Амриты

– Человек… тело, – поправилась бабушка.

– А что с ним? Почему он в ящике?

Бабушка быстро подошла и потянула Настю от окна.

– Не смотри, это плохая примета.

– Какая примета? – не унималась Настя, – куда они едут? Почему музыка? Ну, бабушка!

– О, Господи! – не выдержала бабушка, – да похороны это, хоронят кого-то.

– Что делают? – не поняла Настя.

Бабушке удалось оттащить ее от окна. Но Настя требовала объяснений. Звуки заунывной музыки постепенно затихали. Бабушка прислушалась, покачала головой и мягко казала:

– Умер человек, Царствие Небесное! – И перекрестилась. Настя вытаращила глаза:

– Умер? Это как? Что это значит?

– Значит, что он больше не живет. – Бабушка старательно подбирала слова. – Помнишь, мы ездили на похороны твоей прабабушки? Дедушкиной мамы?

Настя задумалась. Честно говоря, помнилось плохо. Её привезли куда-то, в другой город, там был дом с высоким забором, узкий двор, в котором было некуда деться, только ходить туда-сюда. А в доме были чем-то озабоченные взрослые и такой же длинный ящик, в ящике кто-то лежал, Настя тогда так и не поняла, кто. Она еще не знала тогда, что впервые в своей жизни столкнулась со смертью.

– Нет, не помню, – она отрицательно тряхнула головой. – Зачем человека кладут в ящик?

И бабушка стала рассказывать о смерти. Она старалась рассказывать не страшно. Но все, что услышала Настя, весь смысл рассказанного заключался в длинном ящике – это гроб, в который кладут неподвижного человека. Человек ничего не чувствует, не видит, не слышит, и даже дышать не может. И вот такого человека, точнее, его тело, закапывали в землю и оставляли там навсегда. Настя испугалась. Каково это, очутиться в наглухо заколоченном ящике под землей? Оттуда же невозможно выбраться! Даже если кричать, никто не услышит!

– Человека нельзя в ящик! – воскликнула она.

Бабушка вздохнула:

– Так положено, деточка. Мертвое тело надо зарыть в землю.

– Кем положено? Почему положено!? – волновалась Настя, – Ба, а почему этот человек умер? Он сильно болели? Его, что, нельзя оживить?

– Может быть и болел, а может, просто, пожил-пожил, состарился и умер, все умирают, – сказала бабушка.

– Что?! – ужаснулась Настя, – как это все?! – она вцепилась в бабушкину юбку, и, подняв голову, посмотрела ей в лицо, такое доброе, любимое бабушкино лицо, – ты же не умрешь? – допытывалась она.

Бабушка погладила ее по голове.

– Все когда-нибудь умирают.

– Нет! Это не правда! – закричала Настя. Она замахала руками, заплакала навзрыд и уткнулась в бабушкин живот. – Ты не умрешь! – рыдала она, – я тебе не разрешаю! И никто не умрет! Я вообще никогда не умру!

– Хорошо-хорошо, – пыталась успокоить ее бабушка, – мы не будем умирать.

Настя крепко обхватила ее руками и зажурилась:

– Умирать нельзя, это неправильно!

И еще несколько дней она твердила всем вокруг, что никто из них не смеет умирать. И ей все обещали. Смеялись даже, как будто в смерти есть что-то смешное.

А дед даже купил ей книжку-сказку. В сказке маленький царевич все время плакал, и его отец пообещал ему, что когда тот вырастет, он подарит ему молодость без старости и жизнь без смерти. Царевич успокоился. Но когда он вырос и потребовал у отца обещанного, царь не знал, что ответить, не было у него молодости без старости и жизни без смерти. «Я пошутил» – признался он. «Ты был мал, часто плакал, и я придумал для тебя сказку». Царевич не смирился, и отправился искать источник вечной молодости. После многолетних поисков он нашел то, что искал. Вернулся домой и едва успел спасти от смерти своих одряхлевших родителей.

Сказка Насте очень понравилась. Она давала надежду.

Став старше, Настя убедилась в том, что люди действительно смертны. И она страшно боялась потерять родителей, бабушку, деда, родных. Она следила за ними, чтоб успеть предупредить признаки, приход смерти. И ей везло. Никто не умирал среди близких. И тогда Настя решила для себя, что уж в ее-то семье никто не умрет. Потому что ученые скоро изобретут лекарство против смерти. А если не изобретут, то его откроет сама Настя.

Три года спустя (Подтверждение)

– Бабушка, я не хочу!

Бабушка, не отпуская Настину руку, тянула ее за собой и ласково уговаривала:

– Надо, Настенька. Ничего страшного, доктор просто проверит твои глазки.

Настя изо всех сил упиралась. Бабушка вынуждена была то и дело останавливаться:

– Ну, пожалуйста, деточка! – просила она, – идем скорее, у нас же время назначено.

– Ну и пусть! – не сдавалась Настя, – а я не хочу!

– Настя, ну сама подумай, – умоляла бабушка, – это же не я так решила, а врачи. Что мама скажет, если мы с тобой не попадем на прием? Ведь мне влетит от нее.

– Ей надо, пускай и проверяется, а я не хочу! – Настя сделала вид, что готова заплакать. Она начала всхлипывать, морщить нос и кривить губы, – Вы все меня мучаете! – воскликнула она.

– Что ты, деточка, что ты! – бабушка испуганно огляделась по сторонам. Вдруг, кто-нибудь услышит! Что люди подумают?

Но улица была пустынна в этот послеполуденный час.

Бабушка воодушевилась:

– Мы почти пришли, – сообщила она, – смотри, какой красивый дом!

Настя дернула плечом, но сама незаметно покосилась в сторону невысокого особняка, с прятавшегося в глубине двора за густыми деревьями. Бабушка остановилась у чугунных, в завитушках ворот и облегченно вздохнула:

– Ну вот, мы и пришли.

Настя, упрямо наклонив голову, ковыряла носком сандалии потрескавшийся асфальт.

– Идем, Настенька, – шепнула бабушка, – а то неудобно, увидит кто-нибудь, как ты капризничает и подумает, что ты плохая девочка.

– Я не плохая!

– Конечно, ты очень хорошая, – согласилась бабушка. – Идем!

Настя угрюмо посмотрела на ворота, на особняк в глубине двора, и поняла, что идти все равно придется. Можно, конечно, устроить скандал. Но тогда вокруг соберутся взрослые, набегут врачи, все станут уговаривать ее, и все равно заставят войти в особняк.