Фиктивный брак

– Ты прочитал этот роман? – с замиранием сердца спросила я, надеясь, что там он мог обнаружить многие разгадки.

– Нет, мне не удалось его найти, хотя я видел отца за работой над ним, и стопка исписанных листков была весьма внушительной.

Оказывается, писатель писал свои произведения исключительно от руки. Раньше его рукописи перепечатывали машинистки, а потом Вера Степановна освоила машинопись, а затем и компьютер. Однако до последней рукописи муж ее не допустил. Сказал, что еще рано. После его смерти Олег с матерью просмотрели все бумаги отца, но следов автобиографического романа не нашли, даже никаких заметок на эту тему.

Мне это казалось не только странным, но и интригующим. Куда подевалась рукопись с возможными разоблачениями?

Олег тем временем продолжил рассказ. Вера Степановна в те дни вела себя очень нервно, возможно, ревнуя мужа к невестке, так как тот много времени проводил с Натальей, чуть ли ни демонстративно игнорируя жену. Олег, хоть и замечал напряжение между женой и матерью, в их отношения не вмешивался, считая это бабскими разборками. Он был доволен и тем, что его семейная жизнь наладилась, а отец нормально себя чувствует.

Он интенсивно трудился на своем рабочем месте и не ожидал от жизни никаких ударов, когда раздался звонок матери:

– Олег! Срочно приезжай. Наташа отравилась.

Всё в нем противилось ужасной правде.

– Она жива? – с надеждой спросил он.

– Нет, – выдохнула мать.

Был разгар дня, Олег угодил в пробку, так что появился в квартире, когда там хозяйничали медики и милиционеры. Он был в таком подавленном состоянии, что ничего не понимал и действовал автоматически. Лишь к концу беседы со следователем до него дошли кое-какие подробности. Наталья отравилась, выпив горсть отцовских таблеток, выкрав их из его аптечки. Прощальной записки она не оставила, но на тумбочке возле кровати рядом с недопитым стаканом воды и упаковкой от таблеток лежало медицинское заключение – результаты УЗИ. Оказывается, Наталья была беременна, но внутри нее развивался не нормальный плод, а маленький уродец. Позднее, поговорив с экспертами, Олег выяснил, что такая патология возникает, если на ранней стадии беременности травить плод сильными химическими препаратами. Впрочем, бывают и врожденные аномалии.

– Почему же она не сделала аборт?! – потрясенно воскликнула я. – Зачем было убивать себя?

Олег тоже этого не понимал, считая, что Наталья и самоубийство две вещи несовместные, как гений и злодейство. Хотя, история знает массу разных примеров.

– Боже, а тебе каково пришлось? – посочувствовала я. – Твоя жена! Твой ребенок!

– Этот ребенок не был моим, – сухо произнес он и в ответ на мой вопросительно-возмущенный взгляд пояснил: – Моему ребенку никак не могло быть больше четырех недель, а тому было двенадцать. Медики не могли ошибиться так сильно.

Олег не стал ни с кем делиться этими соображениями, не только не желая трясти грязным бельем, но и щадя чувства тещи. Екатерина Петровна и без того была убита горем. На поминках с ней случилась истерика, и она стала обвинять Олега в смерти дочери. Он и тут не стал оправдываться, всё равно она не поверила бы, что между супругами в течение двух лет не было близких отношений. Дмитрий Иванович увез Екатерину Петровну на дачу, откуда вернулся спустя три дня. Он выглядел подавленным, но на самочувствие не жаловался. Для него смерть Натальи была большой потерей, но еще больше он переживал из-за своей подруги. Олег давно подозревал, что между отцом и Екатериной Петровной было нечто большее, чем просто дружба.

Через несколько дней кошмар повторился. Он был на работе, когда позвонила мать и сообщила о смерти отца. Тут было много неясностей. За завтраком, по словам матери и Таси, Дмитрий Иванович выглядел, как обычно, потом удалился к себе в кабинет. Мать к нему не заходила. Между ними были очень напряженные отношения в последнее время. Она не могла ему простить того, что он на три дня уединился с Екатериной Петровной на даче, а он и не думал что-то объяснять или извиняться. Все же, когда он не вышел к обеду, она постучала к нему в кабинет, он не откликнулся, тогда она решилась войти. Дмитрий Иванович сидел в кресле. Сначала ей показалось, что он спит, но он был без сознания, и она сразу стала звонить Виктору Борисовичу. Тот был на совещании и отозвался только через полчаса. Почему мать сразу не вызвала скорую помощь и не позвонила Олегу, непонятно. Она говорит, что была в трансе и не соображала, что делает, надеялась только на Виктора Борисова. Когда он появился, то первым делом вызвал скорую помощь, но Дмитрий Иванович успел скончаться до ее приезда. Запоздалые действия семейного врача не смогли спасти пациента. Посмертный диагноз – обширный инсульт.

Екатерина Петровна присутствовала на похоронах отца, но на поминки не пришла. На кладбище лишь одну, отдающую театральностью, фразу бросила ему в лицо: «Ваш род проклят!»

Олег курил одну сигарету за другой, но я не делала ему замечаний. Сегодняшняя исповедь давалась ему нелегко. Он снял очки и стал их протирать. Я впервые видела его без очков, но его глаза не показались мне беззащитными, как это бывает у многих очкариков. Он смотрел на меня яркими карими глазами, в которых отражалась смесь разнообразных чувств.

– Я еще ни с кем не затрагивал эти темы столь откровенно, – сказал он, – даже с Пашей.

Помимо воли я почувствовала себя польщенной его доверием и накрыла своей ладонью его руку, лежащую на столе.

– Это очень хорошо, что ты мне это рассказал. Кажется, я начинаю кое-что понимать. В двух смертях близких тебе людей много неясного и подозрительного, и ты хочешь разобраться, чтобы нормально жить дальше. Я постараюсь тебе помочь.

Когда моя рука незаметно оказалась в его руке, я пришла в себя и, высвободив свою руку, внимательно посмотрела на него:

– Думаю, ты мне еще не всё рассказал, но на сегодня довольно. В общем, можешь на меня положиться.

– Я знал это с первой минуты нашего знакомства, – улыбнулся он. – Хотя, нет! Я это понял несколькими минутами позднее, когда ты топнула на меня ногой на вокзале.

Мы рассмеялись, вспомнив в подробностях ту сцену, и впервые за два месяца знакомства между нами возник такой близкий контакт. Он опять взял меня за руку, и моя кисть оказалась зажатой в его ладонях. Он же не сводил с меня доброжелательного, а то и нежного взгляда. Я была в замешательстве. Меня спас звонок мобильника. Высвободив руку, я взяла телефон и, увидев, кто звонит, вспыхнула с головы до ног. Затем посмотрела на Олега, давая понять, что хочу разговаривать без свидетелей, но он не сдвинулся с места. Тогда я пулей выскочила из кухни и, затаившись в своей комнате, с бьющимся в горле сердцем, ответила на звонок.

– Здравствуй, Маша. Это я, – произнес Артем.

Давно следовало бы забыть этого предателя, но я замирала, обмирала и таяла от его голоса, и ничего не могла с этим поделать. Наверное, он подумал, что я разговариваю с ним слишком сухо и даже недоброжелательно, но я просто могла выдавливать из себя лишь отдельные слова, на фразы дыхания не хватало, да и мой голос напоминал скрип немазаной телеги. Всё же соображать я как-то могла, так что поняла, чего он от меня хочет. Артем приехал в Питер и предлагал сегодня встретиться, якобы у него ко мне есть важное дело.

– Какое?

– Это не телефонный разговор.

Моя гордость противилась этой встрече, но соблазн увидеть Артема был слишком велик. И я не устояла. Мы договорились встретиться через час в кафе на улице Марата, он остановился в гостинице неподалеку оттуда. Переодеваясь и причесываясь, я размышляла, как вести себя с ним. Какое у него ко мне дело? Или это всего лишь предлог? Нет, вряд ли. Скорее, он хочет убедиться, что мне без него плохо, уж слишком явно он переживал то, что я так быстро нашла ему замену. Всевозможные предположения просто раздирали мой мозг, мне еле удалось сосредоточиться на своем внешнем виде.

Через пятнадцать минут я вышла из своей комнаты, одетая с иголочки, с легким макияжем и лихорадочно блестящими глазами. Олег сидел за компьютером в кабинете и, увидев меня, поднялся:

– Ты куда-то собралась?

– Да, у меня встреча.

– ОН звонил?

Я кивнула:

– Он приехал в Питер на несколько дней и хочет обсудить со мной какое-то важное дело.

– И ты поверила этому бреду о важном деле? – с неприятной усмешкой на лице поинтересовался он.

– Вот встречусь и узнаю.

Олег вызвался подвезти меня на машине, но я отказалась, заверив, что умею пользоваться общественным транспортом. В прихожей он подал мне плащ и посмотрел на меня настороженным и даже колючим взглядом:

– Надеюсь, ты помнишь о нашем договоре?

– Само собой, – пробурчала я, скрываясь за дверью.

В кафе я появилась с небольшим опозданием. Это было весьма демократичное заведение, без каких-либо излишеств, в какие меня и прежде приглашал Артем. Тут я с неприязнью вспомнила, что свою новую подругу он привел в самый шикарный ресторан города. Это помогло мне справиться с волнением, и в зал я вошла, полностью владея собой. Половина столиков пустовала, Артем сидел за столиком у окна лицом к двери и, увидев меня, сразу вскочил. Он был в джинсах и джемпере, с растрепанной шевелюрой, в общем, выглядел естественно и прекрасно. Я не понимала, что чувствую, но когда он сделал попытку меняобнять, я его довольно грубо оттолкнула:

– Давай, обойдемся без телячьих нежностей.

Он помог мне снять плащ и повесил его на стоящую рядом вешалку. Затем мы обсудили меню и сделали заказ. Я то и дело ловила на себе его восхищенные взгляды, но делала вид, что не замечаю их.

– Ты выглядишь потрясающе! – наконец, высказался он.

– Спасибо. Как видишь, приобрести внешний лоск совсем нетрудно. Но не будем отклоняться от темы. Какое у тебя ко мне дело?

– Я привез твою картину. Ты была права, она весьма интересна, тогда я ее недооценил.

Перед моими глазами предстала сцена из прошлого, и давняя обида вернулась.

– Можешь оставить ее себе. Она очень хорошо вписывается в современный интерьер. Я же живу в старинной квартире с антикварной мебелью, так что там она будет неуместна. – После небольшой паузы спросила: – Значит, твое важное дело – это вернуть мне картину?