса Гамлета из пьесы Шекспира играла. Представляете, женщина, а мужскую роль исполнила! Вот я тоже так хочу!

– Да? Странная вы, Сашенька, здесь этого не поймут! Тут нужно совсем другое – то, что в вас и так есть! Женственность, страсть! Вы хоть видите, как на вас мужчины смотрят? Сюда ведь даже из столиц приезжают, чтобы только на вас глянуть!

– Вижу. А сколько они мне записок пишут с разными предложениями! Цветы дарят! Конфеты! Украшения предлагают!

– А вы?

– А я Ивана Семеныча люблю. Я все для него сделаю.

– Все?