Наваждение

Ещё вчера, когда Костю, в огромном для него, стареньком стёганом ватнике, увозили из деревни, на землю падал мокрый снег, и небо было сплошь покрыто тяжёлыми тучами. Было холодно и сыро, но привычно. Ночевали на вокзале, и он укрылся ватником, когда ложился спать на широкую и жёсткую лавку зала ожидания. Это тоже было привычно. В его «халабуде» не всегда было тепло и мягко. Но здесь, в этой огромной комнате, было слишком жарко, а за окном какие-то волшебные деревья были сплошь усыпаны белыми цветами. Ветер безжалостно срывал и кружил в жарком воздухе лепестки этих цветов, посыпая ими дорожки, будто зима надумала посыпать землю под деревьями пушистым белым снегом. Небо, без единого облачка, сияло синевой, и было так уморительно высоким, будто лето перепутало свою пору.

Тётя будто и не почувствовала жара солнечных лучей. Она подошла к окну и распахнула его настежь, а потом прошла к одному из столов у этого самого, уже открытого окна.

Муха давно перестала жужжать, и куда-то улетела, а в окно залетел жаркий ветер и стал ворошить бумаги на почти пустых столах. За окном громко чирикал воробей, или какая-то другая птица. Косте не хватало терпения разбираться в этом чириканье. Сейчас Тётя будет его наказывать. Надо продумать пути отступления и оценить обстановку…

Костя умел считать. В комнате было три одинаковых и очень странных стола, с множеством выдвижных ящичков. Мальчик никогда таких столов не видел. Ему показалось, что это большие шкафы укоротили наполовину. Он остановился у двери, не решаясь закрыть её и приготовившись удрать, куда глаза глядят, если ему будет грозить хоть малейшая опасность. Тогда он и подумать не мог, что здесь, в детском доме, он поселился на долгие годы учёбы в школе. Он тогда ещё верил, что бабушка обязательно разыщет своего любимого внука, и обязательно приедет, чтобы забрать его обратно в деревню. Там, на самом подворье, есть его «халабуда», там есть, куда спрятаться от неприятностей в страшную минуту. Он с нетерпением ждал приезда бабушки, а пока…

– Ну, что же ты стоишь у двери? – тихо спросила Тётя. Голос её был спокоен, а карие лучистые глаза светились неподдельной добротой. – Иди сюда, малыш. Надо больную полечить, – спокойно продолжала Тётя. Костя оглянулся по сторонам и не увидел никого, кто бы стонал и охал, и кого бы надо было срочно мазать зелёнкой. Это у него, у самого, лицо пылало от кулака того толстого мальчишки. Значит, Тётя будет лечить его. Он не любил зелёнки, и бабушка никогда не мазала его зелёнкой. Она всегда прикладывала тряпицы к ушибленным местам, от чего на следующий день ушибов, как не бывало. Наверное, бабушка передала Тёте, как надо лечить Костю. Сейчас тётя достанет откуда-то бабушкину помятую алюминиевую миску, ленёт в неё настоя какой-то душистой травы, и будет прикладывать тряпицу к лицу Кости, как делала всегда бабушка, когда он прибегал домой с синяками… Это не больно, уверял он себя, но в комнату войти всё же опасался. – Ну, что же ты стоишь у открытой двери? Закрывай дверь, чтобы сквозняк нам не мешал, и иди сюда. Сейчас мы склеим книжку и оставим её сохнуть на солнышке, а вечером ты сможешь её забрать и почитать. Сам сможешь?

– Не-е… – мотнул головой Костя. – Я и так всё знаю… – прошептал он.

– Знаешь, я сегодня дежурю, и смогу тебе почитать совсем новую сказку, если ты сделаешь уроки. Вы делали уроки в школе, в которой ты учился?

– Не-а… – на всякий случай, снова мотнул головой Костя. – А чё то такое, уроки?…

Он несмело прикрыл большую, необычно белую, и очень тяжёлую дверь, и так же несмело приблизился к столу, за которым сидела добрая тётя. Ему было тяжело толкать тяжёлую дверь, чтобы она закрылась. Руки до сих пор чувствовали напряжение, которое испытал мальчишка, чтобы исполнить волю Тёти, а она уже лукаво смотрела на него и улыбалась.

«Биться не будет…» – решил он для себя и вдруг совсем успокоился.

– Ну, что, горемыка, зачем набедокурил? – с доброй улыбкой обратилась к нему Тётя.

– Не-а, я ничего не делал, я читал и картинки смотрел, а он… – упрямо мотнул головой Костя, насупившись, изобразив на лице гримасу злости, и снова сжал кулаки. Так всегда делали его братья, чтобы напугать его…

– Что, и меня побить собираешься? – вдруг весело рассмеялась Тётя, совсем не так, как хотелось Косте, отреагировав на преувеличенно-злое выражение лица ребёнка. И было столько доброты в её смехе, что мальчишка невольно расслабился и разжал кулачки. Он даже попробовал улыбнуться. Ему даже стыдно стало, что Тётя так о нём подумала.

– Не-е… – протянул он, и вдруг более широко и открыто улыбнулся в ответ.

– Книжку не ты забросил под кровать?

– Не-а… – снова насупился Костя и замолчал. Ему вдруг показалось, что ему не поверили, и сейчас крепко поколотят за строптивость и неаккуратность, как всегда поступали братья, когда Костя делал что-нибудь не так, как этого требовали обстоятельства.

– Ну, подойди же поближе, не трусь, давай познакомимся, – примирительно сказала Тётя, и ладонью вверх протянула Косте свою точёную маленькую руку с розовыми мягкими пальцами. Бабушка говорила, что такой жест всегда расценивается, как выражение дружелюбия, даже собаки его понимают, и Костя несмело сделал ещё один шажок по направлению к укороченному шкафу-столу. – Ну, что же ты так меня боишься?! Я же драться не стану! Меня зовут Тамара Андреевна, а тебя – Костя. Правильно я говорю?

– Му-гу… – угрюмо кивнул Костя.

– Я – твоя учительница, и буду учить тебя до пятого класса. В пятом классе у тебя будет много учителей. Сегодня меня в школе подменили, а завтра я буду с вами целый день. И так ещё целых три года, понял?

– Му-гу… – снова мотнул головой Костя в знак согласия, но он совсем ничего не понял из того, о чём говорила Тамара Андреевна. На всякий случай кивнул, чтобы не побили и не наказали. Он решил, что обязательно уедет отсюда, когда за ним бабушка приедет.

– Ну, вот, познакомились, – почему-то с облегчением вздохнула Тётя Тамара Андреевна. Ей тоже тяжело далось знакомство с совсем диким мальчишкой, который был совершенно не знаком с цивилизацией. – Обещай больше не драться, а со всеми своими бедами приходить ко мне. Вместе во всём разбираться будем, ладно?

– Му-гу… – едва кивнул Костя.

– Ну, вот и хорошо. А теперь давай книгу лечить, а то Лидия Петровна нас с тобой сильно ругать будет, и ни одной интересной книжки больше не даст прочитать. Подойди ко мне и смотри, что я буду делать. Тебе это пригодится. Ещё не одну книжку склеишь за свою жизнь.

Они старательно склеили разорванные листы тонкой папиросной бумагой. Даже буквы просвечивались сквозь прозрачность бумаги, и их свободно можно было разглядеть.

Когда прозвучал горн к обеду, книгу положили сохнуть на широком подоконнике, а вечером Тамара Андреевна прочитала одну из сказок из «полеченной» книжки всем мальчишкам из палаты, в которой в ту, самую первую ночь в детском доме, пришлось ночевать Косте. Он не стал напоминать Тёте Тамаре Андреевне про какую-то «новую» сказку. Он тогда ещё свято верил, что скоро вместе с бабушкой вернётся домой в их перекошенную, но такую родную избу, в которой каждый уголок был знаком, где всегда было тепло и уютно. Бабушка его обязательно найдёт и приедет за ним сюда, в этот большой и совсем чужой, незнакомый Косте, детский дом. В этом доме живут такие хулиганы, которые рвут интересные книжки и дерутся. Здесь нет его «халабуды», и негде прятаться от кулаков злых толстых мальчишек, разве, что, под большую тяжёлую тряпку, зашитую в белую простыню на странной железной лавке, которую здесь называли кроватью, и которая противно скрипит при любом движении тела.

Косте удалось уснуть этой первой ночью в детском доме, уже под утро. Ему снилась их старая, покосившаяся от времени и ветров, но такая родная изба, и бабушка в ней. Она совсем и не плакала, а, молча и очень внимательно, наблюдала за ним, утвердительно качала головой, покрытой привычным платком, будто была со всем согласна. Бабушка во сне ласково улыбалась, но не звала и ничего не обещала. Молчала и улыбалась…

ПЕРВЫЙ УРОК

Утром следующего дня, в умывальной комнате тот жирный мальчик брызнул из железной трубки, которую тут называли краном, струёй воды в сторону новичка. Он промазал, а Костя с ловкостью рыси отскочил на безопасное расстояние, но драться с толстяком не стал. Толстяк же показал ему жирный кулак, и драться тоже не полез. После завтрака в большой столовой, за малышами во двор детского дома приехал, остроносый синенький, автобус. Такой же, как оставленный дома игрушечный автомобиль из потрескавшейся и облупившейся от старости фанеры, и тоже синего цвета. Костя в настоящей жизни никогда таких машин не видел. Ему показалось, что старый фанерный автомобиль вдруг увеличился, стал большим-пребольшим и приехал только за ним, Костей, чтобы отвезти его домой, но дети наперегонки полезли в открытую дверь автобуса, оттолкнув новичка в сторону.

В новой одежде, в новых ботиночках, которые поблёскивали из-под наглаженных штанишек, показываясь при каждом шаге своими блестящими бочками, с большим новым портфелем в руках, он последовал за остальными, но свободных «сидячих» мест в салоне автобуса уже не было. Какая-то необычно красивая девочка подозвала его к себе, строго приказала:

– Садись со мной, я тебе место заняла! – И похлопала маленькой ладошкой по свободному месту на двойном сидении. Костя даже оробел – сама королевна из тридесятого царства его усадила рядом с собой! – Я тебя уже видела. Теперь ты всегда будешь моей парой, понял?

Она больше ничего не сказала, но её звонкий голосок всю дорогу звенел в его ушах. Всю дорогу до школы он старательно рассматривал красивую королевну, и последовал за ней, когда дети выпрыгнули из остановившегося автобуса, крича, о том, что приехали. У дверей класса Костя притормозил, испугался, а дети с победными криками, обминая его, вбегали в просторную комнату, сплошь заставленную громоздкими и необычными деревянными столами, шумно бросали портфели на наклонённые поверхности этих странных столов, именуемых партами. Никто из детей даже не взглянул в его сторону. Костя растерянно заглядывал в комнату и не решался войти. Даже та красивая девочка убежала от него, смешавшись с орущей толпой детворы, и Костя не мог найти её среди орущих и дерущихся детей. Дрались между собой, визжали и смеялись все дети в большой комнате, а он остался стоять у двери в одиночестве, слухом иногда вылавливая выкрикнутые в азарте слова. Он снова был совсем один, совсем никому не нужен. Он уже знал, как называются эти наклонные столы, занявшие всё пространство огромной комнаты. Он слышал, как дети называли их партами, а потом и сам догадался.

У них, в старой школе, столы были совсем другими, и комната, в которой учились дети в его старой жизни, была значительно меньше и темнее. В ней было всего одно маленькое окошко, а детей в комнате умещалось всего девять человек. Единственное окно в той классной комнате взрослые не разрешали открывать никогда. Ещё была большая печка в углу, которую тётка Глашка периодически подтапливала, чтобы дети не замерзали в самые лютые холода.

В это первое, и уже жаркое утро, теперь уже, новой жизни, ему впервые предстояло войти в свой новый первый класс, но он стоял у двери и не решался сделать первый шаг навстречу неизвестности. До тошноты пугали резкие перемены, и он продолжал растерянно оглядываться по сторонам, и снова не видел свободных мест. Детей было совсем не десять. Никто из них не сидел на месте, и Костя не мог их сосчитать, а солнце слепило глаза, как вчера в учительской в детском доме. Его никто не звал. Он ничего вокруг не видел, кроме скачущих, орущих, визжащих, разгорячённых игрой мальчишек и девчонок. Даже разобрать, где, кто, не удавалось. Поэтому, он и стоял молча у двери, дожидаясь конца странностям. Вскоре надсадно и очень громко прозвенел, первый в его жизни, громкий звонок. Он вздрогнул от неожиданно громкого звука, резавшего слух. Даже уши заложило от такого могучего звона. Бросив портфель на пол, Костя закрыл уши ладошками, но не убежал. Ему стало интересно, что же будет дальше…

В их старой школе тётка Глашка, возвещая о начале или конце урока, звякала медным колокольчиком, который часто терялся, или украдался, и тогда уроки продлевались на неопределённое время, пока всем миром искали затерявшийся колокольчик.

Сейчас всё было по-другому: звонок, волшебным образом, звонил сам, никто по коридору с медным колокольчиком не бегал, а в класс вошла всё та же тётя, Тамара Андреевна, с какой-то большой книжкой в руках.

Костя так и стоял у дверей, не решаясь войти в бушующий класс. Тамара Андреевна слегка подтолкнула его, жестом приглашая войти внутрь большой, светлой комнаты, именуемой классом.

– Де-ти, ти-хо! Училка в классе! – вдруг протяжно заверещал кто-то из детей. Костя не понял, кто кричал, девочка, или мальчик. Дети мгновенно притихли и разбежались по своим местам. Только он так и остался, одиноко стоять у дверей класса.

– Здравствуйте, дети, садитесь. Костя, и ты садись… Ах, да, ты ещё наших порядков не знаешь. Дети, у нас – новый ученик. Его зовут Костя Иволгин, и он теперь будет учиться в вашем классе. Прошу любить и жаловать. Славик, собери свою сумку, и пересядь к Антону. Костя сядет на твоё место, рядом с Соней. Костя, теперь это – твоё место. Садись.

– Буратин он, а не Иволгин! Я не хочу сидеть с Антоном! – возмущённо воскликнул Славик.

– Ничего, это пойдёт тебе на пользу. Через «не хочу» постарайся. Быстренько собирайся, не задерживай нас. А ты, Костя, подбери свой портфель и занимай место на первой парте первого ряда, рядом с Соней, – строго приказала Тамара Андреевна.

Недовольный решением учительницы, толстый Славик, вчерашний противник Кости по драке в палате спального корпуса детского дома, нехотя вылез из-за парты, громко хлопнул откидной крышкой, и, демонстративно, с невероятным грохотом, потащил свой портфель по полу, до парты, на которую указала учительница. Так вредный толстяк выразил свой протест, несогласие с решением учительницы, а по дороге, так, чтобы она не увидала, хулиган внушительно покачал кулаком своему вчерашнему противнику. Костя не понял жеста, адресованного ему Славиком, до перемены, когда мальчишки схватились в неравном бою в коридоре. А пока Костя несмело сел на указанное место за первой партой, и поставил свой новенький портфель, сверкавший отполированной кожей, на столешницу парты. Портфель, уверенно и нахально, пополз вниз, чтобы с грохотом свалиться на пол. Костя едва успел его подхватить. У него такой драгоценности, как настоящий новенький и такой красивый портфель, дома и в помине не водилось. До приезда в детский дом, он и не подозревал, что такие восхитительные портфели бывают на свете. Всё, на что мог рассчитывать первоклассник в его деревне – это полотняный мешок на шлейке, сшитый вручную из мешковины, или, пришедшая в негодность, хозяйственная сумка. У Кости был старый выгоревший от долгой службы мешок, с которым ещё, совсем давно, ещё его старшая сестра начинала ходить в школу. Так говорила бабушка.

За долгие годы службы, мешок износился, и прохудился, до огромных дыр во многих местах, но бабушка наставила ярких заплат на самые дырявые дырки. С такой пёстрой обновой в первый день своего первого учебного года Костя и пошёл в первый класс, в свою районную школу.

Там, дома, у них мешки ценились по количеству ярких заплат, и мешок Кости выигрывал их множеством и пестротой.

Здесь же, в детском доме, вчера ему выдали новенький, слегка запылившийся большой портфель, в который поместились все книжки и тетрадки, и ещё было много свободного места, куда можно было запихнуть своего безликого солдата, но тот остался дома на крыльце.

Сейчас этот новый, вредный портфель безжалостно сползал вниз, по наклонной поверхности парты, норовя упасть на пол. Костя не знал, что сделать с красивым портфелем, чтобы прекратить неудобное его сползание. Было очень неловко и стыдно, но портфель упрямо сунулся вниз и скрипел. Как ни старался придержать Костя свой портфель, негодник, всё равно, нахально лез, куда хотел. Костя периодически отпихивал его вверх, и совсем не обращал внимания на скрежетание портфеля о парту, и недовольство тех, кто его окружал.

Неожиданно Костя услышал тихий язвительный смешок рядом с собой. Оглянулся, и обомлел… Рядом с ним за партой сидела та же красивая девочка, что пригласила его сесть на её сидение в странном синеньком автобусе. Королевна из тридесятого царства сидела рядом с ним, за одной партой, и почему-то смеялась!

Теперь ему удалось лучше рассмотреть эту девочку. С громадными коричневыми бантами в тёмных волосах и с ярко-белым воротничком на коричневом форменном платье, девочка была ослепительно хороша. Костя даже задохнулся от восторга. Он никогда не видел таких лент, и девочки такой красивой тоже не видел никогда. Девочки в его старом классе тоже заплетали волосы в косы, но вплетали в них тряпочные ленты, оторванные от прохудившейся одежды.

Те девочки были совсем не похожи на эту утончённую кукольную красавицу, так похожую на королевну из тридесятого царства из второй сказки. Нет, таких лент он никогда не видел. И такой красивой девочки ему встречать не приходилось…

– Ты чего?! – настороженно и совсем громко спросил Костя.

– Т-ссс… – сделав огромными, свои большие и красивые глаза, приложила девочка указательный пальчик к ярким, розовым губкам, – Я – ничего, я – Соня, а ты – глупый Буратин! – тихо рассмеялась девочка.