Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу!

Лиза была не в восторге от этого поручения.

– Как же, Татьяна Михайловна, я поеду? Вы сами вчера меня отпустили на целый день поработать в библиотеке. Мы же договорились, что я буду одновременно работать и над своей рукописью?!

В голосе шефини послышалось раздражение:

– Что ты как маленькая, черт побери! Вчера я тебя отпустила, а сегодня выяснилось, что ехать, кроме тебя, некому! Двое сотрудников заболели. Один простоял вчера два часа на холодном ветру перед гостиницей, прежде чем попасть на пресс-конференцию к важному лицу. Другому надо ехать в аэропорт ловить поп-диву. У дивы нет другого времени – только полчаса между регистрацией на рейс и вылетом. Скажи спасибо, что я туда тебя не посылаю – понимаю, что у тебя маленький ребенок.

– Спасибо, Татьяна Михайловна! – Лиза хоть и соблюдала дистанцию в обращении с начальством, но интонацию выбрала соответствующую своему разочарованию.

– Вот то-то, гляди у меня! – Татьяна Михайловна понимала, когда для пользы дела на сотрудников надо нажать, а когда и отпустить. В данном случае она хоть и представила себе скептическую мину на мордочке Лизы, ничего ей больше не сказала, только продиктовала адрес учреждения, куда надо было ехать.

Маленький Саша проснулся и заплакал в своей комнате. Пререкаться теперь стало некогда.

Лиза быстро записала адрес в блокнот.

– К кому мне обратиться?

– К Артуру Сергеевичу Иноземцеву, он познакомит тебя с кем нужно.

Саша обиделся, что мама до сих пор не подошла к нему, вылез из постели и отправился босиком ее искать. Лиза быстро подхватила его на руки и проговорила торопясь в трубку:

– Когда нужен материал?

– Как всегда – надо было еще вчера. – Татьяна Михайловна, заканчивая разговаривать с Лизой, уже переключилась на кого-то, пришедшего к ней в кабинет.

– Уф-ф! – в задумчивости выдохнула Лиза. Саша решил, что она хочет поиграть с ним, и засмеялся. Лиза пощекотала его теплый бочок. – Что же, мой милый, ничего не попишешь! – сказала она сыну осторожно. – Не получается у меня побыть с тобой целый день. Давай пока позавтракаем и погуляем, а потом я все-таки поеду на работу, а к тебе вызову Галю.

Некоторое время, очевидно, пока перерабатывалась полученная информация, лицо у Саши не менялось, зато потом оно резко сморщилось, покраснело, он залился слезами и душераздирающе закричал:

– Не хочу Галю! Ты же обещала, что никуда не уйдешь! Я не хочу Галю!

Он вырвался, убежал назад в постель, упал там со всего маху на подушку и стал громко рыдать, дергая ногами и сотрясаясь всем телом.

Лиза еще раз сделала «у-уф-ф!», заглянула в ванную, сняла с батареи детские колготки и пошла к сыну. Саша, спиной почувствовав присутствие матери в комнате, усилил свой крик. Лиза присела к сыну на диван. Необходимо было начать переговоры.

– Послушай меня, – начала она. – Давай не будем портить друг другу настроение. Мне и самой не хочется никуда идти, но ничего не поделаешь – надо. Ты лучше сейчас вставай, умывайся, а я сделаю нам с тобой завтрак. Потом мы погуляем, а к обеду придет Галя. Вечером я привезу тебе новую игрушку. Слышишь, Саша? Договорились?

– Не договорились! – зло выкрикнул Саша и отвернулся к стене. Он уже перестал плакать и только всхлипывал и мелко колотил ногой о другую ногу.

– Ну не капризничай! – Характер у Лизы был не такой, чтобы плакать по всякому случаю, но настроение испортилось и у нее. Татьяна Михайловна нарушила договоренность, в то время как Лиза так ждала этого денька. Она действительно собиралась пробыть целый день дома, но это не означало, что она не выкроила бы время поработать над рукописью – женщина планировала ею заняться, когда Сашка уляжется днем спать. Кроме того, ей необходимо было еще приготовить еду на два дня вперед, так как следующие дни тоже были заполнены до предела. Теперь же опять все придется переносить на ночь… – Вставай, Саша! Надо уметь мириться с обстоятельствами! – Лиза считала, что она как профессиональный психолог должна находить общий язык с любым человеком, в том числе и с собственным сыном, но на практике это оказывалось гораздо труднее, чем она себе представляла. Лиза мечтала, что вырастит из Саши настоящего мужчину, каких сейчас вообще мало на этом свете, и особенно в нашей стране, но с каждым днем чувствовала, что реализация ее мечты почему-то отдалялась все дальше и дальше.

Саша продолжал канючить и дрыгаться. Лиза почувствовала и жалость к сыну, и раздражение. Ну почему, когда она все так хорошо объяснила ему, он продолжает капризничать? Они только теряют время!

– В конце концов, я же не ухожу сегодня на работу, как всегда, в девять утра! До часу дня мы можем вместе быть дома!

– А я не хочу до часу! – Саша совершенно отказывался идти на контакт. Подначивая сам себя, весь красный, вспотевший, он продолжал противно ныть, лежа в постели. Время между тем утекало с катастрофической быстротой. В Лизе боролись два чувства. Подойти и накричать, даже наподдать ему хорошенько, чтобы он понял, что нельзя так себя вести, когда ему объясняют по-человечески, или взять сначала себя в руки, его на руки, снова начать уговаривать и жалеть, потом как-нибудь перевести ситуацию в игру и тем самым все-таки добиться, чтобы он вылез, наконец, из постели. Был, правда, еще третий вариант: предоставить Сашке возможность валяться, сколько он посчитает нужным, позавтракать одной и потом заняться своими делами. Но как завтракать одной, когда в дальней комнате громко воет твое единственное дитя? Возможно ли в такой ситуации заниматься делами? Она еще должна вывести сына на прогулку. Лиза посмотрела на часы. Саша упорно ломал весь режим дня.

Черт побери! Неужели этот так давно ожидаемый день пройдет в дурацких уговорах, соплях и в конечном счете в плохом настроении, раздражении на весь мир и на себя – за то, что Лиза не может справиться с собственным сыном, не в состоянии управлять ситуацией и строить жизнь так, как ей бы хотелось? Время идет, часы тикают не переставая, а она все топчется на месте.

– Ну хорошо, немного поспи и вставай! – Лиза решила взять с Сашей бодрый тон. – Я пока пойду готовить завтрак! Когда тебе надоест валяться в постели, одевайся и приходи! Я буду тебя ждать! – С этими словами она храбро вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Она знала, что сын не любит лежать в темноте один. Но сейчас было позднее утро, уже вполне рассвело и неожиданно, как бывает осенью, выглянуло солнце. Один его любопытный луч стал нахально пробиваться на кухню сквозь шторку, обследуя все щели, и его появление придало Лизе дополнительный стимул.

И пока сейчас в ожидании сына она, купаясь в этом луче, готовила завтрак, луч кружил, и танцующие в нем пылинки складывались в мозгу Лизы в крохотные буковки новой статьи о тысячах страждущих женщин, для которых материнство по разным причинам остается недосягаемой, но главной мечтой.

«Как найти золотую середину между желаемым и достигнутым?» – размышляла она, а заголовок статьи уже возник в ее сознании. «Точно ли мы знаем, чего хотим?» – она видела, как буквы растягиваются на развороте. «Пожалуй, тянет на тему номера!» – подумала она и автоматически разбила яйца для омлета в пластмассовую миску. А между тем в маленькой комнате установилась подозрительная тишина. Но, забывшись в мечтах, Лиза не обратила на это внимания. Опомнилась она только тогда, когда в комнате опять настойчиво зазвонил телефон.

2

Мужчина несет в своем семени дух, форму, личность. Мужчина – это тот, кто дает вещи душу… Женщина представляет материальную опору в виде своей крови, телесности, плоти, которая стареет, ветшает и умирает. Сущность души неизменно мужская. Рождение девочек, во всех случаях, результат слабости родителя по причине болезни, старости или слишком раннего зачатия.

    Аристотель. Метафизика, VII, 9, 1034Б

Не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось представление, что он попал в какое-то бабье царство, ибо до сих пор в нашем повествовании речь шла преимущественно о женщинах и детях. Исключение составляет Кирилл, но он, как бывший муж, не может играть роль главного мужского персонажа в этом романе. Поэтому, кажется, уже настало время вывести на авансцену повествования нашего истинного героя – фигуру, по мнению автора, во всех отношениях достойную внимания. Возможно, достоинства его не бесспорны, но, без сомнения, это человек интересный и уж совершенно не укладывающийся в рамки представлений женских журналов о мачо – герое-любовнике без страха и упрека.

Итак, в то же самое утро, когда разговаривала с Кириллом Нина Воронина, спорила с дочерью Таня-Пульсатилла и уговаривала капризного сына журналистка Лиза, потягиваясь, встал с постели некто Юрий Николаевич Обломцев, персонаж совершенно еще пока не известный ни нам, ни всем трем женщинам. Это мужчина тридцати восьми лет от роду, не толстый и не худой, неженатый, но разведенный, преподаватель одного из технических вузов столицы. С уже поредевшими на висках мягкими, слегка вьющимися русыми волосами, он, пожалуй, выделялся среди многих представителей сильного пола. И главным его отличием являлась не часто теперь встречающаяся манера держаться – чуть ленивая, очень спокойная и даже, не побоюсь этого слова, вполне равнодушная. В наше суетливое время, когда жизнь кипит и бурлит, будто молодой вулкан, угрожающий устроить новую вселенскую катастрофу, люди нервно бегают, торопясь ухватить свою долю благ, этот достойный вид, присущий «вещи в себе», отличает либо очень умных людей, либо иностранцев. Впрочем, иностранцы, приехавшие в нашу страну делать деньги, а не вальяжно прогуливаться по Красной площади, тоже через некоторое время начинают суматошно бегать. Что касается ума нашего героя, то судить о нем предоставим возможность героиням и читателям, но уж никак не автору.

Лицо Юрия Николаевича украшала небольшая богемная бородка – то ли очень коротко постриженная, то ли, наоборот, еще не переросшая стадию слишком длинной щетины. Она придавала ему видимость эдакой «модности», хотя во всем остальном этот человек принадлежностью к богеме не отличался: носил самые обычные, купленные в ближайшем к дому магазине джинсы, обыкновенную рубашку в тонкую полоску и скромный пиджак, сшитый из его любимой ткани – английского твида в мелкую крапинку. Вместе с тем при первом взгляде на Юрия Николаевича заурядному собеседнику вполне могла бы прийти в голову мысль, что перед ним рядовой любитель выпить вечерком чего-нибудь «сухонького», а под маской лени и равнодушия скрывается неутомимый волокита. Или даже Юрий Николаевич мог представляться укрывающимся от налоговых структур тайным держателем большого количества ценных акций и антиквариата. Но поскольку история наша не имеет черт детективного жанра, есть смысл уточнить сразу же, что ни в чем «этаком», включая наркоманию, гомосексуализм, садомазохизм и кое-что еще в таком же роде, наш герой не был замешан. И вообще вид у него мог бы быть совершенно заурядным, если бы не несомненное, но, впрочем, далеко не всегда распознаваемое сходство с некоторыми положительными героями чеховских пьес. Этому же, кстати, способствовали и заключенные в тонкую оправу, овальной формы, весьма привычно и ловко сидящие на его далеко не выдающемся носу очки.

Во всяком случае, не биржи ценных бумаг в Москве, Токио, Нью-Йорке или Лондоне являлись целью жизненных устремлений этого человека. Самым подходящим местом для него на земле мог быть заповедный островок чудом сохранившегося спокойствия в скверике на мысе острова Сен-Луи в Париже или где-нибудь на левом берегу Сены, в районе церкви Сен-Сюльпис, в маленьком кафе, где чашка кофе и стакан воды стоят одинаково – два евро, и их вполне хватает для того, чтобы сидеть, не скучая, одному за круглым столиком и пару часов наблюдать, как проходит мимо тебя жизнь улицы. Весьма уместной в его руках могла быть и книга, купленная неподалеку на букинистических развалах бульвара Сен-Мишель. Кроме того, мужчины с внешностью нашего героя могут запросто полдня гонять деревянной указкой парусники по глади фонтана в Люксембургском саду, а потом, оставив кораблик сушиться на тяжеленном стуле, посадить за пазуху маленькую собачку, привыкшую терпеливо ожидать хозяина во время всех его развлечений, и укатить куда-нибудь на велосипеде в разгар рабочего дня с самым что ни на есть беззаботным видом. Но так как нашему герою ни на левом, ни на правом берегу Сены бывать никогда еще не доводилось, он и не мечтал о том, чего никогда в жизни не видел. Поэтому, не испытывая совершенно никаких страданий по поводу дальних стран, Юрий Николаевич, встав с постели, отправился в ванную комнату, а по дороге туда достаточно равнодушно бросил взгляд в зеркало. Сделано это было с одной-единственной целью – оценить, достаточно ли отросла его любимая борода, не требуется ли ее подстричь или можно еще оставить как есть, полагая, что окружающие сочтут сероватую тень, расположенную между подбородком и ушами, данью моде.

– Юрочка, надо все-таки побриться, – заметила вслух вполне еще моложавая женщина, выходя из кухни и снимая с плечиков в прихожей свое пальто. – Ты не забыл, куда тебе с утра нужно идти?

– Здравствуй, мама. – Юра запахнул поплотнее махровый халат и чмокнул мать в щеку. – Что-то рано ты сегодня собралась на работу.

– Много дел, дорогой. Завтрак на столе. Что не доешь – убери в холодильник. Передавай привет Насте. Ну, ни пуха ни пера! Желаю успеха в твоем начинании.

Юра промычал в ответ что-то невнятное.

– Можешь смело посылать меня к черту! – засмеялась мама. – Во всяком случае, когда ты был студентом, это всегда срабатывало! Экзамены ты сдавал хорошо!

– Неужели ты думаешь, что только поэтому?

– Кто знает, кто знает! – Елена Сергеевна проверила, положила ли она в сумку расческу и ключи от квартиры. – Ключи на месте, пенсионное удостоверение тоже. Я побежала, мой дорогой. Представляешь, твоя мама с этого года уже ездит в метро по пенсионному удостоверению!

– Неужели наличие этой корочки для тебя что-нибудь меняет? – Юра снял соринку с материного пальто.

– Сначала казалось, что да! Очень многое! – Елена Сергеевна задержалась на минутку на пороге. – Я почему-то стеснялась показывать его контролерам. А теперь привыкла. Очень удобно – не надо платить за проезд!

– Тебя должны штрафовать за подделку документов! На вид тебе никто не даст больше сорока трех! – Хотя Юра и зевнул, комплимент этот был вполне искренен.

– Так я тебе и поверила! – Мама уже с площадки помахала рукой. – Так, Насте не забудь передать привет! Она неплохая женщина, заботится о тебе, и потом, мне кажется, что ты к ней уже вполне привык!

– Обязательно передам! – Юра закрыл за Еленой Сергеевной дверь и направился в ванную. Там, как и полагается по утрам джентльмену, он принял контрастный душ, тщательно почистил зубы и все-таки побрил щеки. Потом на уютной маленькой кухне, которую помнил с детства, выпил кофе, а еду, не попробовав ни кусочка, аккуратно убрал в холодильник. Тщательно вымыл за собой чашку, оделся и, сняв со спинки стула уже знакомый нам пиджак в крапинку, тоже направился в прихожую. Тут зазвонил телефон.

– Ты не забыл, что должен идти сегодня устраиваться на новую работу? – В последнее время у Насти, по крайней мере когда она разговаривала с Юрой, появились в голосе напряженные нотки, как у учительницы, отчитывающей непослушного ученика.

– Не забыл.

– Что это за ответ «Не забыл»?