– Я решил в эксперименте одном принять участие… Наталья меня уговорила. «Идеальный мужчина» называется.., – Олег погладил дрогнувшую материнскую руку.
– Что? Какой еще эксперимент? – настороженно спросила она.
– Там врачи-психотерапевты, наркологи и… Ну, в общем, идеального из меня сделают, – с остановкой проговорил он…
– Ой, Оле-ег! А это не опасно? – в голосе матери зазвучал страх. – Да ты у меня и так идеальный.
– Я всё решил. В понедельник поеду в клинику. Профессор Сидоров. Может, ты читала? Про него много пишут. – Встав, он принес из кухни брошюры. – Вот, посмотри…
– Как же так, Олег? – волновалась мать, теребя в руках брошюры. Поняла, что спорить бесполезно.
– Ты возьми, почитай дома.
Она машинально кивнула.
– Это так неожиданно. Надолго это? – достала платочек – глаза стали слезиться.
– Мам, я уже взрослый. Потом, ты же сама хотела, чтоб я женился, – обнял её сын, успокаивая. – А там, кажется, и это запланировано… Я обязательно тебе позвоню в понедельник, как всё пройдет.
– Что ж мы сидим-то! – засуетилась Полина Игнатьевна, пряча глаза, боясь выдать обиду, – опять всё решил без нее. Всё Наталья да Наталья! Какая из нее жена? Она и готовить-то не умеет! Олег сам всё.
–Чем хоть ты тут питаешься? – пройдя на кухню, спросила Полина Игнатьевна.
– О, у меня картошка есть, бутерброды Натальины остались, – весело ответил Олег.
Полина Игнатьевна приободрилась, и они стали вместе, как в детстве, хлопотать над столом. Мать достала из сумок теплоукутанный борщ, курицу, стала командовать по старинке, а Олег ей с радостью подчинялся. Нарезали салат, мать умело его украсила, всё расставила на столе.
За едой о проблемах не говорили – так издавна было заведено матерью. Восхищались осенью. Это было их любимое время года. Вспоминали стихи. Когда-то это была их игра: кто больше вспомнит стихов.
– Может, оно и правильно, что ты так надумал. Может, всё к лучшему, – сказала мама.
– Я тоже так думаю, – ответил Олег.
– В гору всегда трудно подниматься, а с горы легко катиться, Олежек.., – говорила она. – Я, пока ты болел, в церковь ходила, свечки за тебя поставила и Богородице –Неупиваемой чаше, и Николе-угоднику… Сон мне приснился, будто тебя маленького песком засыпало и ты чуть не умер. Но какие-то люди помогли тебе выбраться, и ты жив остался. Чудом, понимаешь?
– Ну, мама, что ты? Со мной ведь ничего такого не может быть.
– Ты ведь у меня единственный сын. Я боюсь за тебя, как бы ты с пути не сбился, себя совсем не потерял… Тебе уже тридцать лет, а у тебя ни работы постоянной, ни семьи. А я ведь обыкновенная старуха, я внуков понянчить хочу.
– Мам, ну какая ты старуха?
–Да-а, – протянула мать раздумчиво. – Маленькие детки – маленькие бедки… – Полина Игнатьевна замолчала. Взглянув на Олега, заговорила нерешительно, собираясь с мыслями:
– Не знаю, сказать тебе или нет… Танечку я тут встретила с молодым человеком. О тебе поговорили. Она зла на тебя не держит.
У Олега кольнуло в груди – быстро же она его забыла. Но вслух сказал:
– Я рад за неё.
– Она сказала, что по-прежнему остается твоей поклонницей. Эх, Олег, она могла бы стать тебе хорошей женой!
– Мама… Ну, сколько же можно об этом.
– Я боюсь, что ты ещё пожалеешь о ней.
– Мама, я её не любил. Да и она, по-видимому, тоже.
– Вот это неправда. Что ты, мальчишка, знаешь о женской любви? – горячилась мама.
– Не нервничай, мам.
– Да и что такое любовь? Это труд совместный, умение прощать, верность!
– Верность чему? Скажи ещё, супружеские обязанности.
– Да, и супружеский долг.
Вот так всегда случалось с ними. Неожиданно расспорятся. Всё же мать принадлежит к другому поколению и в чём-то не может его понять.
Полина Игнатьевна молча собирала сумки и удивлялась, почему сын не хочет понимать очевидных вещей.
– Неужели эта Наталья лучше? – спросила она с оттенком неприязни.
– С Натальей мы друзья.
– Это ты ей друг. А у неё, может быть, другие планы. Сколько ей? Под тридцать? Ей замуж давно пора.
– Мам, ты её совсем не знаешь!
– А ты себя не знаешь. Окрутит она тебя.
– Мне теперь три месяца не до женщин будет.
– Ой, Олег, – снова заволновалась мать перед неминуемым расставаньем. – Ты на меня не обижайся, – собираясь уходить, проговорила она. – Я тебе добра желаю и верю в тебя. В отца твоего верила и в тебя тоже. Ты, как он – упрямый. Всё равно на своём настоишь.
– Мам, всё будет хорошо, – целуя её и помогая ей одеться, говорил Олег.
– Ладно уж, – ворчала Полина Игнатьевна. – Я тебе вечерком еще позвоню, можно?
– Конечно, – согласился сын.
– А завтра приходи на обед. Обязательно. Только без Натальи приходи.
– Хорошо, мам, завтра приду.
– Я тебе там деньги оставила на столе, – сказала Полина Игнатьевна. – Не умирать же тебе с голоду.
Олег проводил мать до лифта, проследил из окна за удаляющейся в направлении остановки материнской фигурой.