Играй в меня

Приглашение было не одно. Я вообще оказался жизненно необходим всем тем, кто старательно не вспоминал обо мне все эти годы. Начиная с тетушек и заканчивая официальными банкетами и просто приглашениями выпить в хорошей компании.

Несколько инвесторов устраивали целый приём после открытия центра. А самое интересное предложение поступило сегодня. Позвонил Вадик. Мы с ним общались в университете, сначала не очень, потом активнее, когда Сенька из моей жизни исчез. Вадик не пропал, хватка у него всегда была. В Олимпийце арендовал чуть не четверть первого этажа, да и звонил иногда в мои московские годы.

– Привет, – начал он и сразу перешёл к делу. – Ребята наши собираются. Точнее, я собрал. Не дно: я, Серый, Лёха. Ещё пара значительных человек. Пора наводить мосты, Димка! В среду в семь встречаемся, я позвоню. Обстановка неформальная. Бухать, короче, будем. Договорились?

– Давай, – согласился я.

Терять мне было нечего, и в городскую жизнь вливаться нужно, учитывая, что я хотел подобраться к Сеньке как можно ближе.

Среда была уже сегодня – я провёл в родном городе уже несколько дней. Пролетели они в хлопотах незаметно.

Если я не хотел опоздать, то уже следовало выходить. Начало седьмого, а темно, словно полночь. Если сначала мне идти не хотелось, то сейчас я даже испытывал определённый азарт. Интересно, они знают – эти Вадькины значительные люди, что чуть больше десятка лет назад меня выбросили из города, как нашкодившего щенка? Что, если бы не идиотская мечта вернуться, я бы таких высот не достиг?

Не важно. В любом случае своё право вернуться я выгрыз зубами, и уступать не намерен. Я больше не Димка, я – Дмитрий Чернов, богатый человек. А богатым можно все, и допустимость многого решается именно толщиной кошелька. Мой кошелёк был достаточно толст, и я намерен напихать в него ещё немало банкнот. Не потому, что хочу этого. Потому что это мои гарантии.

Центральные входы в торговый центр были закрыты, я вынырнул через один из боковых, все ещё наслаждаясь тем, что все это – моё. Каждый этаж, каждый закуток, каждый пролёт скрытой от глаз служебной лестницы. На улице лицо ощутимо щипал мороз – я вдохнул холодный воздух с немалым удовольствием. Он помогал прочистить мозги, взбодриться.

В машине вкусно пахло кофе, едва чувствовался запах сигарет. Я поморщился – надо все же избавляться от привычки, которая вновь грозила стать постоянной. Юлька… Юлька все ещё в Москве. Я был так увлечен своим новым детищем, что даже не задумывался, скучаю ли по ней? Наверное… просто привык, что рядом. Что обеспечивает быт, что, проснувшись ночью, слышу её дыхание. Что её тело тёплое и податливое. А что ещё требуется от брака? Мне достаточно. Излишняя увлечённость партнёром к хорошему не приводит – это я уже тоже понял. На своём примере.

Катька снова лезла в голову. Не удивительно – весь этот город ею пропах. Казалось, окно открою и уловлю шлейф её парфюма, или даже скользнет по коже лёгкая прядь волос.

Я решил не курить, но когда сигаретная пачка опустела, притормозил у метро. Чуть в стороне от станции виднелась табачная лавка, заманивала заядлых курильщиков яркой вывеской. Я знал, что стоит выпить, как рука сама к сигарете потянется, поэтому сдался, снова вышел в мороз, нечаянно сильно хлопнув дверцей машины.

Девушка стояла ко мне спиной. Я видел, что она судорожно раз за разом набирает телефонный номер, прижимает смартфон к уху, потом сбрасывает звонок и начинает заново. Обычная девушка. Сапожки из тонкой кожи – наверняка в них холодно, лёгкая шубка. Распущенные тёмные волосы чуть поблескивают, отражая свет фонаря.

Но я остановился, как вкопанный. Даже шаг назад сделал, словно собираясь опять спрятаться в салоне машины, щелкнуть, блокируя двери и умчаться отсюда, а может, даже из этого города.

Это была Катя. Смешно, но я уверен. Абонент в очередной раз не взял трубку, она бросила телефон в сумочку, и потянула дверь, входя в тот самый магазин, куда держал путь и я. Я мог бы войти тоже, но остался на месте, жадно пытаясь разглядеть Катьку через бликующее окно. Я не был готов к встрече. Не сейчас. Но и уйти не мог. И чувствовал себя донельзя глупо.

А как меня ломало первые годы… Сейчас в это верится с трудом. И вот рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки. Можно войти, коснуться, в глаза посмотреть. И… и что? Ничего.

Катя вышла. Стоя на ступенях, открыла пачку сигарет, достала одну, выронила. Вторую, закурила, жадно затянувшись. Я жалел, что ночь – лицо её плохо видно. Только огонёк зажигалки на миг осветил. Она же снова достала телефон, снова набрала номер. Кому она звонит так настойчиво? Может, Сеньке? А может, вовсе замуж вышла. И даже дети есть. От меня рожать не захотела, а вот от другого, более подходящего мужчины, почему нет? Я дал себе слово, что завтра же ознакомлюсь с досье – сколько можно кота за хвост тянуть?

Катя отбросила сигарету, прошла к припаркованной недалеко малолитражке, выехала, едва не завязнув в сугробе. Я подавил нелепое желание поехать следом за ней. Купил сигареты, скурил три подряд, сидя в машине, на том же пятачке возле станции метро.

Затем не сдержался. Я не должен ехать следом за Катькой, точно. Но я хотя бы могу проверить, там же она живёт или переехала? Поехал к её дому. Свет горел в окнах, даже автомобильчик её на парковке нашёлся. Ну что, стало легче? Никуда Катька не делась. Один раз я её даже в окно увидел мельком. Волосы убраны в идиотский пучок – она всегда такой скручивала, когда уставала от лезущих в лицо прядей. Такая близкая теперь, а кажется, ещё дальше, чем когда за сотни километров. Если поднимусь сейчас, откроет ли дверь?

Я представил удивлённое, немного испуганное лицо Катьки и засмеялся. Вовремя зазвонивший телефон спас меня, вернул на землю. Меня Вадик ждёт. Нужно просто напиться и все. Ещё мне нужна женщина.

Юльке я не изменял. Не из любви огромной, отнюдь. Просто взвешивал любое своё увлечение, думая стоит ли. Стабильность с некоторых пор я ценил куда выше сиюминутной страсти. Один эпизод два года назад в Европе был, с девочкой переводчицей… Девочка была смешная и удивительно чистая, чем-то даже на Катьку похожая… Женщины, похожие на Катю, меня преследовали, кажется, я женился в противовес этому на абсолютной её противоположности. Как бы то ни было, об этой измене и о той девушке я и не вспоминал. И девицами лёгкого поведения брезговал, как и московскими тусовщицами.

Я ехал на встречу с Вадиком. Пьянка была запланирована в загородном клубе. Домик в лесу, деревянные, остро пахнущие деревом стены, шапки снежные на елях, баня. Сто лет в бане не был.

Компания подобралась адекватная, кого-то я действительно помнил. Алкоголь и правда неплохо выветривал мозг, забивая его новой, совершенно неважной чепухой. Мы пили, говорили о чем-то взахлеб, под потолком коромыслом висел сизый сигаретный дым. Завтра точно голова будет болеть. Да важно ли?

– Сенька-то в люди выбился, – наступил на мозоль Вадик. – В политику даже податься собрался. Бог знает, зачем оно ему нужно.

– Не сегодня, – отмахнулся я. – Завтра.

Я уже знал все необходимое о Сеньке. И даже примерился, с какой стороны к нему подойти, чтобы больнее ударить. И Вадькина помощь лишней не будет – он всегда был наблюдательным и головастым. Я выпил, закусил солёным огурцом, удивительно хрустким и вкусным, холодным до боли в зубах. Мимо прошёл наш банщик и по совместительству официант – здоровый бородатый мужик. Хлопнула входная дверь, раздались женский голоса, смех.

– Девочки приехали, – удовлетворительно протянул Вадик.

Я заинтересовался, хоть и говорил, что с такими женщинами стараюсь не связываться. Но от осознания того, что Катька рядом, кровь бурлила и требовала выхода. Девочки вошли, и я понял – нет. Все же я не хочу секса с той, для которой он работа. Не настолько пьян.

Компания разбилась на пьяные визгливые группки, степень опьянения выросла. Мне казалось, что я на удивление трезвый, но, поднявшись, понял, что меня чуть заносит в сторону. Блондинке, прелести которой буквально вываливались наружу, это показалось смешным, она смеялась добрые пять минут. Я смотрел, как в такт пьяному смеху подпрыгивает в декольте её грудь, и думал – что я здесь делаю?

Надо донапиться и валить домой, психовать и смотреть пьяные сны про Катьку. Я закурил в очередной раз, опрокинул в себя стопку, в которой вместо водки плавал коньяк, поморщился. Нетвёрдым шагом вышел на улицу. Сел прямо в снег, докурил, воткнул сигарету в сугроб.

– У меня есть кое-что для тебя, – сказал Вадик за моей спиной. – Можно сказать, специальный заказ.

– Баба?

– Баба, – хмыкнул тот в ответ. – Со стороны бани первая дверь.

Вот поеду я сейчас домой, думать про Катьку, про руку Сенькину, что лежала на её талии так уверенно, про того, кто ей так нужен, что позвонила ему пятнадцать раз подряд, а мне в Москву – ни разу. А быть может, позвонила бы в первый год, я бы все бросил и приехал. Вот нужны они мне, эти мысли, которые из головы никак не выгнать? Нет. Так может, выбить клин клином, то есть чужой бабой?

– Выпить дай, – попросил я.

В руках у Вадьки бутылка. В ней виски. Голова точно расколется – слишком много напитков намешал. Но сейчас не важно. Сейчас почти хорошо. Словно вот глоток, ещё глоток, и точно лучше станет. И не важно, что алкоголь обжигает горло, камнем оседает в желудке, путает мысли. Именно это мне и нужно. Выпить ещё, а потом обойти дом, войти в первую от бани дверь и заняться сексом, вымещая на нечаянной партнерше все свои обиды. Перетерпит – ей за это платят.

Глава 8. Катя

Долги бывают разными. Мой был необъятным – по сути, я была должна целую жизнь.

Тогда – много лет назад – светлая мысль пришла в голову Ляльке.

– Светка Гусейнова в том году сорвалась, – задумчиво сказала она.

Мне имя ни о чем не говорило, я промолчала. Мозг лихорадочно подбирал различные варианты избавления меня от новой работы – кто бы знал, что уволиться будет так сложно! Мы сидели в моей кухне втроём: я, Сенька и Лялька. Теперь мы часто заседали таким составом. Думали.

– Которая? – переспросил Сенька.

– Залетела, Мишка её в сторону тихонько отвел. Про неё забыли все, даже ты забыл. Но фишка в том, что Мишка-то остался. Как залог молчания Светки.

Сенька задумался, видимо, все же вспомнил Светку. Я поставила чайник. Мама легла в больницу, наступил сентябрь, Лялька практически перебралась жить ко мне. Не знаю, как так вышло, но с Лялей было спокойнее, и я не возражала.

– Зачем изобретать велосипед? – воскликнул мой друг. – Пойдём по той же схеме. Скажу всем, что ты моя девушка. Там нет людей, что пересекались бы с Димкой, надеюсь, он не узнает. Будешь чаще показываться со мной. Это тебя хоть от Жорика оградит. Потом сообщим, что ты беременна. Если нужно – симулируем выкидыш. После операции отправим тебя с мамой в санаторий на пару месяцев, а там глядишь, про тебя и забудут. А я останусь… залогом.

Я поглядела на Сеньку диковато – как он, вообще, себе это представляет? Но на следующий день выдержала мерзкий разговор с Жориком и согласилась изображать и любовь, и беременность, и в санаторий ехать, и к черту на кулички. Жорик понял, что «начальство» отчего-то меня защищает, и выбирал моменты, когда рядом никого не было. Хватал меня за руки – хорошо, если только за них – вел себя так, словно имеет на это право. Теперь Лялька не отходила от меня ни на шаг, словно она – маленькая красивая кукла Ляля – могла меня защитить.

Я стояла на очередной пыльной кухне и смотрела в окно. Листья стремительно желтели и уже начинали опадать, близилась очередная зима. Мысли путались. Мой цикл, по которому можно было сверять часы, сбился. Уже четыре дня задержки. Я боялась идти в аптеку, хотя и понимала, что необходимо.

От мысли о том, что внутри меня зародилась маленькая жизнь – единение меня и Димки – становилось тепло и страшно. Страшно, потому что совсем не время. А с другой стороны, кто знает, когда вообще время рожать детей? Мысли сделать аборт у меня даже не возникало – детей любви нужно рожать, и плевать на время… Я была уверена в Димкиной любви так же, как и в своей. Горы свернем. Все будет хорошо. Иначе быть не может.

Я так погрузилась в свои мысли, что забыла прислушиваться к происходящему в квартире. А зря. Дверь скрипнула, причём противно так, что становилось понятно, что Жорик идёт.

– Приве-ет, – протянул он, – скучаешь?