Втайне от мечты. Книга 1

Глава 4. Матч, на который она не пришла

Толик

Шагал по пустым коридорам и улыбался. Надо же такое сказать. Свидание! Сам от себя не ожидал. Так же как не ожидал увидеть и такой неприятной сцены. Одно не пойму, почему Ирина допустила столь жуткое отношение к себе? Да, крупный пацан, но точно младше. Такого шугануть разочек, чтоб раз и навсегда научился вести себя. Но Антипова только глаза опустила. А то странно. Но об этом подумаю позже.

А пока приятные воспоминания крутились перед глазами. Ирка, я и больше никого. Наблюдал, как тонкие изящные запястья показываются из-под манжеты простой белой блузки с длинными рукавами. Её движения плавные и грациозные. Больше пялился на стройную фигурку, чем помогал с уборкой. Прогулял урок. Но оно того стоило.

– Синицын! – прогремело на весь коридор. – Ты почему не на уроках? Это что за безобразие?

Тамара Ивановна Ильиных, по прозвищу Ленин, наша директриса, грозно смотрела на меня  из собственного кабинета. Вообще-то она нормальная тётка, почем зря не придирается. Хозяйство ведёт твёрдой рукой. И при ней школа стала преображаться. А еще она прекрасно знала моих родителей, у которых преподавала на заре своей педагогической деятельности.

– Тамара Ивановна, ну вы же знаете, что я не буду прогуливать просто так! У меня важное дело было. От этого зависит наш матч. Вы же не хотите, чтобы мы проиграли?

Да, пришлось лукавить. Но за команду директриса болела чуть ли не больше меня. И такую отмазку приняла. Приготовился вдохновенно рассказывать о тренировках. Но взгляд преподавателя устремился за мою спину. Обернулся: на лестнице, скромно потупив голову, стояла Антипова. Залюбовался.

– Кх-кх, – очнулся от транса. – Говоришь, с командой связано? – Я сделал самые честные глаза. Кот из Шрека отдыхает. – Ну-ну. Так, чтобы я больше такого не видела!

Зашла в кабинет. Фух, пронесло! Ирка постаралась незаметно проскочить мимо меня. Схватил за руку. Как говорил папа, если девчонка тебе нравится, нужно схватить и в пещеру! Оставим столь радикальные способы, но вот можно попробовать кое-что другое:

– У нас сегодня матч с пятьдесят второй школой. Приходи. – Схватил за руку, останавливая. Очень надеялся увидеть среди зрителей Иру. Только её присутствие обеспечит сто процентную победу.  – Придёшь?

Заглядываю в лицо. Отвернулась и вырвала конечность из моих пальцев, что жгло от  невинного прикосновения.

– Нет. У меня много других дел. – Ушла, мягко покачивая бедрами. Летучая, лёгкая походка ногами от ушей. Хотелось смотреть  вечно. Ине только смотреть. Может не так уж папа и не прав по поводу пещеры?

– Я буду всё равно ждать! – прокричал в след. Пронзительный школьный звонок заполнил коридор.

Слякоть и холод загнали болельщиков в спортивный зал. Не знаю, кому продала душу  директриса,  но в прошлом году нам отгрохали здоровый современный спортзал, главной достопримечательностью которого были трибуны. Почти такие же, как показывают в американских молодёжных фильмах. Скромнее, конечно же, но мы и такому рады: теперь можно не бояться завинтить мячом в лоб какому-то «счастливчику», случайно оказавшемуся на пути.

Трибуны наполнялись постепенно болельщиками.

– Ни хрена себе! – присвистнул Женёк, самый младший из всех, выглянув из раздевалки. – Там не только наши. Такое чувство, будто полрайона собралось!

Захлопнул дверь. Радостная суета царила вокруг. Парни разговаривали, смеялись и обсуждали. Кого? Девчонок, конечно!

– Слышали, Рус запал на новую училку? – Костян обрисовал руками силуэт гитары. Дал подзатыльник. Пусть фильтрует речь. Сплетни я не любил. Руслан нормальный пацан. Мы с ним ни один вечер провели, рубясь в «Контр страйк». И это его личное дело на кого западать.

– Лучше бы на Володину из 9 «Г» слюни пускал! Там шансов больше! – заржал Лёвин, натягивая яркую зеленую майку с номером десять. Он утверждал, что станет не менее знаменитым футболистом, чем Пеле и Марадона. Все только смеивались: Лёвин мог только в ногах путаться. Но более способных игроков пока не находилось. Приходилось довольствоваться тем, что есть. Но по крайней мере Тёма Лёвин любил играть и никогда не отлынивал от тренировки.

– Ну, у с Володиной есть шансы у всех! – Отбил подачу Чикин из 11 «А». – У неё не много мозгов, но много очень коротких юбок! Ходить за ней по лестнице удовольствие! – Его многозначительная улыбка сказала о много. Мне Чикин не нравится совсем, но он был одним из лучших нападающих в команде. Без него мы бы пропали.

– Так, пацаны, – я хлопнул в ладони, привлекая внимание на правах капитана. – До матча меньше пяти минут. Там за стенкой наши соперники.  И пусть встреч не пойдет в общий зачёт, мы должны выложиться на полную. Не мне напоминать, что впереди игра с тридцать шестой и открытие сезона? В этом году мы должны взять кубок, а то Ленин меня пришибёт! Do you understand?

– Да поняли, – отмахнулся Витька Плеханов, – не зуди. Дай помечтать о классных ножках!

По поводу ножек: может стоит собрать команду поддержки? Танцевали бы в коротких юбках, поднимали командный дух, отвлекали соперника… Хорошая идея! Закину Тамаре Ивановне, пусть посуетится. А если удастся затащить в команду Антипову…  Сглотнул. Так, не отвлекаться!

Пронзительно заверещал свисток судьи, отмечая начало матча. Игроки шумной гурьбой выскочили в зал под бурную поддержку болельщиков. Противники удостоились не меньшего внимания. Пока здоровались, пока выстраивались, я искал Иру  на трибунах. Не пришла, значит. Что же, она и не обещала.

Хотя я очень наделся. Странное чувство поселилось в душе. Ничего, на следующий матч я её притащу!

Глава 5

Ирина

Возвращаться домой – это как пройти все круги ада. Каждое движение даётся с трудом. Тело наливается чугуном и не слушается, но силой воли заставляю двигаться, зная о последствиях. Вот бы сейчас топать со всеми в новенький, ещё пахнувший свежей краской спортивный зал, и болеть за нашу футбольную команду! Но я шагала против потока спешащих увидеть увлекательное зрелище подростков, как танкер против течения. Один задел плечом и даже не заметил. Второй ощутимо толкнул и вместо извинений выдал:

– Смотри куда прёшь, ненормальная.

А я да, ненормальная. Моя жизнь сплошная аномальная ненормальность. Я знаю это точно. Но другой нет. Нет и другой семьи. И, видимо, я нагрешила в прошлой жизни сильно, раз в этой досталась такая участь.

В раздевалке нашла свою куртку. Пуховик давно был меньше на несколько размеров, чем нужно. Молния еле сходилась на груди. Я маскировала это объёмным пушистым шарфом, подаренным бабушкой незадолго до того, как она отошла в мир иной. Не стало самого дорогого человека в моей жизни, который любил и защищал. Исчез и последний огонёк света. Заблудилась в темноте.

Дорога к дому заняла немного времени. Каждый шаг давался с трудом. Ноги становились ватными. Сердце стучало в сумасшедшем ритме, паническая атака почти привычна. Дурное предчувствие сжало сердце. Уверена, Денис уже успел пожаловаться. И я снова буду виновата во всём. Но это ожидаемо.

Захожу крайне тихо и осторожно. Мне нельзя шуметь. Нельзя ничего просить. Нельзя произнести лишнего слова. Если бы можно было запретить мне дышать, то давно сделали это. Но нет. Уверена, сей факт очень огорчает родителей.

– Где шлялась? – Мама выглянула из кухни. Крупная дородная женщина, чей возраст приближался к сорока. Но по ней не скажешь. Любовь к крепким напиткам давно лишили лицо какой-либо привлекательности. Она не пила постоянно, но когда срывалась, то пускалась во все тяжкие. Но в такие дни я хотя бы могла сбежать.

– Уроки закончились всего десять минут назад, – спокойно отвечаю, всё-таки следовало бы промолчать. – И нас задержал учитель на последнем уроке.

– Как ты с матерью разговариваешь? – замахивается полотенцем. Привычный жест. Я легко откланяюсь, сумев избежать удара. Наклоняюсь расстегнуть сапоги. Хорошо, что нога не выросла за последний год и обувь нигде не жмёт. Сама краем глаза смотрю на мать: продолжит или нет? Она не стала тратить на меня время. Значит, Денис ещё не донёс. Видимо, он пошёл на матч. Это мне ничего нельзя. А для него запретов нет. – Остаёшься без обеда.

Вздохнула, направившись в свою комнату. Да, она у меня была, переделанная из старого чулана. Меня выселили сюда пару лет назад, когда братец нагло заявил, что не хочет больше видеть в своей комнате. Раз хочет, значит, надо. Так я оказалась в тесном душном помещении. В него встали кровать, стол, стул и большой шкаф, плотно забитый книгами. Их собирала бабушка. Энциклопедии, справочники, словари, классика мировой литературы на русском и английском языках. Я перечитала всё.

Пока бабушка была жива, она учила меня английскому и немецкому языкам. Говорила, что за всю преподавательскую деятельность не встречала более способной ученицы. Уж не знаю, правда ли это, но Шекспира, Скотта, Уайльда, Бронте, Рида и многих других совершенно спокойно читала в оригинале. Эти книги – сокровища, принадлежавшие только мне. Через неделю после смерти бабушки я пришла со школы и увидела, что мама собрала книги в большой пыльный мешок, чтобы выкинуть. Вцепилась в мешок и не отпускала. Моё! Единственное, что осталось от лучшего человека в этом мире! Не отдала. Несмотря на боль, то сыпалась со всех сторон, на хлёсткие и звонкие удары широкой кожаной полоски армейского ремня с крупной металлической пряжкой. Несмотря на кулак, прилетевший в живот. Даже удар по лицу, от которого потемнело в глазах и струйкой потёк тёплый багряный ручеёк. Рычала и скалилась диким рaнeным волком, загнанным опасными, жаждущими крoви, псами. Но отстояла.

Аккуратно сняла школьную форму, повесила на стул, надела старенький халат и отправилась мыть руки. Остаться без обеда – это привычно. Лишь бы ужина не лишиться. А значит, включается режим невидимки.

Запереться в комнате, быстро выучить уроки и лечь спать. На сегодня запланирован поход в круглосуточную библиотеку. Да, я с удивлением узнала, что в нашем городе есть такое. Причём совсем недалеко от того места, где я жила. Не знаю кому принадлежит эта идея, но хочу сказать спасибо.

В первый раз сбегать из дома страшно. Страшно идти по тёмным, порой ничем не освящённым, улицам. Но я ничего не боялась. Мне всё равно, что со мной станет, но так хоть есть шанс вырваться из окружающего aдa. Как выяснилось позже, в два часа ночи в нашем районе трудно кого-то встретить. Сложнее выбраться из дома незамеченной. Но пока мне везёт. Да и привыкла.

Два часа ночи. Я готова. Аккуратно открываю и закрываю дверь. Не скрипит. Давно смазала маслом, найденным у отчима в инструментах. Выхожу на лестничную клетку и преодолеваю тридцать четыре ступеньки. Вдыхаю морозный воздух полной грудью. Свобода! Пусть призрачная, ненастоящая, но свобода!

Раскинула руки и закружилась. Вместе со мной затанцевали звёзды в удивительном бездонном синем зимнем небе! Они двигались, улыбались и подмигивали. Хорошо бы стать одной из них! Далёкой, холодной, бездушной! Но у меня слишком мало времени. Ночь коротка.

Останавливаюсь, дожидаюсь, когда перестаёт кружиться голова и двигаюсь к назначенной цели. Шагаю быстро, мороз ощутимо кусает за щёки. Моя одежда уже давно не греет. К этому не привыкнешь, но вполне можно не обращать внимания. Считаю шаги, позволяет сосредоточиться и отогнать ненужные мысли. Я всегда именно так и спасаюсь: считаю всё.

Сто сорок ступенек во всей школе. Пятнадцать кустарников на детской площадке возле дома. Три тысячи сто восемьдесят пять шагов до библиотеки. Тридцать пять фонарей по дороге. А в этом доме шестнадцать окон вдоль и семь поперёк.

– Я тебя заждалась, подруга. – Динка возникла из темноты неожиданно, напугав, так я углубилась в собственное занятие. – Думала, что ты не придёшь.

– Прости, предки улеглись спать позже обычного. Лишний риск ни к чему. – Я не стала скрывать ничего. С Динкой это бесполезно. Она знала обо мне всё. Одна в мире. С ней можно не притворяться.

– Ну да, если засекут, тебе несдобровать. Не факт, что живой останешься. – Не факт. Но я промолчала. Не хочу об этом. Эти ночные часы свободы единственное, что у меня есть. И не собираюсь терять и секунды!

Подруга заправила за ухо ядрёно-рыжую прядь, заброшенную на глаза порывом ветра. Сняла рюкзак и достала оттуда завёрнутые в пакет бутерброды. Протянула мне. Взглянула с благодарностью. Я никогда ничего не просила у Динки, но бутерброды она таскала исправно. Сначала не хотела принимать, но живот сводило от голода.