Королева Испании София. Историко-литературные капричос

Хочу ли я сама написать эту книгу? Не знаю. Королева как личность меня привлекает. Уже много лет я наблюдаю за ней издали. Интерес этот возник во время поездки королевской четы в Страну Басков в феврале 1981 года. Это была очень напряжённая поездка. Премьер-министр Адольфо Суарес только что подал в отставку. Террористы из националистической организации басков – ЭТА – убивали людей с невиданной жестокостью. А военные тайно готовили переворот. Нужно было немалое мужество, чтобы решиться на такое путешествие. Хроника его совершенно фантастична. Да, фантастична, потому что пока в Лойоле во всех церквах звонили колокола, приветствуя королевскую чету, на стенах домов столицы Витории появились агрессивные надписи: «Убирайтесь вон!». В Бильбао на центральной площади короля и королеву встречали тысячи людей, размахивая красно-жёлтыми флажками, а в Аскойтиа люди несли огромные плакаты и озверело кричали: «Gora Euskadi Ta Askatuta! Gora ETA!» – «Да здравствует свободная Страна Басков! Да здравствует ЭТА!».

Помню, как королевский самолёт приземлился в аэропорту Форонды. Было очень холодно. Я разыскала одного из сопровождающих, чтобы передать срочную информацию. Один из руководителей баскских националистов предупредил меня: «Завтра в Гернике мы покажем всем, кто есть кто. Мы потребуем освобождения всех наших заключённых. Мы не против короля лично, но мы против государства, которое он, по его словам, представляет. Это государство не дало нам ни свободы, ни демократии, ни независимости».

Напрягаю память. Прошло более четырнадцати лет, но туман времени не мешает мне вспомнить всё совершенно отчетливо. Небольшое помещение Генеральной ассамблеи Герники в то утро было забито до отказа. Яблоку негде упасть, все скамьи парламентариев и балконы заполнены. Сижу на балкончике, сдавленная со всех сторон, но зато сверху вижу всю сцену и президиум – там расположилась королевская чета и представители баскских властей.

Король направляется к трибуне. Едва он начинает своё выступление: «Я всегда страстно желал, чтобы мой первый визит как главы государства на землю басков…”, как несколько бородатых оборванцев вскакивают с передних рядов и, подняв кулаки, застыв в неподвижной позе как одержимые, начинают петь песню «Eusko gudariak», старый гимн баскских борцов. Король молчит. Напряжение возрастает. Страх охватывают всех присутствующих. В это время две или три сотни политиков, представляющих все «политические направления», начинают бурно аплодировать. Овация длится, длится и длится… Считаю минуты, глядя на свои часы: семь, девять, десять. Двенадцать минут продолжаются аплодисменты!

Когда с гильотины покатилась голова Робеспьера, Франция торжествовала и аплодировала, аплодировала пять минут. Да, в те далёкие дни пятиминутная овация положила конец народному безумству. А эта овация здесь, в Гернике, могла бы быть занесена в Книгу рекордов Гиннеса. Сцена фантастическая: одни аплодируют и приветствуют короля, другие продолжают петь свой гимн, выпячивая грудь и уже хрипя от крика. Это была битва голосов и звуков, парламентаризм рук и горла.

Лицо короля остаётся спокойным. Спокойна и королева. С её лица не сходит улыбка. Дон Хуан Карлос, стоя прямо и крепко, как мачта, показывает, что он человек с характером. Он подавляет в себе гнев, ни один мускул на его лице не дрогнет. Вдруг в нём просыпается его чисто бурбонское чувство юмора: король поворачивает голову к уже охрипшим крикунам и, приложив руку к уху, говорит им: «Эй, вы там, пойте погромче, а то вас совсем не слышно из-за этой овации». Наступает самый драматичный момент. Этого почти никто не замечает, но я сверху успеваю увидеть: адъютант короля, встревоженный нарастающим напряжением, подносит руку к чёрной кожаной кобуре своего пистолета. Кто-то рядом с ним, гражданское лицо, хватает его за руку и не позволяет ему вытащить пистолет. Мне кажется, что я расслышала повелительное: «Не сходите с ума!». Если бы офицер вынул из кобуры пистолет и если бы хоть кто-нибудь это заметил, случилось бы непоправимое!

Королева по-прежнему улыбается, её лицо сохраняет спокойствие. Не знаю, быть может, потому что она гречанка, эта неподвижность, это самообладание, заставляет меня вспомнить кариатиды. Прямой торс. Она напоминает статую, кажется, что она даже не дышит. Руки крепко сплетены. Она всё время остаётся невозмутимой и бесстрастной. Быть может, королева вообще лишена эмоций, быть может, она сделана из камня. Бросаю взгляд на её руки. Это не мягкие, слабые, безжизненные руки, как бы живущие отдельно от своей хозяйки. Нет. Это сильные, большие, крепкие руки. Они полны жизни. В них идёт какая-то работа. Кажется, будто именно они помогают королеве сохранить присутствие духа.

Верно, так и есть: когда по приказу премьер-министра автономного правительства Гарайкоэчеа в помещение входят полицейские и выволакивают лихих запевал, именно в этот момент королева расцепляет свои руки. Глубоко вздыхает. Расслабляется. И тогда я вижу, что она вовсе не из камня. Почему я это знаю? Да потому что на ладонях её рук я вижу глубокие следы от ногтей. Отсюда, сверху, я даже могу их сосчитать: пять маленьких глубоких следов на каждой ладони. Десять углублений, которые через какое-то время исчезнут, но сейчас они там, это убедительное доказательство её самообладания. И я это запоминаю.

Во время той поездки король и королева побывали в казармах полицейских и жандармов. Вдруг – не помню уж где – королева спрашивает, «нельзя ли заглянуть в бар, кафетерий или закусочную, если они есть». Возникает некоторое замешательство среди организаторов, потому что это не предусмотрено программой визита. Королеве предлагают принести кофе, чай, прохладительный напиток. Но ей ничего не нужно: «Мне просто интересно знать, как здесь живут люди. Есть ли у них в баре мини-футбол, телевизор… И потом, если это возможно, я хотела бы посетить дом какой-нибудь семьи жандарма». А там, в этих домах, женщины смелые и независимые. Безо всякого жеманства они обращаются к королеве: «Проходите сюда, госпожа королева, донья София». Королева заглядывает во внутренний дворик одного из домов, и в другие, по соседству. Ржавые железные балкончики, оранжевые газовые баллоны, коробки, мусор, какой-то нелепый курятник, шкаф с разбитым зеркалом, развешенное бельё. Королева замечает, что в домах, где живут жандармы, на бельевых верёвках сушится много простыней и покрывал. Она удивляется. Спрашивает. Одна из женщин, засучив рукава, поднимает простыню, а под нею… носки, рубашки и тёмно-зелёные брюки жандармской формы. Уже выходя, королева замечает: «Они, наверное, простынями прикрывают жандармскую форму, чтобы соседи не знали, что здесь живёт семья жандарма». Я примечаю и эту её наблюдательность.

К вечеру последнего дня королевского визита состоялась религиозная церемония в Лойоле, в церкви Святого Игнасио. Король и королева занимают специально отведённое им место, напротив епископа Хосе Мария Сетьена. На улице идёт дождь, бронзовые колокола гудят, бросая вызов грозе. Внутри храма звучит орган. Исполняется месса Баха «Страсти по Матфею». Когда церемония заканчивается, все хотят выйти вместе с королевской четой. Возникает угроза давки. Тогда королева делает незаметный знак рукой его преосвященству монсеньору Сетьену, чтобы он подошёл к ней. Епископ в пурпурном кружевном стихаре направляется к королеве. Она что-то говорит ему на ухо. Сетьен возвращается к своему трону под балдахином. Берёт микрофон: «Её Величество королева просит всех оставаться на местах, пока не закончится эта чудесная музыка Баха. Мы переполнены эмоциями, и всем нам будет полезно провести несколько минут в спокойном размышлении».

Так я всё примечала и продолжала наблюдать за королевой. У меня накопилась целая куча заметок, которые свидетельствуют о том, что за флёром царственности, за мишурой протокола – живой человек, сильная и привлекательная личность. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что королева вблизи много выигрывает. И потому надо попытаться приблизиться к ней! В этом и состоит цель моего визита: приблизиться к королеве, приподнять королевскую вуаль, обнаружить под ней живую женщину. Если под вуалью скрывается личность, то будет, конечно, и книга.

В наши дни бесцеремонных пересудов вокруг личной жизни королей немалым достоинством королевы доньи Софии является то, что она не позволяет никому прикасаться к тайне её жизни. Именно в этом суть парадокса: несмотря на то, что она всегда на виду, что её знают во всём мире, королева остаётся инкогнито, она незнакомка, о которой каждый имеет своё интуитивное представление. Она восхищает нас на расстоянии, так и оставаясь незнакомкой. Знаем ли мы хоть какую-нибудь деталь её жизни, каков характер этой женщины, гречанки по рождению? А ведь она столько лет, начиная с 1962 года, ткёт и завязывает узлы с оборотной стороны ковра истории Испании!

Я приходила, чтобы ответить на один только вопрос. Вопрос, мною точно выверенный. Наблюдая её вблизи, я убедилась в том, что она действительно есть то, о чём я догадывалась интуитивно: надёжная опора, мужество, достоинство. Быть королевой не означает просто исполнять обязанности, связанные с королевским саном. Важно ещё, как это делать. Сплетать узор жизни. Рожать детей. Заботиться о доме. Присутствовать. Присутствовать и наблюдать. Да, cor meum vigilat – сердце моё на страже. Без отдыха, не уклоняясь от долга. На мой вопрос – что такое королева? – она отвечает с мудрой простотой: «Я такая, какая есть». Такова королева София, потому что она знает, что значит быть королевой, она заботиться о нас, и одно её присутствие уже есть гарантия для нас во многом…

Капричо 4

Странный это феномен – греческая монархия

Хотелось бы спросить читателя, а знает ли он, когда, собственно, появилась греческая монархия, греческие короли и принцессы? Не уверена, что многие ответят.

Всем нам, поклонникам великой эллинской культуры, кажется, что Греция начинается с Гомера. Он прибыл к нам на Русь, в Московию, вместе с Софией Палеолог, женой царя Ивана III. Первым взялся его переводить Михаил Ломоносов, а «Иллиаду» первоклассно перевёл Николай Гнедич уже в начале XIX века, что сразу заметил и похвалил Пушкин:

О ты, который воскресил
Ахилла призрак величавый,
Гомера музу нам явил…

Правда, потом, приватно, Александр Сергеевич пошутил:

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод.

Но слова эти в записях своих вычеркнул тщательно, оставив другое:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущённой душой.

И по сей день Гомер – загадка. Неудивительно, что и в наши дни находятся смельчаки, вроде поэта Максима Амелина, которые снова его переводят.

Прости, читатель, немного отвлеклась. Просто хочется туда, в Древнюю Грецию, где была демократия, «веселье, свобода и отсутствие гнетущего страха», как говаривал в своих лекциях Сергей Аверинцев.

Но вернёмся к истории греческого государства и греческой монархии.

Древняя Греция, где говорили по-гречески, – это был не только Пелопоннес (территория современной Греции), Кипр, Эгейское побережье Турции, Сицилия и южная Италия, это ещё и греческие поселения, разбросанные по побережьям современных Албании, южной Франции, восточной и северной Испании, Ливии, Египта, Болгарии, Румынии, Украины и южной России. Вот откуда корни неумирающей идеи о «великой Греции», где уже до нашей эры проводились Олимпийские игры, где родился завоеватель Александр Македонский. Той Греции, что стала культурным фундаментом Западной цивилизации.

Проходили века. Была Римская Греция, после победы Рима над коринфянами. Потом родилась Византийская Греция, когда римский император Константин I перенёс столицу Римской империи в Византию. Пелопоннесский полуостров и большая часть грекоговорящего мира остались под властью Восточной Римской империи. В 1204 году Константинополь был взят крестоносцами, Византия распалась на ряд государств. В 1334 году сербы завоевали Македонию. В 1346 году король сербов Стефан был коронован и получил титул «Царя и самодержца сербов и греков».

В 1453 году в Константинополь вошли войска турецкого султана – и Греция стала частью Османской империи. Четыреста лет греки были под турками, как русские – триста лет под татарским игом.

Греция как государство в новой истории Европы образовалось в начале XIX века. В 1821 году в Греции началось освободительное движение, вызвавшее большое сочувствие в Европе. Годом позже была принята первая конституция Греции. Новое рождавшееся государство не сразу было признано великими европейскими державами того времени, да и турки не отступали. Немалую роль в обретении греками независимости сыграл русский флот, разгромивший турок при Наварине. Правда, российский император Александр I по поводу греческого восстания сказал: «Я покидаю дело Греции потому, что усмотрел в войне греков революционный признак времени».

Так или иначе, при поддержке трёх европейских держав – Великобритании, Франции и России – президентом молодого государства был избран Иоанн Каподистрия, но в 1831 году его убили. Началась гражданская война. И тогда на Лондонской конференции 1832 года державы-покровительницы объявили о создании в Греции королевства.

На греческий престол посадили семнадцатилетнего баварского принца Оттона, вместе с которым в Афины прибыли три регента для управления страной до его совершеннолетия. Особых успехов в управлении никто из них не достиг. Напуганный французской революцией 1848 года, Оттон присягнул на верность конституции, которую потом систематически нарушал. В стране началось восстание. Король бежал на родину, в Баварию. Так что, начало греческой монархии явно не заладилось.

30 марта 1863 года Национальным собранием Греции на престол был избран другой семнадцатилетний юноша – датский принц Христиан Вильгельм Адольф Георг, сын короля Дании. Ему повезло куда больше. Он стал основателем ветви датских Глюксбургов на греческом престоле и правил почти полвека под именем Георга I. Женат он был на русской великой княжне Ольге Константиновне Романовой, внучке императора Николая I и племяннице царя-реформатора Александра II. О ней хочу рассказать подробнее.

Великая княжна Ольга Константиновна в молодости

Почему? Кажется мне, что моей героине, принцессе Софии, многое досталось от русской великой княжны и в генах, и в характере. Недаром её, первую дочь короля Павла и королевы Фредерики, хотели назвать Ольгой. Да народ не дал. Как только услышали, что в монаршей семье родилась дочь, закричали: «София родилась». Так звали бабку новорождённой.

Греческий король Георг I приехал в Россию в 1867 году, полный решимости найти там себе жену. Ему важно было укрепить связи с нашей страной. К тому же, ему уже давно приглянулась красивая юная романтичная Ольга. Подобно своему брату, великому князю Константину Константиновичу (известному поэту, публиковавшемуся под псевдонимом К.Р.), Ольга увлекалась поэзией и даже составила домашнее издание «Извлечения из сочинений Лермонтова на каждый день года».

Венчание Георга I с великой княжной состоялось в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге, где они провели короткий медовый месяц. В Греции молодая королева быстро выучила греческий и английский, занималась археологией и историей Греции. От своего отца Константина, родного брата Александра II, Ольга унаследовала любовь к русскому флоту. Она часто посещала русские корабли, заходившие в порт Пирей, приглашала русских моряков в королевский дворец. Был даже корабль, принадлежавший ей, названный в её честь. Ольга Константиновна стала единственной женщиной в истории, носившей звание адмирала Императорского Русского флота. Основала в Пирее и военно-морской госпиталь.

Король Греции Георг I и королева Ольга

Брак Ольги и Георга был счастливым, у них родилось восемь детей. Но в 1913 году Георг I был убит психопатом-анархистом в Салониках. Его царствование оказалось прологом к периоду нестабильности, постоянных войн и переворотов, преследовавших Грецию более шестидесяти лет.

Сын Георга и Ольги, Константин I, наследовал отцу, а после него греческий престол заняли его сыновья – сперва Александр I, потом Георг II. И вот на дворе уже Вторая мировая война. В октябре 1940 года в Грецию вторгаются войска фашистской Италии. В январе 1941-го умирает генерал Метаксас, фактический правитель страны, и король Георг II принимает обязанности премьер-министра. 6 апреля в Грецию входят уже гитлеровские войска. Греческая армия разбита. Георг II и вся королевская семья укрываются сначала на Крите, а после его захвата Германией в мае того же года – в Каире. Так начинаются пять лет изгнания и бесконечных переездов с места на место.

После мировой войны в Греции бушевала уже война гражданская. Север страны контролировали отряды коммунистической «милиции». В горах действовал Комитет национального освобождения. У Черчилля была договорённость со Сталиным о разделе сфер влияния в Европе. Греция отходила в зону Великобритании. 31 марта 1946 года в Греции в присутствии французских, английских и американских наблюдателей прошли выборы, а 1 сентября был проведён референдум. На нём большинство населения (69% голосовавших) высказалось в пользу восстановления монархии. Король Георг II вернулся на трон, но 1 апреля 1947 года неожиданно умер от сердечного тромба в своём рабочем кабинете.

На престол заступил его брат Павел, отец нашей героини. А после его кончины в 1964 году – уже его сын Константин, брат Софии. Но Константин II правил всего три года. 21 апреля 1967-го в Греции произошёл ультраправый военный переворот, получивший название Переворота чёрных полковников, который покончил с монархией. Молодой король хотел выиграть время, избежать раскола армии и новой гражданской войны, не допустить кровопролития. Он заявил публично: «Мой трон не стоит крови греков». Так он вынужден был признать военную хунту.

В августе, под предлогом участия в регате на приз «Кубок Америки» в Ньюпорте, Константин II выехал в США и там встретился с президентом Линдоном Джонсоном, министром обороны Робертом Макнамарой и государственным секретарём Дином Раском. Просил их оказать помощь в восстановлении в Греции демократии. И, кажется, они ему что-то обещали. Но в разгар «холодной войны» и противостояния двух блоков греческая военная хунта была для американцев куда более выгодной. «Чёрные полковники» жёстко ограничивали деятельность политических партий, а значит, представлялись более надёжным гарантом стабильности, чем монархия во главе с молодым и неопытным королём. К тому же, готовым допустить во власть множество политических партий, что создавало бы опасность бесконечной правительственной чехарды. Константин II оставался королём ещё несколько месяцев. Попытался устроить свой собственный военный «контрпереворот», который провалился.

14 декабря 1967 года король Константин и вся семья покинули страну и уехали в Рим. Какое-то время «полковники» должны были обращаться к королю за подписью (когда тот находился в Риме, а потом в Лондоне), поскольку без него не мог быть принят ни один декрет. Так что, ещё какое-то время Греция формально оставалась монархией. В июне 1975 года, после проведённого всенародного референдума, страна была провозглашена республикой.

Капричо 5

Рассказ о греческой принцессе Софии