Любовь по расчёту

– С чего бы это? – Соня подозрительно прищурилась.

– Гусары с женщин денег не берут, – сообщил довольный собой Лопатин.

– Так-то гусары! – рассмеялась Соня. – А ты, Лопатин, настоящий Совков.

Сказав эти обидные слова, она забрала у Лопатина свои меха, и покачиваясь на каблуках, поплыла в сторону девчонок.

– Почему это я Совков? – поинтересовался у Валерки Яковлева расстроенный Лопатин.

Валерка пожал плечами:

– Да кто их разберет этих мажоров!

Зачет Лопатин, разумеется, сдал легко и непринужденно. Валерка тоже не подкачал, и приятели, довольные собой, отправились домой отмечать это событие. Валерка планировал по такому случаю опробовать новый шведский рецепт и пожарить лосося с чесноком и водкой.

Когда Лопатин покидал аудиторию, он кинул взгляд в сторону Сони. Та сидела, обхватив голову руками.

«Вот тебе, Сонечка, и Совков!» – подумал Лопатин, злорадно ухмыляясь.

* * *

– Соня! Соня, ты где? Выходи поцелуй дорого папочку! – Сонин отец Семен Семенович Шнейдер имел замечательную привычку орать на всю их огромную трехуровневую квартиру. Причем орать так, что его крики были слышны в каждом уголке. Даже на самом верхнем уровне в зимнем саду, где уютно расположилась Соня. За стеклянными стенами зимнего сада буйствовала Питерская постоянная непогода, мела метель, снег манной крупой стучал в стёкла. И как бы в насмешку над всей этой зимней природной вакханалией в стеклянном саду Шнейдеров росли диковинные пальмы, цвели орхидеи и даже присутствовала отдельная грядка с разномастными помидорами, которые выращивал Семен Семенович Шнейдер. Именно там, у грядки с помидорами, в удобном плетеном кресле-качалке устроилась Соня вместе с «Американской трагедией» Драйзера.

В моду у читающей публики вошли классики, как российские, так и все остальные. В кругу интеллигентной питерской молодежи, к которому себя относила Соня Шнейдер, хорошим тоном считалось подискутировать о психологизме Достоевского и обсудить гениальность Стейнбека. Так что приходилось почитывать, чтобы быть в тренде. Достоевского Соня осилила в размере школьной программы, а именно, с трудом прочла «Преступление и наказание». Взялась, было, за «Братьев Карамазовых», но бросила в самом начале. Достоевский Соне не нравился, он казался скучным и замороченным. Она не понимала и не разделяла страхов и страданий его героев. Драйзер, по мнению Сони, тоже недалеко ушел от Достоевского, да и сюжет «Американской трагедии» слегка смахивал на убийство Раскольниковым старухи-процентщицы. С той лишь разницей, что вместо старухи американский Раскольников замочил беременную женщину, стоявшую на его пути к успеху.

Соня тяжело вздохнула, оставила «Американскую трагедию» среди пахнущих летом помидоров и потащилась вниз. Папа пришёл с работы, поэтому вся семья должна быть в сборе, чтобы доложить об успехах за день и получить ценные руководящие указания. Семену Семеновичу явно не хватало для руководства своего второго, после Сони, любимого детища – крупнейшего в городе и третьего по стране банка. Известный банкир Шнейдер всегда был переполнен новыми идеями и проектами. Он буквально фонтанировал разными способами зарабатывания денег. Деньги он любил, а они отвечали ему взаимностью. Однако времени Семена Семеновича с лихвой хватало и на руководство домочадцами – женой Зинаидой Аркадьевной и единственной дочкой Соней. Сонина мама Зинаида Аркадьевна любила говаривать, что у её супруга в заднице пропеллер. Он был вездесущ и одновременно руководил всем подряд, при этом, не забывая еще весело проводить время с многочисленными друзьями за рюмкой водки. Семен Семенович хоть и был знатоком и разборчивым ценителем дорогих вин и коньяков, но больше всего любил выпить хорошей водочки с солёным огурчиком, селёдочкой, чёрным хлебушком и холодной варёной картошечкой с лучком. И, о ужас! Семен Семенович Шнейдер просто обожал мороженое сало с чесноком. Вырос-то отец Сони совсем не в Израиле, а среди простых советских евреев, переживших блокаду и прошедших отечественную войну.

Когда Соня вошла на кухню, отец с матерью уже были там. Семен Семенович успел переодеться в домашний спортивный костюм. Он всё делал очень быстро. Надо сказать, что в халате родного отца Соня никогда не видела. Семен Семенович сидел за огромным обеденным столом, а Зинаида Аркадьевна хлопотала у плиты. Плита была новая, индукционная и вызывала у Сониной мамы приступы бешенства.

– Боже ж мой, Сёма, зачем мы купили эту гадость? Это ж совершенно не приспособлено для живого человека!

Готовила Зинаида Аркадьевна сама, считала это своей святой обязанностью и не подпускала домработницу к кухне на пушечный выстрел. И правильно делала. Вкуснее Сониной мамы не готовил никто, поэтому Соня с Зинаидой Аркадьевной периодически сидели на диете. Только Семену Семеновичу диета была ни к чему, видимо его встроенный кое-куда пропеллер сжигал все лишние калории. Семен Семенович Шнейдер был мужчиной худощавым и очень вёртким. Он даже на месте сидеть спокойно не мог, за что всегда его поругивала Зинаида Аркадьевна.

– Соня, детка моя ненаглядная! – Семен Семенович вскочил и распахнул руки для обнимашек.

Соня подскочила к отцу и чмокнула его в щёку. Довольный Семен Семенович уселся обратно за стол.

– Ну, чем папочку порадуешь? Как там у тебя дела с зачётами?

Соня потемнела лицом. Виртуозно врать она никогда не умела, хоть и пыталась иногда втереть родителям очки. Матери врать вообще не имело смысла. Зинаида Аркадьевна Соню видела насквозь, а вот отец безоговорочно верил во всё, что бы Соня ни сочинила. Поэтому врать отцу было нестерпимо стыдно. Тяжело вздохнув, она развела руками.

– Что? Что ты вздыхаешь-то? – Семен Семенович опять подскочил с места и заложил круг вокруг Сони, заглядывая ей в глаза.

– Завалила! – Соня шмыгнула носом.

– Что завалила? – Семен Семенович затормозил свой бег вокруг дочери. – Все зачёты завалила? Это феноменально!

– Не все. Только математику, – созналась Соня.

– Только математику?! – Семен Семенович подпрыгнул на месте. – Какая к чёрту там у вас, у счетоводов, в вашей богадельне математика? Это ж не математика, а арифметика. Сорок плюс сорок – рубль сорок!

– Ага, – возмутилась Соня. – Теорема Ферма – это арифметика, по-твоему?

– Теорема Ферма? – брови Семена Семеновича поползли наверх. – Зачем вам теорема Ферма? Зачем финансисту теорема Ферма? Они там сдурели, что ли?! Ага! Это они удумали, чтоб университетом называться! Ну, как же! Раз студенты теорему Ферма осилили, значит точно учебное заведение солидное.

Сам Семен Семенович в свое время с красным дипломом закончил Ленинградский государственный Университет имени Жданова по специальности математическая кибернетика, поэтому снисходительно относился ко всем учебным заведениям, которые теперь тоже гордо именовались Университетами. Особенное раздражение у него вызывали заведения, выпускающие специалистов в области финансов. И если бы не мечта о том, чтобы Соня со временем возглавила его банк, то училась бы Соня сейчас на какого-нибудь дизайнера и в ус не дула.

– Сёма! Поспокойнее, ты не у себя в банке, – цыкнула на мужа Зинаида Аркадьевна. – И зачем Сонечке вообще на финансиста учиться? Она всё равно замуж рано или поздно выйдет. А уж замужем теорема Ферма и вовсе ни к чему.

– Замуж?! – Семен Семенович топнул ногой. – Какой такой замуж?

– Обыкновенный замуж. Все девочки выходят замуж.

– А мой банк как же?

– Обойдется как-нибудь твой банк без столь ценного специалиста. Ну, нет у ребенка склонности к точным наукам. Зачем тебе в собственном банке за дочку позориться? И сейчас уже вон весь нервенный и орешь, как снежный барс, а что потом будет, когда она тебе всю цифирь в банке твоем запутает?

– Эта сможет, – Семен Семенович укоризненно посмотрел на дочь.

Соня решила промолчать, спорить с родителями, особенно когда они объединились в своем мнении – дело непродуктивное. Да и чего спорить? Эти финансы у Сони уже поперек горла, а учиться еще два года!

– Значит, ты предлагаешь, чтобы она бросила «финэк» и пошла учиться вышивать крестом, ну, чтобы не без образования, – тем временем продолжал Семен Семенович. – Кому ж она вовсе без образования нужна? Замуж без образования никак нельзя! Разве что, если за сантехника выйдет. И то, сейчас сантехники образованные пошли, на ком попало, не женятся.

– Ну, я бы так не утрировала, – Зинаида Аркадьевна кивнула Соне, – накрывай-ка на стол, барыня-сударыня!

Соня послушно встала и направилась в сторону буфета. Семья Шнейдер завтракала, обедала и ужинала всегда при полной сервировке. Со столовым серебром, белой скатертью, крахмальными салфетками и красивым сервизом.

– Можно, например, на искусствоведа выучиться, – продолжала тем временем Зинаида Аркадьевна, – или на дизайнера.

При слове «дизайнер» Семен Семенович опять подпрыгнул.

– Зина! Ты смерти моей хочешь? Скажи сразу, что я ей должен буду купить художественную галерею!

– Сёма! Художественную галерею пусть ей муж покупает.

– Где же это она такого мужа найдет? Никак среди дизайнеров и искусствоведов? Посадит мне на шею еще одного бездельника, а Боливар, он, знаешь ли, столько народу вынести не сможет!

– Ладно тебе, Боливар, на твою шею роту можно посадить, ты всех прокормишь! А вот за бездельника мы нашу единственную дочку не отдадим. Вон, Левочка Корецкий юридический факультет как раз заканчивает, у папы своего в конторе практиковаться будет. Уж ему папа часть дела точно выделит, а потом и всё дело. Адвокатура, думается мне, довольно прибыльное занятие, особенно в наше время. Да и супруге адвоката на художественную галерею вполне может денег хватить.

– А что? – Семен Семенович почесал затылок и плюхнулся обратно на стул. – Какая хорошая идея! Отдадим нашу искусствоведку Корецким и заживем припеваючи, внуков будем нянчить.

– Я на этой неделе с Раисой встречаюсь, – поведала Зинаида Аркадьевна, подавая на стол фарфоровую супницу, из которой пахло просто волшебным образом. – Вот мы всё и обсудим.

– Правильно, матушки всё обговорят, а потом папаши дело сладят, – Семен Семенович протянул тарелку жене.

Этого Соня вынести уже не могла.

– Вы чего? Обалдели совсем? – поинтересовалась она у родителей, садясь за стол.