Последние пылинки

– Да.

– Твой дедушка, Настя Егорова, умер три… уже почти четыре недели назад. Соболезную. Но ты, думаю, давно об этом догадалась?

Она молчит. Перед ней на столе лежат большие желтые подсолнухи – искусственные, конечно, откуда живым подсолнухам зимой взяться. Настя сначала хотела купить гвоздики и отвезти их на кладбище, к заснеженной могиле с черным крестом и золотистой табличкой. Мама скинула эту фотографию сразу после похорон, но Настя посмотрела на нее только этим утром.

Живые цветы она все же брать не стала, ей показалось грубостью оставлять их на морозе. Но до кладбища Настя так и не добралась, приехала к деду в квартиру. Открыла дверь своим ключом.

Все по-прежнему. Только дедушки больше нет.

– Семяшкин Валерий Николаевич умер в десять минут первого пополуночи. У него остановилось сердце… Твой дед был сильным человеком, Настя Егорова. Он боролся до последнего. Но даже это не всегда помогает.

Она знает. Мама сбросила это сообщение с результатами вскрытия, надеясь, что хотя бы после него Настя ответит на ее бесконечные звонки. Это было еще до похорон, когда дедушка лежал в морге… Настя не хотела верить, не хочет и сейчас.

Но она почти готова принять эту правду.

Теперь телефон можно отложить – для воображения не нужны лишние вещи. Она и вправду звонила в самом начале, разговаривала с тем самым реаниматологом, чьего имени не знает, а он единственный рассказывал Насте, что происходит с ее дедом. После дедовой смерти она боялась звонить в больницу – они играться не будут, скажут, как на духу, но она не готова была, не хотела, просто физические не могла…

Она слушала несуществующий голос в телефонной трубке и знала, что можно верить в чудо. Чуть-чуть, еще день или два. Не знать, умер дедушка или нет. Он ведь долго боролся, долго лежал среди таких же угасающих стариков, и у Насти все это время оставалось одно лишь спасение – вот этот вот голос, который не оставил их одинокими в беде.