Место, где я умру. В четверг четвертого числа в четыре четверти часа

На рисунке была та дверь, а на двери висел календарь. Четвёртый четверг того года был обведен чёрным карандашом. Я смотрела на рисунок, рисунок всматривался в меня. Нашу идиллию прервала шаманка.

– На, выпей, – она придвинула ко мне большую кружку. – Не бойся, это сладкое питье. Нужно выпить все, горькое – на самом дне. Оно осело и не поднимается наверх. Поэтому, когда выпьешь сладкое, выпей обязательно то, что выпало в осадок.

Чего молчишь? Не хочешь пить?

– Я боюсь! – голос мой вдруг пропал и я шептала, пытаясь объяснить шаманке, что хочу уйти сейчас же, но в то же время не могу.

– Не бойся! Я гарантирую результат! Ты деньги наличными за мой сеанс уплатила, или переводом?

– Наличными. Мелочью, как вы и говорили по телефону. По всем родственникам мелочь собирала. Еле набрала.

– Молодчинка! Я в тебе не ошиблась. Ну вот, я тебя похвалила, а ты давай теперь пей!

Обреченно вздохнув, я, тем не менее, поднесла кружку ко рту. Пахло восхитительно! Я выпила напиток в три глотка, несмотря на то, что напиток был очень горячим.

Я выпила, конечно, и то, что было на дне.

Всё это время шаманка сидела напротив меня и внимательно смотрела.

От того, что напиток был горячим, а на мне было три кофты, одетые одна на другую, это тоже было кстати одним из условий визита к шаманке, я раскраснелась, потому что мне было жарко. Ну… И все. Это были все изменения. Шаманка ещё несколько минут подождала неведомо чего, а потом сказала

– Плохо. Не подействовало. Спать не хочешь?

– Нет. А что, надо?

– Нет, уже не надо.

– А что тогда?

– Ты… Проблемная, оказывается! Знала бы, не бралась за твоё дело!

– Простите! – мой голос сел ещё больше, и звучал как комариный писк.

– Что же, – шаманка вытащила смартфон и стала что-то искать там, – отступать поздно. А, вот нашла, будем петь караоке!

– Что?

– Подожди, блютус включу, надо, чтобы звук шёл из колонки!

– Что вы сейчас сказали? Петь?

– Да. Ты же любишь петь, вот, ты указала это в анкете!

– Но… Это странно! И я не могу, у меня голос сел.

– Да, так и есть. Твой голос пропал, но это же не в первый раз? Ты указала в анкете, что он пропадает у тебя периодически, раз в три месяца, а ещё тебя все время мучает кашель, да?

– Врач сказал, что это не от простуды, а что-то психологическое!

– Так, нашла! Песни из любимых кинофильмов! Готова? Будем петь!

– А как же соседи?

– Волнуйся за себя!

– Но…

Грохот музыки заглушил моё слабое восклицание. Шаманка тоже пела, правда, так как пели мы без микрофона, нас почти не было слышно. Спев песен шесть, а может восемь, шаманка выключила музыку. После песенного марафона, тишина была такой тёплой! Или это был пар от супа, который поставила передо мной шаманка?

– Ну ка, скажи что-нибудь?

– Что… Сказать?

– Порядок! – шаманка засмеялась, – голос вернулся! Больше он не исчезнет никогда! Даже при самой тяжёлой простуде, ты сможешь говорить нормально!

– Да?

– Караганда! Суп давай ешь! Попробуем ещё раз! Сразу скажу, суп очень-очень горький! Но, надо съесть все до капли! Будет кашель, кашляй, но ешь!

Вкус у супа был горло раздирающий. Но я съела все. На донышке не осталось ничего!

Последние капли супа я доедала как в тумане, спать захотелось сразу, это было как удар молнии!

Шаманка отвела меня к горе тряпок, которые лежали на полу и велела опустится на них и лечь. Я попыталась сказать, что не буду тут спать, но отключилась.

Проснулась я от того, что шаманка велела снять первую кофту. Руки не слушались, но я справилась и опять провалилась в сон. Меня будили ещё дважды. Когда кофты, которые были тяжелы как гири, покинули моё тело, я почувствовала небывалую лёгкость и заснула спокойно и крепко.

Когда я проснулась, то оказалось, что стою около двери. Мои пальцы были на ручке, осталось только повернуть. Я знала, что сегодня четвёртое, календарь на двери был изрисован. Мало того, что четверг четвертого был подчеркнут, так ещё на полях календаря были разбросаны четвёрки -это нарисовано было моей рукой. Это рисовала я. Я узнала свой почерк. У меня есть такая привычка до сих пор, когда я думаю над чем-то, то рисую каракули на любом листке бумаги.

Я прислушалась. За дверью шла какая-то жизнь, плакал младенец, кто-то разговаривал на повышенных тонах, бубнил телевизор, разговаривало радио. Да, за дверью шла чья-то повседневная жизнь, но почему же я тогда медлила, и не решалась повернуть ручку?

Пока я тянула время, за дверью стихли все звуки. Я обернулась. Я была в пустом и тёмном помещении. Огромный зал тонул в полумраке. Большие окна, закрытые шторами, давали немного света, но его было недостаточно, чтобы разглядеть весь зал. Зал был так огромен, что я не могла охватить его взглядом, там, где мой взгляд был бессилен, клубилась тьма. Ужас снова запустил в меня свои щупальца! Неожиданно ручка на двери стала поворачиваться сама по себе, кто-то пытался выйти из комнаты. Я не хотела видеть того, кто стоит сейчас за дверью. Я не желала видеть его, но у меня не было выхода. К горлу подкатила тошнота. Меня стало рвать. Мой желудок был пуст, а позывы продолжались! Мышцы пресса болели, голова закружилась. Я удержалась, чтобы не упасть! Неожиданно за дверью во все горло заплакал младенец! Ручка двери стала вращаться снова. Я кинулась к двери и зажала ручку двери в кулаке. Я держала дверную ручку изо всех сил, но кто-то с силой её поворачивал на другой стороне двери!